этот переулок отнюдь не находился в центре, где неновый блеск многочисленных реклам сияет ярче женских глаз — и я, решившись, приобнял её, ощущая невероятную тонкость талии и шагнул вперёд, становясь практически вплотную, совершая лёгкое, почти невесомое движение, словно умелый танцор, двигающийся вместе со своей партнёршей.
Заглянул в её расширившиеся глаза и прижался лбом к её лбу, ощущая всё возраставшее между нами напряжение. Лампочка фонаря над нами внезапно замигала и почти погасла, лишь иногда подсвечивая наши фигуры и лица, словно мы вдруг пропадали — а потом появлялись, как некие призрачные фантомы.
— Ты разрешишь мне тебя поцеловать? — тихо спросил я, одной рукой поглаживая её по талии, а другой — по волосам, ощущая их длину и невероятную мягкость, словно у самого дорогого чёрного шёлка.
Белизна лица слишком сильно констатировала с чёрнотой её волос, и я не на минуту не забывал, что она на самом деле мертвая. Но это меня совершенно не волновало. Она была более живая, чем многие девушки, которых я знал.
Несколько секунд она застыла в нерешительности, явно слегка контуженная подобным предложением, но затем кивнула, когда я уже перестал надеяться на положительный ответ и уже раздумывал, применить ли силу или просто уйти с её пути.
Соприкосновение губ было мягким и плавным, почти невесомым — я медленно двигал губами, тонул в её фиолетовых глазах, ощущая себя так, словно меня ударило током, что спровоцировало взрыв безграничного счастья в голове.
Во мне словно включился какой-то режим, которым почти всегда был неживым.
Только Агояши своим танцем огня — её глаза и волосы — могла пробудить во мне это чувство.
Несколько мгновений она почти не отвечала, напряжённо застыв, затем её руки обхватили меня за шею, а губы двинулись, отвечая, до крайности неумело, почти по-детски, но всё равно доставляя неимоверное удовольствие одним фактом согласия.
Я словно приручал трепещущую в руках птичку, которая каждую секунду могла расправить крылья и навсегда улететь.
Обнаружив ствол какого-то дерева, я прижал её к нему и поцеловал сильнее, яростнее, раздвигая её губы языком, поглаживая её язык, что заставило Элли трепетать в моих объятиях.
Я вжался в её тело, позволяя ощутить собственное возбуждение, словно демонстрировал собственную слабость, позволяя ей увидеть меня без прикрас, и она неожиданно подалась мне навстречу, с широко распахнутыми глазами, словно ныряла с высокой скалы в глубину.
С отчаянной решимостью и огнём в глазах. Пылающий свет маяка в кромешной ночи.
Она обвила меня длинными ногами, почти повиснув на мне, вцепившись руками в мои плечи, и двигалась, скользя, словно в каком-то примитивном древнем танце.
Меня настолько свела с ума её красота, нежность и внезапно пробуждающаяся чувственность, что я едва сдерживался, чтобы не повалить её прямо здесь, на землю. Порвать одежду в клочья, и в первую очередь стащить с неё эти чудовищные мужские штаны.
Я очень жалел, что не могу телепортировать её к себе домой — ведь я притворялся обычный обывателем, который не сном ни духом не ведает о подобных методах быстрого перемещения.
А если я решу потащить её к себе на такси, то по дороге она тысячу раз передумает, когда развеется минутное блаженство от нашего поцелуя.
С трудом оторвавшись от таких желанных губ и поставив её на землю, тяжело дыша, с трудом выговаривая слова, предложил покататься на такси. Если я не могу проводить её — разве такси может привезти нас в другой мир? — то почему бы ей не проводить меня? Побыть вместе ещё немного, если невозможно слиться под ближайшим деревом. И откуда во мне вообще проснулась эта дешёвенькая мораль?! Но я действительно не мог так поступить с ней.
Отринув слабые возражения — для вида — я остановил такси и вскоре мы ехали по направлению к моему дому.
