Откуда у этого психа сведения, касающиеся ее детства?
ГЛАВА 46
Джек чувствовал, что ему необходимо откровенно поговорить с сержантом Пауло.
На бумаге провести демаркационную линию между добром и злом в ситуации с заложниками просто: человек, захвативший заложников, — плохой парень, переговорщик — хороший. Однако в сознании Джека эта линия начала расплываться. Не Пауло, конечно, но кто-то из его окружения определенно вносил в это дело путаницу, мутил, так сказать, воду. И это могло относиться как к находившимся на сцене событий, так и к тем, кто скрывался за кулисами. Взять хотя бы мэра. Его публичная поддержка Пауло в качестве главного переговорщика в свете последних событий представлялась Джеку хитроумным маневром, цели которого он, впрочем, до конца объяснить бы не смог. Точно так же он не мог пока объяснить причину появления телохранителя мэра на набережной в ночь убийства. Кроме того, Джеку казался подозрительным и сержант Чавес. Конечно, руководитель СВАТа уже по роду своей деятельности обязан быть человеком решительным, но Чавес демонстрировал такую поразительную самоуверенность, что это наводило на мысль о двойной игре, основанной на чьей-то сильной поддержке. Даже Алисия временами вызывала у Джека подозрения: по крайней мере некоторые ее слова и поступки казались ему как минимум неоднозначными. Вся же ситуация в целом, особенно в плане межличностных отношений, напоминала ему сложный судебный процесс, где он выступал на стороне нескольких подзащитных, которые поначалу договорились действовать заодно, но, когда дело касалось защиты их жизненных интересов, совершали поступки, шедшие вразрез с первоначальным планом. Хотя до развязки было еще далеко — так по крайней мере казалось Джеку, — он уже не раз задавался вопросом, кто из законников будет при любых условиях блюсти интересы Тео и других заложников.
И остановился на сержанте Пауло.
Когда Джек вернулся в мобильный командный пункт, Алисии там не было, а Пауло брился на ощупь электрической бритвой. Рядом с ним сидел еще один член кризисной команды, который с удовольствием воспользовался возможностью передохнуть, когда Джек попросил его на минутку выйти, чтобы переговорить с сержантом наедине. Когда дверь за офицером закрылась, Пауло выключил бритву и Джек получил наконец шанс высказать то, что у него наболело.
— Я хочу знать ваш план, — сказал он. — Во всех деталях.
К удивлению адвоката, Пауло не стал прибегать к свойственным полицейским уверткам и общим словам и перешел прямо к делу.
— Фэлкон скоро отправится к праотцам.
— Уверен, что, если это случится, никто винить вас не будет.
— Вы не понимаете… Это не альтернатива, а единственный оставшийся нам вариант. Вы хотели знать план, вот вам план. Они приняли совершенно определенное решение.
Джек подумал, что Пауло, употребив в данной ситуации местоимение «они», вольно или невольно отмежевался от своего начальства.
— Что, дали добро на атаку СВАТа?
— Нет. Сначала решили попробовать снять его снайперским выстрелом.
— И как они планируют это сделать?
— Это моя работа. Вернее, моя и ваша, поскольку разговаривать с ним придется также и вам.
— И что, по-вашему, я должен ему сказать? Эй, Фэлкон, не можешь ли ты подойти поближе к окну? Подошел? Очень хорошо. А теперь, будь добр, подними повыше голову. И немного так постой…
— В идеале надо уговорить его открыть дверь, чтобы снайпер получил возможность чисто сделать свое дело. Заставить подойти поближе к окну или как-нибудь иначе подставиться под выстрел — тоже, конечно, вариант, но не самый лучший. Даже классный стрелок может промахнуться, стреляя сквозь стекло.
— Какая разница? Это же оконное стекло, а не бутылочное?
— И все равно оно способно повлиять на траекторию полета пули, особенно если стрельба ведется с большого расстояния и под углом. Кроме того, мне кажется, что собирается дождь. Если он все-таки пойдет, это станет дополнительным неудобством для стрелка. В кризисных ситуациях принято исходить из предположения, что даже в ясную погоду первый выстрел окажется неудачным. Впрочем, теперь, когда снайперам дали «зеленый свет», им понадобится лишь доля секунды, чтобы сделать второй выстрел и третий…
Джек обдумал его слова. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы противостояние наконец завершилось, но до сих пор у него была хотя бы слабая надежда, что Фэлкон сложит оружие и сдастся. Однако с этого момента переговоры с ним сводились только к одной цели — попытаться подставить его под пулю. И эта установка в корне меняла положение вещей.
— И когда решение было принято?
— Мне сообщили об этом минут пять назад.
Что-то в голосе Пауло подсказало Джеку, что сержанту не очень-то хочется отвечать на этот вопрос.
— Понятно. Но когда все-таки они пришли к такому решению?
— Вскоре после того как выяснилось, что в комнате находится раненая заложница. По крайней мере так мне сказали.
Джек снова уловил в его словах и интонации некую расплывчатость и двусмысленность. Но время игнорировать недоговоренности прошло. Джеку требовалось выяснить все досконально, поэтому он спросил прямо, без обиняков:
— Вы верите в то, что услышали?
Ответом ему послужило молчание. Если бы Пауло мог видеть, Джек в подобной ситуации, вероятно, сказал бы, что они обменялись долгими испытующими взглядами, какими окидывают друг друга осторожные люди, пытаясь определить, достоин ли собеседник доверия и можно ли пускаться с ним в откровения, а если да, то до какой степени. Но хотя Пауло был слепым, у Джека тем не менее сложилось впечатление, что он делал именно это, то есть мысленно оценивал его в смысле надежности, хотя и на каком-то другом уровне, подключая более тонкие чувства восприятия, никак не связанные со зрением.
— Вообще-то я парень недоверчивый. Уж такой у меня склад характера, — наконец произнес сержант.
— Стало быть, кое-какие вопросы у вас в этой связи возникли?
— Возникли, не скрою.
— А вы задумывались об истинной цели того, что здесь происходит? — спросил Джек.
— У меня лично только одна цель: добиться скорейшего освобождения заложников.
— Для вас важно в этой связи, умрет Фэлкон или останется жив?
— Естественно, я бы предпочел, чтобы он остался в живых. Но безопасность заложников для меня важнее.
Похоже, он дал честный ответ. Но Джеку и не надо было ничего, кроме честности.
— Может, в таком случае перестанем говорить банальности?
Выражение лица у Пауло изменилось, словно он вдруг осознал, что в его речи слишком много заезженных полицейских штампов.
— Давайте попробуем.
У Джека имелись свои соображения, но он не знал, как лучше их преподнести и озвучить. Секунду подумав, он решил двигаться к цели обходными путями.
— Вы знаете нашу с Тео историю, не так ли?
— В общих чертах. Если не ошибаюсь, вы были его адвокатом и спасли от электрического стула.
— За все четыре года, что я проработал судебным адвокатом от общественной организации «Институт свободы», это был мой единственный невиновный подзащитный.
Пауло покачал головой:
