окружена [несущими прохладу] кедрами'. Под такой землей в прошлом подразумевали Ливан. У ветхозаветного пророка Иезекииля мы находим еще одно указание на это: 'Тир! {...} Из Сенирских кипарисов устроили все помосты твои; брали с Ливана кедр, чтобы сделать на тебе мачты' (Иез. 27:3—5). Не будем забывать, что матерью Гильгамеша была богиня и что жили они во дворце Урука. Это позволяет предположить наличие средств связи с богами, о которых в данной книге будет сказано позднее.
В ответ на долгие призывы и мольбы Уту, в конце концов, раскрыл тайну местонахождения космо- порта и сообщил, что 'место, где установлены 'шемы', окружено семью горами' и охраняется ужасными 'Могущественными', 'молнии которых нельзя отразить' и которые стреляют всесжигаю-щим пламенем. Гильгамеш с Энкиду преодолели часть маршрута по морю. Для этого они наняли полсотни гребцов, заготовили особой древесины и хорошо вооружились.
В книге 'Лестница на Небеса' 3. Сичин обосновал предположение о том, что путь Гильгамеша лежал в Синайскую пустыню и далее в Ливанские горы, где находился Бет-Шемеш ('Обитель Ша-маша'). Из текстов ясно, что морской путь пролегал сначала по Персидскому заливу, а затем по Красному морю. Эпос прямо называет Ливан землей, которую герои увидели на 17-й день путешествия. В описании взлета одного из 'шемов' говорится, что при этом вершины 'Сирара и Ливана'[110] раскололись.
Проводя параллель с ветхозаветными текстами, заметим, что одним из характерных эпитетов бога Яхве является 'El Shaddai [408, с. 16, 30, 37, 863]. Приводимый в Библии перевод этого словосочетания — 'Бог Всемогущий'. Пример: 'И Господь явился Аврааму и сказал ему: Я Бог всемогущий; ходи предо Мною и будь непорочен' (Быт. 17:1)[111]. Однако новейшие исследования в области аккадской терминологии выявили, что ивритское 'Shaddai' происходит от аккадского 'shaddu' ('гора'). Параллельным ему шумерским словом было 'ISH'. Стало быть, в Бытии Яхве называет себя 'богом гор'. Это подтверждает и цитата из 3 Книги Царств: 'Так говорит Господь: за то, что Сирияне говорят: 'Господь есть Бог гор, а не Бог долин', Я все это большое полчище предам в руку твою' (3 Цар. 20:28).
На берегу путешественники увидели нечто ('не то человека, не то бога') (рис. 136) вроде еще одного Хувавы на башне. В тексте он описывается как 'бык' с устройством, испускавшим луч. Энкиду вновь ударился в панику и умолял Гильгамеша повернуть назад. Тот же, напротив, приказал править прямо на чудовище. И тут парус разлетелся в клочья, а сам корабль вместе с командой гребцов начал тонуть. При этом гребцов словно парализовало: они пошли на дно, оставшись на своих местах. Не сидевшие за веслами Гильгамеш и Энкиду умудрились вплавь добраться до берега и провели ночь в спорах на тему как быть дальше.
Энкиду неожиданно занемог странной болезнью, его 'охватила слабость'. Как ни приободрял его Гильгамеш, Энкиду все-таки умер. Правитель Урука не отходил от него и оплакивал друга, пока на седьмой день не увидел, как из его носа 'выпал червь'. Гильгамеш сокрушенно вопрошает: 'Друг мой любимый стал землею. Неужели и я, как он, лягу, чтобы не встать во веки веков?'
Как гласят версии эпоса, обнаруженные в Ниневии и хеттских поселениях, после долгого скитания по пустыне Гильгамеш увидел вдали горы и, в конце концов, достиг мест, которыми правил Син, отец Шамаша. Там ему пришлось врукопашную сразиться с двумя львами. Этот эпизод изображен на целом ряде археологических находок (рис. 137 а, б, в, г). Можно себе представить, какая для этого нужна физическая сила...
Итак, путешествие началось в Месопотамии; друзья проплыли по Персидскому заливу, вошли в воды Красного моря и доплыли до Нубии на его западном берегу. Из мольбы Энкиду вернуться назад в Урук пешком ясно, что в географическом смысле они были не так уж далеко от Шумера. Однако после его смерти Гильгамеш продолжил свой путь и, наконец, достиг 'низко расположенного моря'[112], воды которого 'мертвы'.
