Генеральным секретарем ЦК КПСС. Теперь он уже сам регулировал доступ к Горбачеву и людей, и информации, получив громадное влияние на политику ЦК КПСС, а значит, и на жизнь страны. Но его восхождение к партийной власти на этом не закончилось: в 1987 году его избирают секретарем ЦК, а затем и кандидатом в члены Политбюро.
Но если сказать только это, значит, ничего не сказать. Горбачев сделал Лукьянова руководителем отдела административных органов ЦК КПСС, что означало контроль над всеми, как теперь говорят, силовыми структурами СССР, над юстицией и судом. Пост этот был настолько важен, что ни один генсек не выпускал его из-под своего непосредственного кураторства, назначая на адмотдел обычного заведующего и никогда — секретаря. Данный факт показывает меру доверия Горбачева Лукьянову.
Дальше последовало то, что все могли наблюдать по телевидению: Горбачев совмещает пост генсека с постом председателя Президиума Верховного Совета СССР, рекомендует Лукьянова своим первым заместителем, то есть на практике полностью поручает ему всю систему Советов. Именно Лукьянов стоял у истоков рождения «президентского государства — СССР». И не зря. После избрания Горбачева президентом тот уверенно проводит Лукьянова на место председателя Верховного Совета. Заметьте: не президиума, а Верховного Совета. Карьера небывалая. Но, очевидно, есть сермяжная правда в словах о том, что ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
А день 20 августа шел своим чередом и не было ему дела до наших мелких и крупных катастроф. Где- то около 16 часов я поехал на Зубовскую площадь, 4, где была оборудована телестудия «ТВ-Новости», имевшая выход на зарубежное телевидение, — наше, как известно, в эти дни услаждало взоры и слух соотечественников «Лебединым озером». Интервью брал у меня Вячеслав Костиков, которого позже Россия узнала как пресс-секретаря Бориса Ельцина. Думаю, что это интервью хорошо показывает, сколь малой информацией мы располагали.
Вопрос. Что сейчас происходит в Кремле, вы только что оттуда, какое настроение и как лично вы оцениваете ситуацию, сложившуюся с введением чрезвычайного положения? Я так называю эти события, хотя хочется назвать их другими словами.
Ответ. Естественно, что нас, как законодательную власть, интересуют, прежде всего, правовая основа, правовая оценка событий. Если говорить начистоту, — я высказываю, конечно, свою личную точку зрения, — здесь мы имеем дело с незаконным, неконституционным действием, с полным нарушением именно тех статей Конституции СССР и закона о чрезвычайном положении, на которые ссылаются члены ГКЧП.
Дело в том, что Верховный Совет никуда не исчезал. Он мог собраться в любую минуту. Можно было собраться в течение одного-двух дней. И можно было совершенно законным путем поставить перед Верховным Советом вопрос о том, что президент по каким-то причинам не может исполнять свои функции.
Сейчас же у нас получилась ситуация, что мы даже не имеем перехода власти из рук в руки. Ведь в любой стране, если вице-президент сменяет президента, он должен принести присягу, и только после присяги его указы или акты приобретают нормативную силу.
Вопрос. А может, это определяется тем, что просто удобна такая форма — чрезвычайное положение?
Ответ. Какая тут форма — все наоборот! Сначала издается указ — я-де вступаю в должность президента, затем объявляется чрезвычайное положение, формируется ГКЧП. Еще раз хочу повторить, что считаю это действо незаконным, неконституционным и надеюсь на то, что Верховный Совет выскажется об этом с полной определенностью.
Вопрос. Что же так торопило, что побуждало к таким экстраординарным решениям?
Ответ. У нас впереди было только одно событие, которого, впрочем, ждал весь мир и ждал советский народ, а именно — подписание Союзного договора. Ничего более чрезвычайного впереди не было. Этой акцией определенные силы сорвали подписание Союзного договора, к которому мы шли два года с таким трудом, с таким напряжением.
Вопрос. Нежелание подписывать Союзный договор, видимо, — главная побудительная причина. Но кто за этим? Вы сказали «определенные силы». Это странная формула, которая всегда нас очень будоражит.
