Турецкий не договорил, запнулся на полуслове. Откуда-то из глубины до него донесся странный монотонный гул...
— Что это?
— Не знаю...
Блики лунного света зловеще прыгали по вздыбленной поверхности океана. Гул нарастал.
«Будто чугунный шар по асфальту катится...» — нервно передернул плечами Александр.
— То морской дьявол кричит от голода...
— Какой еще морской дьявол?
— Его никто не видел, во моряки говорят, шо он есть. Стоит на него один лишь разок взглянуть — и мгновенная смерть...
— Перестань.
— Морской дьявол может читать мысли. Он находит в них самый большой страх и принимает его обличие. И человек умирает от своего же страха, понимаешь?
— Понимаю. — Турецкий зло посмотрел на Гладия. — Лучшего момента не нашел?. Ребята под водой, а ты со своим дьяволом! Беду накаркать хочешь?
— Та это я так, к слову... — виновато потупился Вася. — Я раньше не верил во все эти бредни. А теперь, знаешь, шо-то начал верить... Люди же не просто так говорят...
Внезапно они увидели источник странного гула. Он сам был странным — круглый, прозрачный, его нутро ярко мерцало в глубинной черноте...
Это был огромный воздушный пузырь... Настолько огромный, что в нем могло бы разместиться коровье стадо...
И в следующий момент глиссер тряхнуло с такой силой, что мужчин подбросило в воздух и плашмя опрокинуло на палубу. Море расступилось, и из гигантской воронки взметнулся столб желто-кровавого пламени. Стало светло, как днем...
Прошло всего лишь какое-то мгновение, и все вокруг вновь окуталось ночной мглой. Будто и не было взрыва... Будто померещилось...
Александр и Василий все еще лежали на палубе, уставившись опустошенными взглядами в звездное небо... Случилось самое ужасное, что только можно было ожидать? Кислородный баллон не выдержал давления? Что вообще произошло? Подводный вулкан?..
Из рубки выполз Сотников, прижимая к груди окровавленную руку. Его задело осколком разлетевшегося вдребезги стекла.
— Братцы, вы живы? — тихо спросил он.
— Живы... — отозвался Турецкий.
— А что это было?
— Морской дьявол, — прошептал Вася, сглотнув комок в горле. — Морской дьявол...
Турецкий зло глянул на него, но тут же отвел глаза. «Дмитрия и Игоря Степановича больше нет. Они погибли...»
Время тянулось так медленно, что казалось, часы все остановились. Секундные стрелки переползали с деления на деление, как улитки.
Прошло пять минут. Десять. Пятнадцать. Всё.
Ну, еще подождали пять.
— Все, ребята, — резко поднялся Турецкий. — Будем прорываться в Россию. Вениамин, рана серьезная?
— Царапина...
— Становись за штурвал... Полный вперед.
Сотников оторвал от своей рубахи длинную полосу материи, перевязал руку. Он действовал скорей механически, нежели осмысленно. Осмыслить происшедшее было невозможно... Так глупо, так нелепо... И ради чего?
Нет, к этому никак нельзя было привыкнуть — к смерти. А уж он навидался ее за свою жизнь.
Веня шагнул было к рубке, но путь ему преградил Гладий.
— Не, — сказал он. — Мы никуда не поедем. Мы будем их ждать.
— Кого? Кого ждать? — опешил Венька. — Ты что, Вась?
— Они еще живые, — упрямо мотал головой Василий. — Они не имеют права. Это нечестно...
Александр все понял. У Василия что-то сорвалось внутри. Он был на грани истерики.
— А я хочу ехать?! Я что, по-твоему изверг?! Да я вообще лучше здесь подохну! — закричал визгливым голосом Венька. — Мне вообще на все наплевать!
Он схватил с палубы карабин и стал дубасить им по борту, пока карабин не раскололся в его руках, как игрушечный.
Это было уже коллективное помешательство. Ребята почувствовали то же, что и Александр.
Они привыкли бежать, мчаться, лететь, не останавливаясь ни на минуту. И вдруг наткнулись на стену, которую не прошибешь ни лбом, ни гранатометом. Смерть называется эта стена. Можно сколько угодно кричать и биться в слезах — смерть не отступает.
Александр зачерпнул ведром ледяной забортной воды и плеснул ею на обоих — Гладия и Сотникова.
Те на секунду замерли, а потом бессильно повалились на палубу, как-то жалобно, по-детски расплакались, обнялись, словно девчонки, и всхлипывали друг у друга на плече.
Турецкий оставил их, ушел на нос, привалился к борту. В пачке оставалась последняя сигарета. Намокла... Оставить на потом? Руки трясутся, требуют никотина. Чиркнул зажигалкой, терпкий дымок защекотал в носу. А канат так и остался в воде. Легче его обрубить...
Не было сил, не было эмоций. Только тупая боль усталости, сидящая колом в спине.
Александр докурил. Оглянулся на ребят. Те уже затихли, но все так же обнявшись сидели на палубе.
Он заставил себя оторваться от борта, нашел топор и рубанул им по канату.
Он сделал это нарочито демонстративно, он как бы показывал своим друзьям, что время сантиментов кончилось, он обрубил последний конец. Теперь надо думать о будущем, теперь надо снова двигаться, идти, бежать, мчаться, лететь...
— По местам, — сказал он глухо. — Заводи глиссер.
Ребята нехотя поднялись и пошли по своим местам. Вот и все, теперь он снова управляет командой. Хотя от команды остались всего двое...
И тут Александр услыхал тихий всплеск. Нет, это не волна, не рыба. Он бросился к противоположному борту, свесился с него по пояс и...
— А-а-а-а!.. — закричал он как-то хрипло и глухо срывающимся голосом. Это было словно заклинание и мольба, которые перерастали в надежду, в уверенность, а в конце концов в дикую, невыразимую радость.
Митяя и Игоря Степановича перенесли в кубрик, бережно уложили на топчаны, растерли их промороженные тела спиртом. Они были в шоке, их глаза безумно блуждали по лицам друзей... Из носа капитана обильно текла кровь, только спустя несколько минут ее удалось остановить... В остальном же — никаких повреждений. Целы и невредимы...
— Да, шарахнуло... — первым заговорил Митяй. Слова давались ему с невероятным трудом, он еле разжимал губы. — Но мы уже были далеко...
— Груз нашли? — Александр склонился к Митяю.
— Да... Контейнер... Тяжелый, сучара... Не поднять... Это он и рванул.
— Черт с ним, с контейнером! — радостно воскликнул Веня. — Главное, что вы живы! Мы ведь вас уже того... похоронили...
— Хорошая примета, — подал слабый голос Игорь Степанович. — Значит, покоптим еще этот свет...
— Погоди, — вдруг дошло до Турецкого. — Это контейнер взорвался?
— Контейнер, — кивнул Немой.
— А аппаратура?
