Все эти мысли пронеслись в моей голове, когда после толчка прикладом в спину я оказался на улице. Причем по-прежнему без телогрейки.
- Прямо! - прозвучал сзади голос конвоира.
Где находится барак-карцер, я примерно представлял. Это самый дальний закуток лагеря, рядом с мертвецкой, где я последний раз видел заледеневшее тело отца Иллариона. Не исключено, что такое соседство выбрано не случайно. В карцере легко откинуть коньки, а чтобы сильно не напрягать с транспортировкой покойника, вот он, морг - в двух шагах.
Навстречу из темноты выскочил запыхавшийся вертухай с винтовкой наперевес.
- Леха, че случилось? - выдохнул он.
- О, Серега, проснулся! - хмыкнул мой конвоир. - Ты где был-то? Тут уголовники с политическими бучу устроили.
- Ни хрена себе! А я у Надюхи ночевал, слышу - сирена. Ну, думаю, что-то серьезное, а тут вона чего!.. А это ты куда его ведешь?
- Серьезная персона, - важно кивнул в мою сторону Симонов. - Тот самый, который блатарей с 11-го отряда в больничку отправил. Тоже в драке не последний был, надо думать. Теперь в карцере посидит.
- А-а, ясно... Ну ладно, пойду начальству доложусь, надеюсь, сильно не слетит.
Мы разминулись с задержавшимся у любовницы вертухаем и двинулись дальше. Все это время я лихорадочно соображал, что предпринять, чтобы избежать карцера, а лучше вообще слинять на хрен из этого вертепа. Завладеть оружием конвоира, найти одежонку поприличнее, какую-никакую еду раздобыть в столовой... Как-то видел того же самого Лагина верхом, может, здесь и конюшня есть. На лошади оно как-то было бы сподручнее хотя бы часть пути преодолеть, нежели на своих двоих. Эх, размечтался, Ефимка! Тем более, еще самому непонятно, куда валить, но главное, чтобы, как говорил незабвенный Михаил Сергеевич - процесс пошел.
Та-ак, до карцера-то тем временем всего ничего, вон за тем бараком он и будет, родненький. А там своя охрана, и что-то сделать окажется на порядок сложнее. Поэтому нужно решаться. Сейчас или никогда.
Я внезапно остановился, со стоном схватился за грудь и согнулся пополам.
-Эй, ты чего?
Конвоир тоже остановился позади, не зная, что предпринять. Я же, продолжая хрипеть, бухнулся уже на колени, всем видом демонстрируя, как мне хреново, мол, того и гляди окочурюсь. И в то же время краем глаза следил за Симоновым. Если вплотную не приблизится, будет так же держать меня на мушке на расстоянии пары метров - мой замысел накроется медным тазом.
Но, видно, Бог все же глянул в мою сторону. Конвойный приблизился на метр и ткнул в меня стволом трехлинейки:
- Слышь, мужик, ты чего? Тебе плохо, что ли?
- Хана мне, братишка, - выдавил я из себя между стонами. - Похоже, что-то отбили, да еще ваш Лагин, сука, добавил. Помираю я.
- Э-э, какой помираю, мне тебя велено в карцер живым доставить, там и помирай сколько влезет. Вставай, осталось всего ничего.
Еще один тычок стволом, но на этот раз я обхватил ледяную металлическую трубку и резко дернул на себя. Не ожидавший такой подлянки Симонов качнулся вперед, выпуская винтовку из рук, а в следующее мгновение получил прикладом точно промеж глаз, под нижний край шапки-ушанки. Смешно икнув, вертухай осел на снег и затих. Кожа на лбу лопнула, но вроде бы живой, пульс прощупывается. Побудет какое-то время в отключке. И мне этого времени должно хватить, чтобы конфисковать у конвоира длиннополый овчинный тулуп, валенки и рукавицы с шапкой. Размерчик, правда, помельче моего, все внатяг, особенно в плечах, хоть я и похудел за последние месяцы в неволе. Как же хорошо в теплой одежонке! И валенки подошли, на обмотанных портянками ногах сидели как влитые. Шапку с красной металлической звездой на голову, теперь перепоясаться ремнем с притороченным к нему патронташем. И последний штрих рукавицы со специально выделенным указательным пальцем, чтобы можно было давить на спусковой крючок. Не прошло и пары минут, а я уже выгляжу как боец НКВД.
