романтично! А они еще в ручей полезли, типа смахнуть легкий пот. А они еще растяжкой позанимались. А у них еще массаж потом. А еще потом на палках махались, как ниндзя! Тетя Маша с палкой — это что-то! Ей бы танковое орудие под мышку больше подошло. Она и сама это поняла, наверно, потому что рыдала полночи, а мужик ее успокаивал.
Я, конечно, сразу понял, не дурак, зачем меня Чучик к ним отправил. Чтоб я им мешал. Чтоб ничего не было. Ну вот я и заявляю: ничего не было. Только ночью по мне можно было стадо слонов гонять, все равно бы не проснулся. Устал, что ли? Так что за ночь я не ручаюсь. А так — не было ничего.
Я, конечно, и ночью пытался бдить, ибо Чучика я глубоко уважаю, и не только за суперменство. Ну, они ночью говорили. Наверно. Точно помню, он ей сказал, что она потому толстая, что сил до фига, а ноша по жизни легкая. И что ноша Стража мира ей по габаритам в самый раз. А похудеет она от того или нет, ему вообще-то пофиг — но чисто по старой дружбе поможет и в этом. А она ему спасибо сказала, очень странным голосом. Еще помню, Иван этот мне сказал, чтоб я с ними занимался. В смысле, мало устал, еще подгрузиться треба. Ну, мне трудно, что ли? Я даже растяжку вместе с ними сделал. А потом — бетон, фигня какая-то в башке, сны называется…
Утром глаза продрал, а они снова на палках машутся. Это в наше-то тысячелетие. И чо, вот так и попрут с боккеном на автоматы?
С утра мы опять побежали. Как сказал Иван, чтоб у тети Маши дурные шлаки выбить. А утро-то очень ранним было, потому что у костра на голой земле долго не проспишь. Да и пока спишь, каждые полчаса просыпаешься, чтобы перевернуться.
У тети Маши черные круги под глазами, как после ночи любви. Чучику бы такого не брякнуть! Я же на страже стоял, то есть лежал, не было там ничего.
— Фигрень это все! — брякнула тетка к обеду и пригорюнилась.
К обеду — это я так, по привычке. Обеда-то, ясное дело, не того… Я понял — тетка сейчас повесится. Если веревку найдет, чтоб выдержала. И что ей этот вес? Мешает, что ли? Она же специалист-супер! Уж я- то знаю, она дома же работает, при мне. И никто своей фиговкой не дотумкивается, кто Информаторию программы задает. А это она.
А этот гад чернушный, нет чтобы утешить женщину в депресняке, я бы ради такого даже отвернулся, так он еще и поддакнул!
— Фигрень и фигерня! — согласился он, да таким гундосым голосом, что даже до сосен доперло, что это они меня передразнивают.
А мне пофиг! Я и назло могу так говорить, и даже еще гундявее. Ну, попытаюсь, по крайней мере.
— Марианна, махать мечом — это не суть Стража, это лишь один из боевых навыков, — серьезно сказал он. — А суть Стража — в имени его. Быть настороже. Всегда. А ты не настороже.
— Да настороже я! — орет тетка. — Как дура, в тайге…!
А он вдруг оказался разом около нее, змея бесшумная, и хрясь ее по щеке! Это тетю Машу! Я аж онемел. А то бы убил его на месте. Камнем!
Ух, как она глазами засверкала! Ух, как выпрямилась! И сразу покрасивела даже, мне понравилось. Ну тут и я очнулся, заорал что-то типа, что убью гада, а тетка тут же тоже заорала, типа чтобы я заткнулся, потому что он прав — дурдом, короче. Ага, думаю, потому меня Чучик и подослал, чтоб он тетку лупил, а на меня орали. А, пофиг все!
— Силуэт угрозы не заметила! — прошипел он. — Срубят тебя в первом контакте! А мне на тебя Город оставлять, не на кого больше, ты же самая надежная!
В общем, поорали они. А потом он так задушевно сказал:
— Анни, постарайся уж, а? Ну я тебя очень прошу! Постарайся. Времени нет. Я боюсь за тебя.
Конечно, тетка тут же растаяла — я сам чуть не растаял от умиления. Конечно, они тут же и помирились, не сходя с места, а как же иначе. А я виноват остался, что лезу не в свое дело. В смысле, в теткино дело. А какое тогда мое дело? Только тогда, когда в именно мой фейс кувалдой тычут? Ага, щас поверил. Хитрофиговых поразвелось, и не такое заявят. Фиг вам, не пролезет!
