Горбанев и Эррс были выпускниками Рижского хореографического училища. Известность ещё на пути к ним, а имена других воспитанников училища в рекомендациях уже не нуждаются: лауреат Ленинской премии, солист Большого театра Марис Лиепа; лауреат Международного конкурса артистов балета в Москве, один из лучших танцовщиков страны, Михаил Барышников, солист Большого театра Александр Годунов…
До последнего времени я как-то не задумывалась над тем, что все они вылетели из одного гнезда. А когда узнала о победе Геннадия Горбанева, захотела поехать в Ригу, чтобы там, на месте, узнать и понять школу, которая выпускает на балетные сцены таких прекрасных артистов.
Балет беспощаден к тем, кто ему служит. Он наградит овациями, признанием жюри, медалью лауреата, но где, на каких весах можно определить истинную тяжесть этой медали! Когда я вижу, как за кулисами, изнемогая от свинцовой усталости, появляется только что блиставшая на сцене и покорявшая всех воздушной легкостью балерина, я думаю о том, какой ценой оплачен её успех, и вспоминаю древние библейские слова: «В поте лица твоего будешь есть хлеб свой…»
Будто переживая все заново, Геннадий Горбанев рассказывал мне о конкурсе:
— Готовились мы отчаянно, без выходных дней, без отдыха… Какой там отдых! Мы знали только «Дон Кихот», а надо было учить ещё два па-де-де из «Корсара» и «Пламени Парижа». Вот мы с Зитой и учили, себя замучили и Велту Вилциню, которая нас готовила к конкурсу. Танцовщики и балерины в Варну сильные собрались, особенно наши московские ребята — Федянин, Тедеев, Семеняка, Дроздова. Но ведь это и интересно, когда соперник сильный, правда? Вот вы говорите — конкурс, волнение… Это правильно, выиграть все хотят. А для нас с Зитой и другое важно было: мы хотели знать, чего добились, на что способны… Работали и перед конкурсом, уже в самой Варне. Знаете, я приехал, меня спрашивают о конкурсе, что видел, где был, какой Варна город.
А мне и сказать нечего. И видел мало и толком ничего не помню. Помню, что жара была, солнце пекло. Репетировали под открытым небом, Зита себе голову полотенцем повязывала, чтобы в обморок не уйасть. Фуэте, представляете, как на солнце крутить?
С ума сойти можно. Мне было тяжело, а ей… Ну, а когда конкурс начался — тут обстановка накалилась, как на чемпионате по хоккею. Все дрожат, нервничают, мы тоже, особенно в первом, самом трудном туре. Да ещё выхода своего весь день прождали — только в первом часу ночи выступали. С Зитой хорошо: у нее есть выдержка, неоцениМоё для балета качество, что бы там ни было—она собраться умеет и потом такое выдает!.. Танцует легко, понятливо, задорно и партнера заставляет быть на уровне.
Мы с ней в театре тоже вместе танцуем, её сейчас нет, и я как неприкаянный. Очень за нее переживаю…
Я вспомнила вчерашний день… Было первое сентября, веселыми голосами в школах кричали звонки, и точно так же встречало своих учёников Рижское хореографическое училище. В раздевалке, на длинной скамейке, сложив руки на худеньких коленках, сидели первоклассницы. Все, чем полны были их маленькие сердца, отражалось на лицах — волнение, робость, страх, надежда, а глаза не могли скрыть ликования…
Второклассницы в новых, только что выданных балетных туфлях, атласно-розовых с розовыми же лентами, второклассницы, уже приобщенные к тайнам балета и потому полные чувства собственного достоинства, надменно смотрели в зеркало, разглядывая себя и отраженные в нем робкие фигурки новеньких.
Какое трогательное, какое доверчивое начало! Но хватит ли, не говорю — таланта, хватит ли сил, терпения, воли, сделав первый шаг, идти все дальше и дальше?
