– Привет, ведьма.
Она расхохоталась:
– Благодаря тебе я стала выглядеть, как кинозвезда…
Она провела пистолетом от моей печени к лобку.
– Обратись к дяде, к моему дяде, он поможет тебе с трудоустройством, – посоветовал я.
– Нет уж, спасибо, покончив с тобой, я переключаюсь на шерпов. Это уже решено.
– На кого?
– Ну, на 'снежных барсов' – на альпинистов. Честно говоря, я уже давно поняла, что мой удел – шерпы, но начатое дело нужно всегда доводить до конца. Не так ли?
Мысленно я позавидовал запасу ее ненависти. Очевидно, справедливо, что в нашей войне именно она вышла победителем.
– Ты – настоящий дракон, малышка, – не поскупился я на похвалу.
– Да, малыш.
Она переместила свой 'магнум' еще ниже и похотливо рассмеялась.
– Дин Донн, – игриво произнесла она, вытянув губки.
В этот самый момент раздался выстрел, у Эсты Рюллинг удивленно расширились зрачки, и она рухнула мне на грудь. В комнату через окно ввалилось двое мужчин.
– Браво, Рольфс, – ядовито проговорил невысокий пожилой господин с короткими седыми завитушками на голове. – Наповал.
– Кто бы мог подумать, что Дин Донн – женщина, – отозвался Рольфс, завладев 'магнумом', который свалился мне между ног. – Столько лет водить ФБР за нос…
– Поздравляю, – обратился ко мне пожилой. – Было совершенно очевидно, что один из вас – знаменитый террорист Дин Донн, и ваше счастье, что это оказались не вы. Если не ошибаюсь, вы – последний уцелевший любитель эсперанто в мире.
– Где-то скрывается еще Лепаж-Ренуф, – возразил я…
Газеты раструбили по всему миру, что загадочный преступник Дин Донн наконец-то обезврежен. С особенным удовольствием муссировался тот факт, что Дином Донном оказалась женщина.
Я заперся у себя в бункере и долгое время провел за работой над 'Точным словарем Масперо'. Больше я ничем не мог заниматься. Наверное, я был первым драконом на свете, в полной мере достигшим цели. Правда, оставался еще Лепаж-Ренуф… Наконец, в один из погожих дней вспыхнул экран монитора, на котором замелькали строчки, написанные на эсперанто. Это мог быть только он. Оказывается, он купил островок в Атлантическом океане, на котором и жил все это время. Подробно описав этот клочок земли, он сообщал его координаты.
Я тут же сорвался с места: прилетел в Каракас, от побережья Венесуэлы пустился вплавь на нанятом катере и вскорости достиг острова.
Вышедший на берег Лепаж-Ренуф проводил меня в предназначенное для гостей бунгало. Кроме него и двоих слуг на острове никого не оказалось. За истекшее время Лепаж-Ренуф практически не изменился: все те же седые космы, обрамляющие лысину, твердый взгляд, низкий, слегка сипящий голос.
– Где она? – были первые слова, с которыми я к нему обратился.
– Ее больше нет со мной, поэтому я и пригласил тебя на остров.
– Ах, вот как… Значит вы знали, что я ее сын?
– Разумеется. Она сама мне сказала об этом.
– А она… говорит на эсперанто?
В ожидании ответа я весь напрягся. Он отрицательно замотал головой, и я с облегчением вздохнул.
– Где она сейчас?
– Я не знаю, – проговорил он.
Потом он пригласил меня к обеду.
В итоге я провел у него на острове около трех лет. Работал над 'Точным словарем Масперо', купался, загорал. Лепаж-Ренуф оборудовал в своем бунгало лабораторию и пропадал в ней целыми днями. Вечера мы проводили за бесконечными разговорами, дегустацией вин и игрой в домино. С насмешкой он наблюдал за моей работой. Он утверждал, что создание точных определений, напротив, усложнит отношения между людьми, лишь приблизительность понятий и суждений позволяет людям добиться взаимопонимания. Он становился все более странным. Как-то он заявил, глядя на раскинувшийся над морем небосвод: 'Звезды – это проекция на небе моих волос, стоящих дыбом'. Несмотря на размеренность нашего быта, в воздухе все больше пахло грозой. Чувствовалось, что, в конце концов, что-то должно произойти.
Однажды, на исходе дня, когда солнце багровым шрамом лежало на поверхности моря, он неожиданно проронил странную фразу:
– Эта женщина, Эста Рюллинг…
– Да? – отозвался я.
– Она ведь не была Дином Донном…
– Вот как? – Я мгновенно привел себя в состояние внутренней боевой готовности. – Кто же тогда?
Тут он извлек из кармана 'люгер' – в точности такой же, какой был у меня.
– Я, – спокойно произнес он.
– Вы? – Я остолбенел.
– Да, я. А ты удивлен?
Я начал кое о чем догадываться.
– Удивлен ли я? Не то слово!
– Дело в том, что ты – последний из любителей эсперанто, и мне бы хотелось довести начатое дело до конца, – сказал Лепаж-Ренуф.
– Что ж, – улыбнулся я. – Стреляйте, сделайте одолжение.
Он буквально впился в меня взглядом.
– Ты мне не веришь?
– Ни на грош.
И тогда он выстрелил. Разумеется, пистолет его был заряжен холостым патроном. В моей руке тоже появился 'люгер'.
– Вы этого хотели? – поинтересовался я.
– В известном смысле, да.
– Остальные патроны в вашем пистолете боевые?
– Очевидно.
– Когда вы догадались?
Он печально вздохнул.
– Почти с самого начала. Ведь ты очень похож на свою мать.
– Не сметь! – закричал я и выстрелил. Он покачнулся и рухнул на песок. – Не сметь! – продолжал кричать я и все стрелял, стрелял в его тело…
К счастью, слуги сбежались на выстрелы, и мне не пришлось вылавливать их по всему острову. Я похоронил их в одной могиле, потом устроил разгром в лаборатории.
Последняя страница эпопеи была перевернута, последний любитель эсперанто – мертв. Я перестал что-либо ощущать, словно превратился в живую мумию.
Без особых приключений я добрался до Каракаса и вылетел в Майами. Однако в Америке неожиданно обнаружил, что меня отказываются понимать. И тут понял, что говорю на эсперанто. Другие языки я с трудом понимал, но говорить на них разучился. Ведь долгое время я общался в основном с любителями эсперанто, работал над 'Словарем Масперо', а последние три года провел на острове, где говорить уже приходилось исключительно на эсперанто.
Я перестал понимать мир! И мир перестал понимать меня!
Я подумал, что, в сущности ведь, добился того, чего хотел, поскольку моей целью было усложнить проблему взаимопонимания. Однако прилива счастья при этом я не испытал.
Вернувшись к себе в бункер, я переломал все стенды с тарантулами и пошел сдаваться в полицию…