До ночи он тетке сто раз показывал-объяснял силуэты угрозы, с оружием и без, со зверьем, без зверья и просто с понтами. Даже я понял. И раз десять еще тетка словила плюху в ухо. Слез было! Так что я озверел маленько, подхватил камень… А он, гад, тут же повернулся, словно увидел спиной, и тихонько пояснил, что он как раз не Страж, а вовсе воин, и на чистом рефлексе меня по камням размажет. Случайно. Чтоб не мешал наставнику наставничать. Это ему, то есть. И чтобы лучше бы я сам подучился, скоро пригодится типа. Да и Марианне проще будет рядом с лопухом — это типа я — замечать свои успехи.
Вот как так получилось, что я согласился?! Мне же тут же прилетело в ухо, потому что не заметил силуэт угрозы. Ага, а как, спрашивается? Я же по камням скачу, гляжу под ноги, больниц-то здесь не найдешь, ежели что — а он как даст в ухо! Больно, блин. Правда, тетя Маша сблокировала, еще и надо мной посмеялась. Примитив, типа, пропустил, атаки же в первую очередь идут, когда отвлекаешься. А как же следить, если внимание действительно отвлекается?! Ну, правда, Ивану не в лом объяснить в сто первый раз. Понять бы еще, что это такое — свобода в концентрации.
На следующий день тетя Маша — вообще-то, Марианна по паспорту — стала «сгорать». Круги под глазами еще чернее. Кожа страшно обвисла. Я мог только ей молча сочувствовать. Вечное внимание Стража — это, я вам признаюсь, не штангу таскать. Штанга что! Пара часов — и ты свободен, расслабляйся. А Страж — это на всю жизнь, в каждое мгновение чтоб был настороже. Даже когда расслабляешься — будь готов. У тети Маши уже взгляд заледенел. Жуть!
О мечах Иван разъяснил мимоходом. Мол, не в оружии суть. Человек с человеком бьется. Чтоб целиться и на курок жать — тоже время требуется. И немалое, потому что человек несовершенен. Вот за это время и успевай отвечать. Ага. Одно дело стволом автомата повернуть, совсем другое — что-то успеть, когда под дулом стоишь. Но Иван сказал, многое можно успеть. Можно выстрел мечом отбить. Это если руки надежные и меч хороший. А у тети Марианны меч страшный. Я его даже в ножнах боюсь. Гибкое Лезвие, веч Стражей.
Иван вообще-то много чего рассказывал, мы ж еще и бежали все время, а под разговоры в транс улетаешь, тогда бежать немного легче. Бежали мы, потому что тетка вредные шлаки выгоняла. Что со мной творилось, я даже не хотел представлять. Прозрачным, наверно, стал.
Но мне все же полегче было. Я-то ночами спал. А тетка растяжкой занималась, и медитацией, и восстановлением кожи. Она же обвисла вся без жира. Так запросто и умереть можно было, нагрузка же запредельная. Но у меня тетка очень сильная, она, оказывается, чем только в юности ни занималась, пока ее не разнесло. Спортсменка, блин, не из последних. Ну, это неудивительно, при ее-то росте. А откуда б я знал, меня тогда и на свете не было. Я ее с младенчества помню как «тетю-слониху».
Ну, я и добегался в результате. Да мы все добегались. Тетя Марианна свалилась к ночи без чувств. А я ей даже помочь не мог, хотя до Города осталось совсем ничего, с обрыва спуститься и через Ингулинку перейти. Видения у меня начались. А я себя и в видениях плохо чувствовал, бессмыслица какая-то и бредятина в голову лезли. И в глаза.
Сначала ушел Иван. То есть не ушел. Закрутил головой, вскочил — и исчез. Куда-то. Потом вывалился откуда-то со здоровенным негром на руках. Только негр, кажется, серым был. Ну, ночью-то все кошки серые, наверно, и негры тоже. Ага. И глаза у него желтые были. Я так понял, умирал он. Я даже из видений выплыл, сесть пытался, да не вышло. Что-то этот негр бормотал, но я языков сроду не знал, я и родной не очень-то… Потом… потом Иван сказал, что Страж погиб. Помню, я даже удивился. Вот же тетя Марианна, рядом спит, как же погиб-то? Помню, Иван закаменел. Это так страшно выглядело, что я сознание потерял. Ну, может, и заснул, в моем состоянии одно от другого и не отличалось вовсе.
Очнулся, а Иван меня тормошит. И поднимает. Ага, щас. Ноги-то не хотят держать. А Иван еще и говорит все время, и требует, чтоб я все запомнил и передал кому-то, потому что он сам должен уйти до срока. Ага. Я имя-то свое не сразу …идентифицировал.
Он мне много чего наговорил.
— Все запомнил? — спрашивает эдак требовательно. — Все передашь командирам, все в свое время?
Ага, киваю, и запомнил, и передам, только бы поспать еще.
— Марианну не оставляй до конца! — приказал Иван. — Она Страж юный, посвящение не прошла, ей