Затем облаченный в львиную шкуру исхудавший и обессилевший герой встретил женщину по имени Сидури. Та, поначалу испугавшись его внешнего вида, отказалась впускать его в свой дом. Однако Гильгамеш сумел объясниться с ней, и она впустила и накормила и напоила его. В ответ на расспросы она сообщила, что через лежащее на пути у Гильгамеша Море Вод Смерти его может перевезти только Уршанаби, лодочник Утнапишти, у которого есть какие-то особые 'каменные предметы'. Все эти детали непосредственно указывают, куда пришел Гильгамеш — к Мертвому морю.
Ответив на вопросы, Гильгамеш уговорил лодочника помочь ему. Но, едва ступив на борт корабля, герой умудрился повредить те особые 'каменные предметы' (возможно, что-то вроде мотора?), и путешествие без них оказалось невозможным. Пришлось строить плот из 120 стволов деревьев. На этом 'плоту' они за три дня пересекли 'мертвые воды' и прибыли в окрестности окруженного мощной стеной города Итла, правителем которого был бог Уллу-Я, а богом — Син (бог луны). Такие подробности позволяют утверждать, что это был находящийся на берегу Мертвого моря город Иерихон ('Yeriho' — 'Город Луны'). Археологи установили, что Иерихон существовал еще в VIII—VII тысячелетиях до н. э. [37, с. 31; 51, с. 89]. Во времена Гильгамеша это был уже крупный город, знаменитый своими неприступными стенами.
В одном из ханаанейских текстов Эл (верховный бог) называет себя именем Иерех ('Yerah' — 'Луна' (семит.)), а свою божественную супругу — Nikhal (семитическое прочтение имени супруги шумерского бога Луны NIN-GAL). Да и сам Синайский полуостров имеет многозначительное название: 'Sinai' означает 'Принадлежащий Сину'. То есть Тильмун, который искал Гильгамеш, находился на территории именно этого полуострова!
Гильгамеш начал было просить правителя и божество 'даровать ему жизнь' и дать 'шем', но тут другой, более вышестоящий бог, Кумарби, воспротивился этому, и герою было отказано. Тогда Гильгамеш покинул город и направился к горе Машу. Это место 'соединяло Небесный Пояс... и Нижний Мир [южное полушарие]'. Через шесть дней пути он подошел вплотную к горе, 'где ежедневно видел 'темы', которые отбывали [оттуда] и прибували [туда]'.
Называется та гора Машу...
Он подошел к горе Машу, где каждый день видел,
Как отбывают [с нее] и прибывают [на нее] 'шемы '
Гильгамеш достиг входа в охраняемый 'людьми из ракет' тоннель. Характеристика этих существ нам уже знакома: 'Ужас, внушаемый ими, безмерен; взгляд их [несет] смерть. Их ужасный луч [прожектора?] скользит по горам' (рис. 138 а, б). По каким-то признакам странные создания определяют, что перед ними не просто человек, но 'плоть богов в теле его' (Гильгамеш, напомним, на две трети был богом). Он долго беседует с двумя великанами, и те, в конце концов, пропускают его дальше. Во время трудного путешествия к Утнапишти, отцу людей, Гильгамеша не раз отговаривают от его замысла: 'Когда боги создали человека, они избрали для человека смерть, а жизнь сохранили для самих себя'. Великаны повторили эти же слова.
Гильгамеш вступает в тоннель. Через 12 'беру' путешествия в кромешной тьме стало немного светлей. Из-за повреждения текста почти всей девятой таблички не ясно, что происходит дальше. На следующем фрагменте мы застаем Гильгамеша уже в том дивном саду, где жил Утнапишти. Одиннадцатая табличка повествует о встрече с самим Утнапишти[113]. До того как выйти навстречу к путешественнику, тот 'наблюдал за ним издалека'. Гильгамеш находит фигуру Утнапишти похожей на его собственную и думает, что они похожи, как отец и сын. Он просит Утнапишти открыть ему тайну вечной жизни, но тот, пояснив, что бессмертие ему просто даровано богами, неожиданно начинает рассказ о своем прошлом, ведя разговор в первом лице. Здесь нам вновь придется вернуться к 'легенде' о потопе.
В шумерской версии роль Утнапишти играл Зиусудра (ZI-U-SUD-RA — 'Дни его жизни продлены'), набожный царь, руководствовавшийся во всем указаниями богов, получаемыми через видения, сны и предсказания. Сюжет предания практически тот же. Правда, обнаруженные тексты не столь полны, как более поздние, из-за сильных повреждений, но это не мешает увидеть их сходство. Отрывки из них приводил в своих работах, в частности, С. Крамер.
На Совете Двенадцати главных анунаков, принимавших решение об уничтожении человечества, Эа и Нинти были против.
Но Энки все же пришлось связать себя обещанием перед Советом Двенадцати не пытаться
