— Ох, амиго! Ты всегда переспоришь. Иди.
Сергей привязал конец веревки за дерево и быстро пошел по стволу, сбрасывая с руки кольцо за кольцом. Закрепил леер на той стороне и нетерпеливо помахал рукой. Лаура прошла над оврагом, нарочно не касаясь веревки. Держась за леер, перебрались остальные. Когда они скрылись в зарослях, Сережка сложил руки у рта и прокричал: «Ку-ку!»
Тотчас выглянул Арка. Отцепил веревку и пробежал бревно.
— А повязки? Ты же обещал! — закричали «пленные».
Сергей дошел до середины, зацепил повязки «синих» за сучок и вернулся.
Один из «пленных» отважился и пошел по стволу. Теряя равновесие, он махал руками, приседал. Пугала глубина.
Не дойдя до сучка с повязками, потерял мужество и лег животом на ствол… Так верхом на бревне, спиной вперед, самым позорным, но безопасным способом продвигался мальчишка к спасительному берегу. Острые обломки сучьев рвали его штаны, хватали за рубаху, но он так и не отважился подняться на ноги.
Из кустов на противоположной стороне высунулся Арка. Скорчил презрительную гримасу и противным голосом прокричал:
— Рожденный ползать — летать не может! — колыхнулись ветки, и Арка исчез.
ДВЕ РУКИ
У западного отрога ущелья Кабаньего стоит старый одинокий кипарис. Много лет качалась его раздвоенная верхушка, трепали ее ветры, норовил совсем разорвать ствол надвое неистовый норд-ост. Концы двух устремленных в небо ветвей расходились все дальше и дальше. Виден кипарис за много километров, ибо стоит он на самом гребне высокого берега, напоминая гигантскую букву «V». Но сегодня с ним что-то случилось. Две руки, воздетые к небу, стали сближаться, сближаться, и великан-кипарис снова стал стройным и монолитным, как в дни своей далекой молодости. А на сошедшихся вместе ветках появился новый жилец.
Качаясь на страшной высоте, сигнальщик, удобно усевшись между ветвями, стянутыми крепкой веревкой, достал из кармана штанов зеркальце с длинной костяной ручкой. Осмотрелся, прицелился и, поймав солнце зеркалом-ракеткой, бросил круглый зайчик далеко-далеко.
Над территорией «синих», над петлями оврага Пологого, над деревьями и кустами, над сотнями сражающихся и отдыхающих бойцов обеих армий пролетел круглый солнечный зайчик и ткнулся в высокую сосну по ту сторону оврага на территории «красных».
Зажмурился паренек на сосне и радостно закричал вниз:
— Вызывает. Записывай… Точка, тире… тире, две точки… точка, два тире… «Выбрались на высокий берег. Все благополучно. Передайте третьему. Жду. Кожин».
От высокой сосны к кипарису полетели вспышки лучей: точка, тире… «Вас поняли. Передаем третьему. Жди. Боб».
Повернулось зеркало в ловких руках сигнальщика, и уже совсем в другую сторону летят солнечные зайчики. Ударились они в крутой бок срезанной временем горы Младшая Сестра. Заплясали вспышки на белой стене… И уже Сергей принимает сигналы Боба. Просит передать: «…Сигнал «Время» — сиреной в 11.10. Ждем. Синицын».
Принял сигнальщик Боба приказ Сережки — и луч снова заплясал на связанной теперь навечно вершине кипариса-великана. Пожалел сигнальщик старика: еще туже стянул ветви крепкой веревкой в трех местах. Пусть теперь злобствует норд-ост. Не сломить ему кипарис, сомкнутые руки его стали вдвое сильней…
Ничего этого не видели люди, занятые внизу своими делами. Не знали, что судьбу сражения решает он, невесомый солнечный зайчик, обежавший всю громадную рощу Сосновую от фланга до фланга, связавший две руки, два клина Сережкиных «Клещей» в единое рукопожатие…
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Десантники Кожина, соблюдая величайшую осторожность, выслав разведку, боковые и тыльную заставы, спешили к Треугольной поляне.
Ребята нервничали. Говорить Кожин запретил. Только сигналы знаками и криками птиц. Как тени, от куста к кусту, от дерева к дереву перебегают его рослые парни. Стоило только появиться хоть одному бойцу противника — отряд замирал до сигнала командира. Зеленые рубашки десантников, головные уборы из свежих ветвей и листьев, а главное — умение маскироваться, слиться с местностью, делали их незаметными среди окружающего моря живой зелени. При каждой вынужденной остановке Андрей с тревогой смотрел на часы. Остаются считанные минуты…
Но вот и полоса орешника с опаленным краем, и черное пятно от сгоревшего в прошлом месяце стожка сена. Они у цели.
Как из-под земли появился Сережка Синицын:
— Андрей! Штаб «синих» рядом. Ударишь без «ура». Располагайся вон в том кустарнике оврага Красивого. Смотри, хоть одного провороним — все на нас бросятся!
— Добре. Зробим!..
— Арка, бери сирену и дуй к знаку № 16. Дай сигнал. Оттуда нашим слышно будет. Не увлекайся, а то сцапают. Спрячь и выходи к Треугольной.
— Есть! Будь уверен, Сережка. Все будет как конфетка! — Арка схватил сирену под мышку и помчался вниз по косогору.
Он благополучно добрался до знака № 16. Это одинокая старая сосна, под корнями которой какой-то хищник вырыл такую большую яму, что в ней, при надобности, могли поместиться двое.
Первоначально друзья хотели спрятать тут знамя, если его удастся добыть, а «синие» кинутся в погоню.
У подножья сосны колючий кустарник. Вход в яму Боб искусно замаскировал ветвями. Арка огляделся. Никого.
— Ну, «синенькие», слушайте! — прошептал он и крутнул ручку. Из раструба сирены сначала вырвался короткий вздох, будто просыпался и протягивался большой страшный зверь. Потом засвистел ветер, как в печной трубе. Но Арка крутил ручку все быстрей…
Из кустов выполз и заполнил все пространство вокруг дикий, душу раздирающий вой: «ууу-у-у-у-уууу- у-у-у!..» Будто десять тысяч мартовских котов сошлись на одной крыше и устроили турнир.
Когда Арка переставал крутить ручку, сирена замирала, но из ущелья между горами все гремело эхо: «у-у-у… у-у-у-у…»
Трижды провыла сирена и смолкла. Арка с уважением похлопал чудесную машину по круглому, окрашенному шаровой краской железному боку, сунул в тайник под корнями сосны и прикрыл ветками. Огляделся вокруг и побежал назад.
На поляну Треугольную выскочила девчонка с синей повязкой. Она подбежала к Вальке Гаку:
— Командир… Лежишь?.. А полк этой… — она задыхалась. — Лауры…
— Что-о-о?! Лауры? — закричал Рыжий, вскакивая.
— Ага, Лауры… идет за нашим знаменем.
— Что?! Я им покажу знамя!.. В ружье! Стройся! — заорал Валька.
Бойцы вскочили на ноги. Все горели жаждой мести. Валька вспомнил про знамя. Посмотрел вверх и