Я иду в класс на первый балетный урок. В этом классе все необычно: желтые лейки под окном, квадратики канифоли, огромное, во всю стену зеркало и сами ученицы. Двадцать пар загорелых ножек в тапочках, сандалиях, просто босиком застыли у балетного станка. Путь к сцене начинался простым хождением под музыку. «Спинки должны быть прямые, попки и животы подтянуты, плечи опущены», — ласково командовала Валентина Тимофеевна Ушакова, педагог первого класса.
Рядом со мной, у дверей, сидела Тамара Мартыновна Витиня, директор училища, и пристальным, оценивающим взглядом смотрела на вышагивающих по залу девочек.
— Посмотрим, — тихонечко говорила Тамара Мартыновна, — посмотрим, какие тут у нас Терпсихоры…
Боже мой, шеи короткие, подъем недостаточный, плечи широкие! А это вот прелестное дитя и ходить-то не умеет… С другой стороны, где же лебединые шеи взять? Раньше нас мужчины обожали, на высоких каблуках под руку водили, а теперь мы носимся по магазинам с тяжелыми сумками… Да, данными мы не блещем…. Все равно, — решительно сказала она, — лебедей будем делать!
— Если у девочки нет всех необходимых для балета данных, сможет она научиться танцевать? — спрашиваю я.
— Все данные — случай крайне редкий. Надо, чтобы главное было — выворотность, шаг, прыжок. На этом вся балерина держится. И трудолюбие, желание, выносливость — в балете слабому трудно. У наших детей тройная нагрузка: специальные предметы, общеобразовательные и театральная практика. С первого класса их занимают в спектаклях нашего оперного театра. Представляете себе, вот такой малыш после вечернего спектакля домой придет, а ещё уроки надо делать и утром рано в школу вставать. Слабые, как правило, не выдерживают. Бывают и исключения, конечно. Зита Эррс, например. Слабенькая к нам пришла, в чем душа держится, и данные были средние, а к выпуску лучшей учёницей стала. Потому что работала выше своих возможностей. И голова хорошая была на плечах, а это в балете не последнее дело.
Между тем Терпсихоры продолжали свой нестройный хоровод под акцентированный счет Валентины Тимофеевны. Глядя на них, я думала, как, в сущности, это нелегко — просто пройти под музыку и как, должно быть, пройдет много времени, прежде чем Валентина Тимофеевна увидит изящную балетную походку своих учёниц. А пока она терпеливо наставляет: «Носочки нужно вытянуть, смотреть, чтобы коленки не торчали и руки не висели как плети. Все должно быть красиво».
Поэзия балета основана на прозе труда. Кто поймет и примет это — тому многое будет дано.
На перемене в класс заглядывают любопытные второклассницы.
— Ой, какие они смешные!
— Их двадцать — столько же, сколько нас, — говорит одна девочка.
— Было… — тихо добавляет другая, и я понимаю, что кого-то из своих подруг они уже потеряли.
Теперь вдоль балетного станка выстраиваются второклассницы. Стройные, подтянутые, по-детски грациозные. Все в розовых купальниках и белых тапочках. В изящном реверансе склоняются девочки, здороваясь с Тамарой Мартыновной, которая преподает у них классический танец. Здесь уже нет места неуклюжести и неловкости, и пусть ученицы знают лишь несколько букв из сложной балетной азбуки — тело дисциплинированно, и в движениях наметилась форма.
После урока разговариваю с Элей Медведевой. Она живет в Юрмале и каждый день, поднимаясь в шесть часов утра, едет в Ригу.
— Ты, наверное, очень любишь балет?
— Да, это красиво.
— Что тебе в балете особенно нравится?
— Наш оперный театр, там красивые костюмы, мне нравится, как танцуют балерины, как они улыбаются и как ведут себя на сцене… Вот Кукла Розовая, например, в «Щелкунчике» споткнулась, мы все испугались, а она сделала вид, что ничего такого не произошло.
— Ты говоришь «красиво», как ты понимаешь это слово?
— Это когда ты красиво двигаешься, всем нравишься и на тебя приятно смотреть.
— Эля, трудно учиться балету?
— Это приносит мне радость, поэтому нетрудно.
