Я знала, что не простят. Уже никто не простит. Никто и никогда и даже никого. Украдкой я глянула на мать Чи – по лицу бледной одурманенной и потому лишенной возможности двигаться женщины текли слезы… Мне кажется она его любила. Своего мужа. И потому так сильно любила и сына – Акихиро был почти копией своего отца… И если я права, то ничуть не удивительно, что эта женщина отчаянно воспротивилась фактически унизительному браку сына с иномирянкой.
Мне вспомнились слова Чи: «Дед всегда был деспотичным тираном, но так явно поиздевался над семьей впервые».
Да уж – развлекся по полной программе.
Что ж, наступил час расплаты, тварь.
– Ой, вы знаете, но эти традиции наследования на Ятори, они действительно такие мудрые! Ведь не зря говорят: «Состарившись, люди снова становятся детьми»! Ведь это было так по-детски на императорском совете заявить: «Мой Чи сильнее всех шиноби клана Синар, побил вас один раз, побьет и другой». Так смешно! – и я рассмеялась.
Мой смех не поддержал никто, все смотрели на следующий слайд, который я намеренно оставила подольше. Слайд, на котором Иничи Акихиро даже почти улыбался, а место, где еще в прошлом году стоял Чи… оно было пустым.
Так показательно. Так точно, как выстрел прямо в цель. Так отчетливо и наглядно.
И контрастом, противопоставлением, диссонансом мое недоуменное:
– Разве это не смешно? Ну что же вы, это ведь и правда забавно! Ну разве хоть кто-нибудь, хоть на мгновение мог бы подумать, что один сбежавший из дома ребенок, может убить тысячи великолепно обученных шиноби клана Синар?!
Тишина стала еще более угнетающей.
– Ну что же вы? – я изображала абсолютно искреннее непонимание ситуации. – Я же говорю, все пословицы на Ятори очень мудрые, к примеру: «Лучше быть врагом хорошего человека, чем другом плохого» … ой, не то, простите, я еще не слишком хорошо владею яторийским. В смысле я хотела сказать: «Состарившись, люди снова становятся детьми»! Разве можно было воспринимать его слова всерьез?! Ну что же вы, ну действительно представьте себе одного маленького худенького изголодавшегося Чи и несколько тысяч шиноби Синар! Это же смешно, правда. Мой прекрасный император, вы, озаренный мудростью, вы точно не могли поверить тому, кто практически снова стал ребенком. Это же смешно, нелепо и действительно очень смешно.
Не смеялся никто.
Абсолютно никто.
И уж тем более император. У него не было и повода для улыбки, потому что я хорошо помнила слова Чи: «Синар – клан шиноби, который мой дед подставил, абсолютно ложно обвинив в нелояльности к императорской семье. Половину из них вырезали в первую же ночь. Вторая – скрылась в лесах».
И теперь всем стало более чем очевидно, насколько грязно играл Адзауро-старший. Насколько существенна была его ложь. А также то, какую угрозу представляет этот старик для клана, для империи, для тех кланов, которые еще не попали под удар, но обязательно попадут: «Лис, повадившийся в курятник на одной курице не остановится».
И в тишине наполненного ужасом помещения, раздался тихий, но ледяной настолько, что казалось стены покрываются инеем, голос императора:
– Иничи Адзауро, вы – позор рода. Вы позор всех кланов. Вы позор империи. Вам нет прощения, и нет смысла позорить себя лживыми попытками оправданий! Вы недостойный сын Ятори!
Это были страшные слова приговора. Приговора немедленного к исполнению.
Я, все еще играющая ничего не понимающую дурочку, испуганно огляделась – но на меня никто не смотрел – все взгляды были прикованы к Адзауро-старшему. Он сидел, едва способный сказать хоть что-то, его руки дрожали, но из сумрака выступила исаку Толла, в свете свечей и прожектора сверкнула сталь родовой катаны.
– Вы прожили недостойную жизнь, но я милостиво позволю вам достойно ее оборвать.– Произнес император. – Ради мира. Ради вашего клана. Во имя тех, кто не должен более гибнуть в войнах крови. Умрите достойно, Адзауро.
Старик встал с трудом.