Так, а с этим что делать? Бедняга либо сейчас очнется, либо окочурится тут в одном исподнем. Не добивать же парня, в самом деле, совсем пацан еще, и нагрешить, скорее всего, не успел. Ладно, свои ботинки я ему на ноги натяну, но это и все, чем я мог ему помочь.
Тут мой взгляд упал на барак, где хранились покойники. Корешков вроде бы при морге постоянно живет, у него там своя каморка, вон и свет от керосиновой лампы виден в маленьком оконце. Может, и согласится приглядеть за новым постояльцем?
Однорукий инвалид, на мое счастье, оказался на месте, причем без гостей, что было весьма кстати. Лишние свидетели нам ни к чему. Отворотив люто заскрипевшую на морозце дверь, окинул взглядом открывшуюся его глазам картину и задумчиво почесал пальцами единственной руки затылок.
- Это что же, не иначе, как ты, Клим, в вертухайское обрядился? И надо думать, что вот с него ты и снял? Дохляка мне приволок?
- В корень зришь, дед. Только живой он... пока. Без сознания. Оставлять его на морозе жалко, решил вот, может, у тебя паренек перекантуется. С покойничками.
- Ну, заноси, места еще есть, правда, слышал, буча у вас там была, свежие поступления ожидаются?
- Была, и твое заведение скоро заполнится постояльцами, все равно их определять больше некуда.
- Ну давай, тащи уже, а то и я продрог тут стоять... Только и у покойников не теплее, разве что ветра нет.
- А ты его одеялом прикрой, а предварительно спеленаю и кляп вставлю, чтобы раньше времени не шумел.
- Тогда и меня в моей комнатушке спеленай, можешь и тряпку в рот засунуть. А то приволокут сейчас трупы и подумают, что я тебе пособничал.
- И точно, как же это я сам не догадался!
В общем, сделали все, как запланировали. Уложил я конвойного на полати в мертвецкой, по соседству с окоченевшим зеком. Корешков притащил веревку и одеяло, сшитое из разноцветных кусков материи. Пока пеленал Симонова, тот уже начал приходить в себя, и я тут же знаками отослал старика, чтобы пленник его не запомнил. Затем продолжил дело, и в финале прикрыл бедолагу разноцветной попоной. Тот уже вращал белками глаз, пытаясь осознать, что происходит.
- Полежи пока в тишине, и не рыпайся, - прошептал я ему на ухо. - Будешь дергаться - пристрелю.
Тот попытался что-то промычать, но из-за вставленного в рот кляпа в виде какой-то вонючей тряпки из закромов сторожа трудно было разобрать содержание заготовленной для меня фразы. Оставив неудачливого конвоира наедине с покойниками, я перебрался в комнатушку Корешкова и проделал ту же процедуру, что и с Симоновым. М-да, связывать однорукого мне еще не доводилось. Ну ничего, примотать руку к туловищу - и готово. Теперь переложить на топчан. Для кляпа я нашел тряпку почище.
- Ладно, бывай, дед, не поминай лихом, - кивнул я на прощание.
Тот в ответ моргнул, и я вышел из барака на свежий воздух. Так, теперь в сторону столовой, может, удастся там чем-нибудь поживиться. Правда, непонятно еще, как я выберусь за пределы лагеря, но будет решать проблемы по мере их поступления.
В столовой никого не было, о чем свидетельствовал висевший на двери амбарный замок. Пара ударов прикладом - и скоба вместе с замком уже в снегу. Внутри темно, хоть глаз коли. Блин, надо было у сторожа хоть спички спросить, теперь что же, к нему возвращаться?
А не хочется. Может, удастся найти что-то съестное наощупь... Примерное расположение помещений в столовой я помнил, в большой зал идти смысла нет, нужно порыскать в подсобке. А она прямо и налево, если я ничего не путаю. Вот только какая дверь, первая или вторая? Одна из комнат точно поварская, там, может, пожрать и найдется, но вряд ли много.
Я вел ладонью по шершавым доскам, всем своим нутром чувствуя, как испаряются драгоценные минуты. Так, вот первая дверь. Толкнул - заперто. Ладно, применим силу. Удара плечом оказалось достаточно, чтобы хлипкий запор слетел и я оказался внутри. Через небольшое зарешеченное конце проникало внутрь немного света, и этого минимума мне хватило понять, что я, похоже, оказался в поварской. В этот момент какое-то странное шевеление в углу заставило меня вскинуть винтовку.
