бритвы, была изображена хитрая полосатая кошка.
«С ними в бункере пендос какой-то живет,” – подумал Мухин раздраженно. И тут же поправился: не «с ними», а «с нами». То есть, в некотором смысле, и с ним тоже. Значит, с ним живет бородатый педераст. Отлич-чно…
Дверную ручку потрогали, но Виктор не реагировал – он чистил зубы. Через минуту ручку снова дернули. Мухин нахмурился – подождут. Это в сортир, бывает, визит не отложишь – на то их и поставили здесь две штуки. С учетом специфики Шибановских капсул, весьма кстати. А ванная – это так, баловство. Подождут, не графья.
За дверью потерпели еще немного, потом постучали – требовательно, резко. Виктор по-быстрому ополоснулся и, тяжело вздыхая, вышел… и чуть не вскрикнул.
В коридоре, поигрывая полотенцем, стояла убитая возле типографии женщина, впрочем, назвать ее девушкой было бы не слишком большим лукавством.
Они ничем не отличались, разве что у этой пропал шрам, да волосы укоротились и пришли в порядок, в остальном же она была точной копией той, лежавшей во дворе.
– Привет… – выдавил Мухин.
– Привет-привет, – сказала девушка, оттесняя его с прохода. – Собрался посмотреть?
Виктор обнаружил, что все еще держит дверь, и смущенно отступил. На кухне он разыскал пластмассовый пузырек и, судорожно заглотнув таблетку, прочел на наклейке: «тетратрамал». Надо будет запомнить.
Мухин достал из холодильника колбасу, поставил на стол чашку, затем, подумав, поставил вторую и включил чайник. Усевшись в углу, он подпер щеку кулаком и прикрыл глаза в предвкушении. Скоро боль пройдет, и он снова станет человеком. И познакомится с любительницей полосатых кошек, а после… о-о-о!.. что будет после, он загадывать не хотел – но не потому, что все знал наперед. Просто Виктор решил не отнимать у себя это маленькое удовольствие – движение к предсказуемой неизвестности.
Когда девушка вышла из ванной, чайник уже закипел.
– Ужинать будешь? Меня Витей зовут.
– Я знаю, Витя. Не кричи, Немаляева разбудишь.
– Откуда?.. – спросил Мухин полушепотом.
– На стакане написано, – сказала она. – Колбасы мне не надо, а кофе свари. Будь добр.
При этом она улыбнулась – ласково, но как-то нехорошо. Так улыбаются медсестры в психиатрических клиниках. Виктор помнил.
Он начал шарить по полкам, а девушка тем временем заняла его стул и прикурила длиннющую сигарету. На ней был пошлый розовый халатик, который ей вовсе не шел. Насколько Мухин понял, халат она носила единственно для того, чтобы отличаться от других обитателей бункера. Тапочки у нее тоже были особые – с бешеными пластмассовыми глазами. При каждом кивке ногой черные зрачки покачивались и издавали тонкий шорох.
– Во! – обрадовался Виктор, показывая банку «Нескафе».
– Я растворимый не пью, – с ленцой проговорила девушка. – Молотый вон там, слева.
– Что ж ты сразу-то?.. – растерялся он.
– Ну, ты же самостоятельный. Оскорбить боялась.
Мухин закинул «Нескафе» обратно на полку и сел рядом.
– Чего ты так защищаешься?
– Как?
– Сильно. Как будто я пьяный, с автоматом и с пятью годами воздержания. Я не кусаюсь, э-э…
– Людмила.
– Я, Люда, не кусаюсь, – повторил Виктор. И ни с того ни с сего сказал: – Я видел, как тебя убили. Там.
– Нормально, – ответила она. – Быстро, и в сердце, кажется.
– Угум…
Виктор все же поднялся и достал с полки бумажный пакет. Сорт на нем указан не был, зато стоял логотип Елисеевского гастронома. Кофеек смололи прямо в магазине, в придорожных лавках такой не продается.
– Как варить? – спросил Мухин.
– Как сваришь – так и спасибо.
Он открыл кран и подождал, пока теплая вода не сольется.
– А я тебя тоже видела, – сказала ему в спину Людмила. – Ты Сука, да? Пару раз газеты у тебя покупала.
– Газеты?.. Зачем они тебе? Ах, да, извиняюсь… Я, вообще-то, артистом хотел стать… Не получилось пока. Поступал – завалили, еще на первом туре. Только на меня посмотрели и, значит, тут же поняли: таланта нету. На лбу, что ли, у меня написано? – Мухин осекся и замолчал. – Меня там тоже убили… – добавил он, словно в оправдание. – А ты здесь давно?
– Я здесь родилась, – недоуменно произнесла она. – Мы все здесь родились. И ты.
Виктор поставил турку на плиту и, закурив, привалился к холодильнику.
– Как говорили в том слое, – ты, Людочка, дуру гонишь.
– Когда меня перекинуло? Тебе не все равно? Ну, где-то месяца два… А до этого… мы долго мотались.
– Я уже понял. Костя с Сан Санычем давно путешествуют. И ты с ними? А Сапер?
– И Сапер тоже. Но мы не всегда были вместе. В принципе, мы друг друга нашли случайно. Слоев-то много.
– А всего вас здесь сколько? То есть нас.
– Семь, – легко ответила Людмила.
Виктор поднял глаза к потолку и начал, загибая пальцы, считать. Выходило как раз семеро: Сан Саныч, Костя, Сапер, Людмила, Шибанов, Макаров, и он.
– Семь – это со мной? – уточнил Мухин.
– С тобой, с тобой. В бункере кто попало не ночует.
– Тогда я не понял… Кто из нас президент Америки?
– Почему он обязательно должен быть здесь, с нами? – пожала плечами Людмила. – Не знаю… Я там не бывала.
– Там, куда они собираются?.. В смысле, мы. Неужели не любопытно?
– В том слое Сапер работает. Он там какая-то шишка. Говорят, дело движется… А я туда никогда не попаду. Меня там не родили. Такой вот казус…
– Как же ты?..
– Тут останусь. Или получше что-нибудь выберу. Кофе!!
Мухин рванулся к турке, но часть пены все же выплеснулась на конфорку и зашипела, добавляя духоты.
– Плиту сам будешь мыть, – заявила Людмила.
– Не маленький, – сказал Виктор. – А почему «Сапер»? Что он там минирует? Типа метафора, да?
– Его Петр так назвал. Они тоже давно знакомы.
– И ты, – угадал Мухин.
– Типа да, – усмехнулась она.
– Веселая у вас компания. Меня ведь Петр сюда прислал.
– Петр? К нам, сюда?!
– Он меня убил.
– Ах, это… Не бери в голову. Иногда бывает полезно. Ты кофе нальешь, или будем ждать, пока остынет?
– Извиняюсь… – Виктор поднес турку к столу, но, спохватившись, достал другие чашки, поменьше.
– Сахара мне не надо, он вкус отбивает.
– Я и не собирался. Так что ваш Петр? Мы о нем говорили…