Ответ. Вы сами можете ответить на этот вопрос, если посмотрите на состав ГКЧП. Вы увидите, что он чуть ли не на половину состоит из представителей военно-промышленного комплекса и людей, в той или иной мере причастных к этой сфере. Вы знаете также, что ВПК занимает в нашей экономике непомерно большое место — в некоторых республиках половину, а то и больше всей промышленности. Началась конверсия, началось разоружение, то есть определенные подвижки в военно- промышленном комплексе, который привык к безотказной даче всех и всяких материалов, к особым условиям работы и, естественно, расставаться с этим не хочет.
Есть и другая сила, я тоже назову ее с полной определенностью. Мне кажется, что здесь не последнюю роль сыграли страхи, которые испытывает КПСС, ранее правящая, а сейчас наиболее сильная политическая партия, в связи с подписанием Союзного договора.
Вопрос. Вы верите словам Янаева о возвращении М. С. Горбачева и продолжении совместной работы?
Ответ. Я должен сказать, что вчерашняя пресс-конференция, на которой выступали члены ГКЧП, произвела на меня угнетающее и отталкивающее впечатление. Я, как журналист, как политический деятель, конечно, встречал всякую ложь. Но редко бывает ложь такого масштаба и такой неприкрытости. Я-то знал, что накануне вечером, 18 числа, мои знакомые беседовали с Горбачевым, который находился в очень хорошем, нормальном состоянии. Обсуждал, как будет организовано подписание Союзного договора, был полон уверенности, что сегодня, 20-го, это подписание состоится.
А потом, кто поставил диагноз его здоровью? Павлов, Янаев? Я таких врачей не знаю. Вчера сказали, что организм у М. С. Горбачева подизносился. Ну, знаете, если на таком уровне будут даваться объяснения, если на таком уровне будут приниматься решения этим комитетом, то мы уж точно попадем в суперчрезвычайную ситуацию, в ситуацию гражданской войны, в ситуацию полного развала и деградации страны.
Вопрос. Вы обратили внимание, вчера я задал вопрос о том, когда мы сможем увидеть Михаила Сергеевича. И получил ответ: как только поправится. Если следовать такой логике, то процесс выздоровления может затянуться надолго, а может пройти и очень быстро. Как вы считаете, Михаил Сергеевич сейчас находится в Москве или на юге?
Ответ. Сегодня я получил несколько противоречивых сообщений на этот счет. Рано утром сообщили, что ночью в Москве приземлились три военно-транспортных самолета и на одном из них Горбачева привезли в Москву. Затем поступило опровержение. Вы понимаете, что и сообщение, и опровержение — это неофициальная информация, и я прошу вас и телезрителей принять ее именно как неофициальную. После пришло еще одно известие: он в Крыму, но не на даче, с дачи его вывезли на военный корабль. Потом опять опровержение. Прибежал один аналитик и заявил, что если судить по действиям его ближайшего окружения и некоторым сигналам, которые оттуда поступают, то он в Москве. Не могу судить. Мы же не знаем, в каком он сейчас состоянии, приехал ли сам, привезен ли насильно. Я думаю, каждый из нас может быть уверен в одном: если бы президент страны прибыл сам, он сейчас был бы на работе и мы бы все знали об этом.
Когда я возвращался на работу, в машину позвонил Э. Сагалаев, спросил, можно ли это интервью запустить по внутреннему радио «Белого дома». Я ответил, что, конечно, можно. В конце дня оно там звучало несколько раз. Потом пришло сообщение, что «телевизионная служба АПН направила за рубеж десятки репортажей о событиях в Москве 19–21 августа, интервью с тт. Лаптевым, Яковлевым, Шеварднадзе, Хасбулатовым, Поповым, Ростроповичем» — все эти материалы вошли в документальную программу «Преображение».
Уже поздно вечером пришел депутат Валерий Николаевич Очиров, летчик, Герой Советского Союза, замечательный парень. Позже он сойдется в борьбе за кресло президента Калмыкии с Кирсаном Илюмжиновым и проиграет, потому что финансовых ресурсов у него было, безусловно, поменьше, а совести, думаю, побольше — предвыборные обещания он давал сдержанно. Пока же он работал помощником у
