куртке сидел эльф. Я не поверила своим глазам, это был один из тех двоих, кто играл тогда в Золотом Устье в Погребке. Почему же он один? Как ни всматривалась я в толпу, я не видела его товарища. Грустные звуки музыки бередили душу, вызывая такую муть, что хотелось завыть. А когда он еще и запел, тихо, задумчиво произнося слова, будто он их только что сложил в песню, я присела на корточках в дверях, и не было больше сил никуда идти, дикая усталость последних дней навалилась на плечи, хотелось просто сидеть и слушать бесконечно красивую музыку.
Но мысль о Климе не давала покоя, точила и точила… Достав зеркало, я отошла в коридор, где лишь потрескивание факелов да доносившиеся сюда звуки музыки нарушали тишину. Некоторое время, не зная к кому обратиться за помощью, я равнодушно смотрела на холодное стекло. И вдруг зеркальный круг повис возле меня, словно кто-то взял да и понял сам, что мне очень нужна, ну, хоть чья-нибудь помощь. Я с надеждой взглянула на рябь, бегущую по его поверхности, и, наконец, хмурое лицо Гарры возникло в нем.
— Гарра, — выдохнула я, — как я рада тебя видеть!
Черные глаза эльфа немного потеплели.
— Я тоже, Ася. Мы ждали вас уже в Еловой Горе, Лех сообщил, что направляется с вами сюда… — Гарра кивнул головой, видя, что я хочу ему что-то сказать, — Раган сообщил уже мне, что произошло у вас в Малахитовой Пади. Тебе надо уходить оттуда… Лансеол уже в пути…
— Гарра, Азгар — предатель, Клим у него, скорее всего — на стоянке темных. Клим после раздвоения не захотел возвращаться к жизни… Гарра, я не могу отсюда уйти…
— Ты не поняла, Ася, ты должна уйти!!! — Обычно очень выдержанный Гарра резко рубанул воздух рукой. — Идет охота за тобой!
— Да не во мне дело!
— Лансеол заберет тебя от Рагана, жди его, — пресек мои возражения Гарра и исчез.
Не заберет, а если все получится, то и конь летучий будет у меня… У меня не было другого выхода, что-то отчетливо говорило мне, что я не должна уходить от него далеко. Я решила остаться здесь, потому что там я никому не была особенно нужна, зато здесь был тот, без кого я не могла жить. К тому же сидеть на печи и заглядывать в зеркальце, — где же ты милый, ау? Нет, это не для меня… Медленно я вернулась в комнату, где притихший народ слушал старую балладу. Время от времени несколько гномов вставали, словно по чьей-то команде и выходили, стараясь не греметь оружием. Их места занимали другие, уставшие, с мрачными лицами, сначала начинавшие грубо переговариваться и сталкивать с мест засидевшихся в тепле собратьев. На оружии многих я видела кровь. Гномы и звероподобные орки и троли, эльфы-маги, — я с трудом представляла такой бой, но они жили в этой стране и не плохо жили… Устало сползши по стенке, я присела на корточках и закрыла глаза. Шум, поднятый вновь прибывшими, стих, и слова баллады стали снова слышны.
…Тот замок дремлет в тишине
Стенают души там
И призрак ночью ищет меч,
Гулявший по ночам…
— Давай повеселее что-нибудь, дружище! Кто заказал такую бадягу? — громко закричал мой недавний спутник, привстав с лавки, где было особенно весело. — А то мы сейчас все рыдать начнем!
Ну, похоже, вам это не грозит, усмехнулась я, глядя, как переходит из рук в руки небольшой кожаный бурдючок… Вам есть, чем поднять боевой дух! А, наверное, и я бы не отказалась приложиться разок…
Эльф-музыкант улыбнулся, откинул прядь длинных волос, упавших на лицо, и, принявшись отстукивать ладонями по деревянному пустотелому корпусу большой гитары быстрый ритм, в такт ему стал быстро приговаривать, покачивая головой:
Лохматый троль,
Сожрав весь стол,
Икнув, решил поспать.
Но вдруг: Тук, тук!
Башкой тряхнул,
Но слышит стук опять.
Тогда схватив,
Большой тесак,
Крошить стал
Все вокруг,
Но слышит снова он:
Тук, тук!
И взвыл тогда дурак!
А дело было вечерком,
И домовой Михась
Сидел чинил
Свой дом-сундук
Тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Пьяный хохот раздался сзади.
— А где же наш друг-домовик? Тебе даже сундук не нужен, кармана хватает, — заорал проводник, плохо выговаривая слова, словно выковыривая их языком, который его плохо слушался. — Покажи-ка, нам его, бродячая фея!
Заметив, что все стали оборачиваться в мою сторону, я встала. Все ждали.
— Что-нибудь еще, желаете? — почти ласково спросила я, нащупывая единственный оставшийся нож.
Приятно удивленный таким оборотом дела, широкоплечий гном принялся, раскачиваясь и расталкивая улюлюкающих соседей, вставать.
Ну и черт с тобой, дурак! Нож впился в стену прямо над успевшим пригнуть лохматую, черноволосую голову гномом… Но его куртка… как и требовалось, оказалась пришпиленной накрепко. 'Спасибо, дед, за науку!', — подумала я, не отрывая глаз от слишком ловко выпрыгнувшего из собственных рукавов проводника.
Стояла тишина. Ждут. Чего ждут?! И я стою… жду, опустив руку с кольцом, с единственным оставшимся у меня оружием.
Внезапно толпа ахнула. Нож, торчавший в стене, в куртке вдруг вылетел из нее и принялся кружить вокруг носа обидчика… Это продолжалось несколько мгновений, и наглый гном принялся лениво отбиваться от клинка… Но клинок опять отлетел от него, отлетел на выступ в стене, где стоял… Филимон! Когда успел вылезти!!! А крысеныш тем временем запустил нож с такой силой обратно, что тот полетел как пуля прямо в лоб лесному гному. Тот смотрел сначала, не шелохнувшись… Потом его глаза расширились, и он, отступив назад… свалился за скамейку…
Сначала тихо заржал его сосед по лавке, заглядывая назад, где показалась багровая физиономия гнома. А когда, откинув голову, громко захохотал он сам, вся толпа покатилась со смеху.
Парень, растолкав всех, подошел к выступу, на котором стоял настороженный Филимон.
— Давай пять! Ну, ты меня уел, чертяка! — заржал он снова, посадив довольного домового себе на плечо.
Подойдя ко мне в развалочку, гном с ехидцей шаркнул ногой и снисходительно произнес:
— Боевой у тебя гном… Я — Тим… — он выжидающе уставился на меня.
— Ася… — ответила я.
— Ася? — спросил он, вскинув лохматые брови, его большой нос тоже поехал вверх, — Ася… — повторил он, вдруг опять смешно вытаращивая маленькие глазки. — Странное у тебя имечко, ненашенское…
В этот момент проныра Филимон уже расчистил на дальней лавке местечко и завопил оттуда, как потерпевший. Я отмахнулась от надоедливого Тима и стала пробираться к лавке. Гул голосов возобновился, то стихая, то переходя в грубую брань. И я, едва села и вытянула уставшие ноги, провалилась в сон. Последнее что я помню, это кусок мяса с хлебом, который совал мне под нос заботливый гном…