Сделал несколько шагов, пошатываясь и словно не веря в происходящее… впрочем, он отдавал себе отчет в своих действиях лишь частично, и если бы не дурман, несомненно, попытался бы оправдаться, но… я не играю по правилам, господин Адзауро, мучительной вам смерти!
Это были лишь мысли. Только мысли. Всего лишь мысли…
Мои действия были иными!
Испуганный вскрик, когда старик Адзауро упал на колени, пытаясь заговорить, и не в силах вымолвить ни слова. По его щекам текли слезы, руки слушались с трудом, но призраком Истинного Воздаяния за все грехи, позади него стоял шиноби клана Синар, пусть и в облике служанки. И асин без колебания подал катану тому, кого с удовольствием прирезал бы сам. Но… в этом случае смерть была бы менее мучительна, а так – убившим себя традиционным способом медицинскую помощь на Ятори не оказывали, старику предстояло подыхать в одиночестве несколько дней.
Он это знал, присутствующие это знали, получивший от меня знак и спешно выведший из зала ребенка Полудохлый тоже все знал, и только я притворялась неведающей.
– Что вы… что вы делаете? Что вы…
Адзауро старший посмотрел на меня с настолько сжигающей ненавистью, что я даже почти передумала говорить ему прощальное слово. Но только почти… У меня был слишком существенный счет к данному индивиду для того, чтобы позволить ему умереть спокойно.
– Не…
Начала было, когда Адзауро обеими руками взялся рукоять катаны.
– Что вы… – наполненное ужасом, когда он разместил острие катаны напротив своего живота.
И… и что-то мне подсказывало, что он бы не решился, попытался избежать страшной участи, но исаку Толла… Едва заметный удар, невольный рефлекс и Адзауро-старший вогнал в себя оружие.
Замер, хрипя, и в ужасе глядя на содеянное, и даже не понял, как, завершил начатое, после еще одного крайне умелого удара асина. Рефлексы страшная штука в опытных руках…
– Не-е-ет! – закричала я. – Что вы делаете! Остановитесь!
Сама я естественно останавливаться не стала – увернувшись от руки, пытавшегося перехватить меня императора, я оббежала стол, подбежала к бьющемуся в агонии Адзауро, вскрикнула, «испугавшись», натекающей лужи крови, и пользуясь тем, что моего лица сейчас никто не видит, очень тихо сказала:
– Привет от Исинхая, гнида.
Адзауро, и так сотрясающийся в конвульсиях, с ужасом понимания всего произошедшего уставился на меня… Его рот отвратительно искривился, с губ закапала слюна, вперемешку с кровью, а потом Иничи Адзауро завалился набок, все еще пытаясь сказать хоть что-то.
Но мне хватило одного короткого взгляда асина клана Синар, чтобы понять – старик не заговорит уже никогда.
– Маари, – появление императора было неожиданностью, как и то, что он, притянув меня к себе, закрыл мне весь обзор на подыхающего Аздауро.
К сожалению, вид смерти врага был гораздо более приятным зрелищем, чем полный ненависти взгляд Акихиро… Мне казалось из его глаз на меня смотрит космическая черная дыра, обладающая такой силой, что с легкостью способна уничтожать планеты, звезды, целые галактики… В этом зале лишь двое знали, что во многом я солгала – я и он. И мне хотелось бы отвернуться, просто не видеть, как сильно он стиснул зубы. Насколько все его тело сейчас напоминало натянутую звенящую струну. И желание растоптать меня так явственно читалось в его взгляде…
И он имел полное право ненавидеть меня.
Я знала, что унизила его. Унизила дважды. Первый раз – демонстративно выбрав императора, и второй – высказав насмешливое «представьте себе одного маленького худенького изголодавшегося Чи и несколько тысяч шиноби Синар! Это же смешно!».
Смешно не было, было унизительно.
Я нанесла удар по его гордости, я занизила его значимость, я выставила его жертвой, а не воином, более чем способным уничтожить в одиночку не то что один клан – а сразу несколько…
Я разбудила монстра…
Отдавала ли я себе отчет в этом? Да.
Винила ли себя за это? Да.
Согласилась бы все изменить? Нет.