Когда мы вышли из такси возле белоснежной гостиницы, которая словно светилась в темноте, откуда требовалось идти ещё полчаса как минимум до моего дома, я снова увлёк её в поцелуй, хорошо, что мы остановились возле задней стены здания, где никого не было, и царила почти непроглядная тьма.
Теперь уже она мягко оттолкнула меня, едва справляясь с участившимся дыханием.
— Я сейчас… телепортирую к себе, попрошу мою подругу изготовить для тебя лекарство, а завтра, если ты не против, принесу его тебе.
— А, ты об этом, — я небрежно коснулся вампирского укуса на шее.
— Да, это может быть серьёзным, — она взглянула мне в глаза. — Не хочу тебя убивать, знаешь ли, если ты превратишься в монстра. Не то, чтобы меня это сильно волновало, конечно, я сама тварь редкая, но у нас загадочное начальство — иногда даёт такие странные задания, — девушка покачала головой.
— Я тоже, собственно говоря, против собственного умирания, — я улыбнулся. — Держи визитку, — я достал из кармана визитную карточку, вытащил ручку и приписал свой адрес к мобильному телефону. — Буду тебя ждать, — сказал я слегка провокационным тоном, глядя ей прямо в глаза с явным намёком, отчего она покраснел.
— И если это не противоречит твоим моральным убеждениям, я хотел бы видеть тебя в платье.
Я наслаждался явным смущением Элли, умолчав о том, что больше всего хотел бы видеть её не в платье, а без него.
Кивнув мне, несмело улыбнувшись, словно очень редко это делала, и забыла о таком простом движении губ, она очутилась в столбе чёрно-голубого пламени, в котором словно бы на миг сгорела, а затем исчезла, как и пламя.
Словно её и не было никогда.
От этой мысли у меня сжалось сердце. Я словно упал в ледяной колодец одиночества. Вокруг меня осталась только пустота и ночь.
Оставалось курить, гулять по затихшим улочкам и вспоминать о ней.
Когда я телепортировал к Агояши, то увидел, что она лежит на кровати, глядя на меня застывшим взглядом — слово два навек окаменевших янтаря.
— Ты не спишь? — задал я самый идиотский вопрос на свете. Она помотала головой, поднимаясь — словно тонкий призрак с каштаново-рыжими волосами, в белой рубашке.
— Я жду тебя, — она подошла ко мне и протянула губы для поцелуя, а затем резко отодвинулась, её глаза сузились.
— От тебя пахнет другой женщиной! — воскликнул она, а затем вернулась на кровать, уставившись в пустоту, глядя на потолок, на чьих деревянных, старых балках давно поселилось несколько летучих мышей — или мне это кажется?
— Мне кажется, я тебя теряю, — тихо произнесла она, поворачиваясь набок, чтобы смотреть мне в лицо, опираясь на худенький локоток. — И, мне кажется, что ты влюблён.
— Я не могу любить, да и не умею этого делать, — резко оборвал её я, снимая одежду, и надевая пижаму. С некоторым раздражением я устроился рядом, уже ощущая себя чужим — впервые, как я только очутился в постели Агояши, этого невозможного чуда, лисички-обортня, как я всегда её называл.
— Любовь ни у кого не спрашивает, сможешь ты её выдержать или же нет. Она просто приходит… как боль, — тихо ответила она.
— Ладно, спокойной ночи, давай оставим рефлексии на потом, я устал и хочу спать.
Агояши горько усмехнулась.
— Она тебя уже утомила, да?
— Перестань, я не хочу об этом говорить. Особенно, когда ты общаешься со мной в таком тоне! — кажется, это вырвалось слишком резко. О, боги, я же должен себя контролировать, всегда, постоянно, чтобы придти к своей цели — и исполнить её однажды, не дрогнув.
Я вздохнул, затем притянул её к себе, всё же ощущая её напряжённость и возникшую между нами холодность.
— Кто бы ни был со мной вместе, ты всегда будешь моей особенной любовь, запомни это, — мой тихий
