– В таком случае ты никогда не узнаешь, где находится золото.
– У меня достаточно золота.
– Золото – это нечто такое, чего никогда не бывает достаточно.
– Хорошо. Я велю пытать тебя до тех пор, пока ты не скажешь, где оно, а потом убью.
Амир горько усмехнулся.
– Я выдержу пытки. И не скажу. Не скажу, потому что давно понял, что душевные муки куда страшнее телесных! Зачем меня пытать? Я добровольно отдам сокровища тому, кто вернет мне честь.
– Ты сам ее потерял. Превратился в разбойника, стал изгоем!
– Таким меня сделали, – спокойно промолвил Амир.
– Кто?
Молодой человек низко поклонился и ответил:
– Да простит меня всемогущий правитель! Это сделал твой отец. Его высочество должен помнить ту давнюю историю…
Аль-Мамун нахмурился.
– Да, я помню. Безрассудство, да еще любовь, в которую я не верю. Разве у тебя не было другого выхода, кроме как стать грабителем?
Амир сверкнул глазами.
– Какого, всемогущий? У меня отобрали все, мне запретили появляться в Багдаде.
– Не важно. Человек чести не станет разбойничать на дорогах. Ты являешься ко мне, правителю Хорасана, и заявляешь, что готов отдать сокровища, которые у меня украл! Да еще требуешь, чтобы я вернул тебе имя и честь! Ты непростительно дерзок!
– Таким меня сделала вольная жизнь.
– От которой ты готов отказаться?
– Потому что мне дорого другое. – Голос Амира изменился, в нем появились теплые, человеческие нотки. – Дорого прошлое, хотя я готов признать, что многое в нем было неправильным. Дорого мое имя. В Багдаде остались люди, которые, я надеюсь, любят и помнят меня.
Правитель Хорасана поморщился.
– Оставим это. Лучше скажи, что станут делать твои люди?
– Я приведу их к тебе. Они будут служить великому аль-Мамуну верой и правдой, как и я. У них нет ни семей, ни дома – ничего, и они не боятся смерти.
– Зачем мне разбойники?
– Это воины. Я сделал их такими. Разве его высочеству не нужны преданные люди? Полагаю, – осторожно произнес Амир, – новый халиф велит отозвать войска Хорасана в Багдад?
Аль-Мамун сжал пальцы так, что они побелели. Его волевое лицо исказилось.
– Это ты сорвал печати с грамоты, подписанной великим визирем?!
Возмущенный возглас правителя Хорасана походил на рык льва.
– Да, достойный. Клянусь. – Амир встал на одно колено и, приложив руку к сердцу, торжественно произнес: – Все, что мне довелось прочитать в том документе, я сохраню в строжайшей и священной тайне!
Абдаллах аль-Мамун покачал головой.
– Если бы ты знал, как мне хочется тебя убить!
Амир покорно склонил голову.
– Моя судьба в твоей власти: казни и милуй так, как тебе заблагорассудится. Я с тобой и поддержу тебя во всем. В борьбе персов за независимость, в отделении Хорасана от халифата.
– Какое тебе дело до персов?
– Моя мать – персиянка знатного рода. Так же, как и твоя, – промолвил Амир, хотя прекрасно знал, что старшего сына халифа произвела на свет рабыня.
– Я заключаю тебя в тюрьму, – сказал аль-Мамун, – тебя будут пытать, а потом казнят.
– Это твое последнее слово?
Правитель Хорасана промолчал. Он склонился над курси и сделал вид, что занят бумагами.
Когда Амира уводили, он повернулся и сказал:
– Я погубил немало жизней, но если и впредь мне придется убивать, моими жертвами, повелитель, станут только твои враги!
Глава V
Зюлейку поразили размеры и убранство дома, принадлежавшего семейству аль-Бархи. Она впервые оказалась в одном из тех загадочных особняков, крыши которых едва виднелись за высокими кирпичными стенами.
