Вот тут моё сердце по-настоящему растаяло… Взгляду предстал огромный зал с гигантскими, лишенными всяких гардин окнами, и частично заставленный всякой всячиной – от эскизов и картин, написанных Вирджем, до всевозможных заготовок и незавершенных скульптур.
Но главным поводом для счастья был великолепнейший вид, который из этих окон открывался. Заснеженный, залитый солнечным светом мир!
Увидав эту красоту, я простила синеглазому бабнику всё! И одновременно ужасно обрадовалась, что мы одни, что посторонние мою реакцию не видят.
А она была совершенно неадекватной – я сперва выдохнула, потом взвизгнула и со всех ног помчалась к окнам, чтобы остановиться в десятке сантиметров от стекла и застыть с распахнутым ртом.
Вирдж отнёсся с пониманием. Более того, сообщник довольно крякнул и шустро направился в дальний, особо захламлённый угол.
К моменту, когда ступор прошел, и я смогла оторваться от созерцания заснеженного мира, рядом уже стояли три мольберта. #286976824 / 07-фев-2017 А Вирдж, не скрывая довольной улыбки, махнул рукой и заявил:
– Выбирай!
– А подрамник для холста найдётся? – тут же поинтересовалась я.
Парень насмешливо фыркнул и, окинув внимательным взглядом свои закрома, в другой, противоположный первому, угол направился. Забубнил там, зашуршал, а спустя ещё несколько минут, мне предоставили не только подрамники, но и стопку уже загрунтованных холстов. И зачем я, спрашивается, свои везла?
– Выбирай, – поигрывая новеньким гвоздемётом, повторил Вирдж.
Ну а едва я определилась с размерами подрамника, принялся лично натягивать холст.
Такая забота была очень приятна.
Не хватало лишь одного – моего чемоданчика с карандашами, грифелем и красками. То есть тут, в мастерской, все инструменты, конечно, имелись, но своё как-то привычнее и оттого лучше.
– Сейчас принесут, – услышав о проблеме, заявил Вирдж. Временно отложил гвоздемёт и отошел, чтобы позвонить в колокольчик, вызывая слугу.
Я тоже отошла – вернулась к окнам и вновь застыла. Стояла и впитывала этот невероятный пейзаж, эти лучи холодного зимнего солнца.
Оставалась малость – успеть запечатлеть хотя бы часть этого великолепия. И надеяться, что завтра утром погода будет такой же. Что этот чудный вид повторится, и мне не придётся ждать слишком долго, чтобы продолжить работу.
Остаток дня пролетел неуловимо быстро – я даже не заметила, как это случилось. От холста отвлеклась лишь тогда, когда над миром начал сгущаться сумрак, а мастерская озарилась светом множества ламп.
Сообщник всё это время был здесь же, со мной. Сперва расхаживал по мастерской, рассматривая свои старые заготовки, а потом принялся корпеть над новым эскизом.
Я, заметив в руках Вирджа лист бумаги и карандаш, сразу вспомнила про обещанный бюст и напряглась. Но короткая разведка с заглядыванием через плечо опасения развеяла – оказалось, Вирдж вдохновился не мной, а предстоящим праздником. Он рисовал шута, танцующего в венке из еловых веток. По эскизам фигура получалась очень сложной, но занимательной.
Когда я отложила палитру и кисти, Вирдж, который уже не рисовал, а корпел над куском глины, своё занятие тоже оставил. И кивнул на расположенный в отдалении столик – тот, где стояли остатки поданного нам обеда, а ещё чайник и магическая горелка.
Причём обед мы не просили, но леди Элва проявила инициативу – прислала горничных. К счастью, нам предложили не суп, а бутерброды и закуски, к которым прилагалась записка: «Дети! Только попробуйте не поесть!»
Отказать при такой постановке вопроса было совершенно невозможно, и мы, разумеется, перекусили. А теперь Вирдж активировал горелку, чтобы выпить чаю, закончить рабочий день.
Пока сообщник старался, я стянула выданный мне фартук и принялась вытирать руки пропитанной растворителем салфеткой. Затем осматривать платье на предмет пятен, которые, учитывая ограниченное количество одежды, были крайне нежелательны.
Ровно в тот момент, когда я изогнулась, пытаясь осмотреть себя сзади – просто в пылу работы можно испачкаться в самых неожиданных местах, – дверь плавно приоткрылась, и в студию заглянул Селвин.
Он молниеносно оценил обстановку, и в следующую секунду дверь открылась уже полностью, а на пороге появился не один поросёнок, а вся великолепная четвёрка.
– Ну наконец-то! – воскликнул Осб.
– Мы уже и не надеялись, что вы закончите, – добавил Селвин.
Вирдж сразу нахохлился и, развернувшись к двери, сказал ворчливо:
– Если кто-то забыл, то напомню, это моя личная территория, и я вас сюда не приглашал.
– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся Идгард.
А Тунор вытащил из-за спины бутылку вина и добавил:
– Смотрите, что у нас есть.
Вирдж нахохлился сильней, однако возмущаться прекратил. Четвёрка поросят этим молчанием сразу воспользовались – дружно ввалились в студию и направились к нам.
А оказавшись в нескольких шагах, столь же дружно траекторию движения сменила! Устремилась не к столу, где уже закипал установленный на магическую горелку чайник, а к моему мольберту.
Остановились братья почти синхронно, и замерли, рассматривая очень далёкую от завершения картину. Осберт склонил голову набок, Селвин важно сложил руки на груди, Тунор хмыкнул, а Ид сказал:
– А ведь действительно неплохо.
Мой «возлюбленный» выразительно скривился и парировал:
– А ты сомневался?
– Конечно, нет, – заявил ищейка. И после короткой паузы: – В чём сомневаться? Я-то картины Айрин уже видел.
Брови упомянутой художницы плавно взлетели на середину лба, а лицо вытянулось. К счастью, я оказалась не единственной, кого огорошило это заявление – удивились вообще все.
– Когда ты успел? – в голосе Осберта прозвучало возмущение. Словно без него, без судьи, Идгард видеть мои работы никак не мог.
– Когда в Ристаун ездил, – ответил Ид.
– А ты ездил в Ристаун? – продолжил изумляться судья.
– В конце осени, в связи с одним из расследований, – пояснил ищейка. – В перерывах между общением с воротилами чёрного рынка и парой зарвавшихся алхимиков, я несколько раз заглядывал к Вирджу. В университетскую галерею тоже зашел.
– И чего там? – спросил Тунор.
– Картины, скульптуры, – озвучил очевидное Ид. – А на каждом экспонате табличка с указанием автора.
Я ощутила, как по спине побежал холодок. Правда, причина крылась вовсе не в том, что Ид поинтересовался моими работами. По нервам ударило другое – напоминание о должности «старшенького».
Одновременно возникло желание повернуться к сообщнику и, взяв того за ворот рубахи, спросить – ты почему не предупредил?! И стало очень жаль, что во время вчерашнего разговора я этот момент упустила. Вот просто упустила и всё. Другие события оказались ярче, затмили эту информацию.
– Ну а, учитывая все рассказы Вирджа, – продолжил Ид, – не заметить фамилию тан Риниан, я, конечно, не мог. Так что…
Идгард отступил от мольберта и обернулся, демонстрируя нам прямо-таки сияющую физиономию. Его радость оказалась настолько заразительна, что я тоже улыбнулась, и даже оттаяла слегка.
– Ты не говорил, что заходил в галерею, – буркнул Вирдж.
Ищейка пожал плечами, мол – да, и что такого? И обратился уже не к нам, а к адвокату:
– Тунор, что там с вином? Открываешь или как?
Вот теперь от мольберта отлепились все…
Осб сверкнул белозубой улыбкой и направился к непрезентабельного вида шкафчику, стоявшему в отдалении, а Тунор безжалостно сломал керамическую печать и, ловко ударив по донышку, выбил пробку.
Уж чего, а вот таких фокусов я не ожидала. Только не от потомственных аристократов! Впрочем, учитывая все остальные повадки братьев…
– Ага, – донеслось от шкафчика. – А вот и бокалы!
Тот факт, что в мастерской есть отдельный шкаф с чистыми бокалами, а также уверенность, с которой Осберт искал посуду, намекнул – на «личной территории Вирджина» эти гости бывают часто.
