действовать. И где же эта разноглазая предметница, чтоб ее?
Я вернулась в свои покои и огляделась. Так, дрова из камина это как-то несерьезно, там щепочки какие-то и вообще больше угля, чем дров. Лампочка, похожая на керосинку моего родного мира, тоже не то, на ней особо ничего не накалишь. Высунулась я в коридор, огляделась, вроде пусто. Схватила со стены факел, развернулась, что бы к себе обратно бежать, и попала в объятия, не знаю даже кого.
— Вот я тебя щас факелом по морде приласкаю, будешь знать, как невесту наследника лапать! — заорала я.
Меня поспешно отпустили. Вот даже не знаю и правда лапали меня или я случайно с кем-то столкнулась из-за того, что резко обернулась и бедняга просто не успел смыться с траектории моего движения? А впрочем, какая разница! Там Терин помирать собирается, а я о невинности своей волнуюсь, тоже мне девица-недотрога!
Вернулась в свою комнатушку и быстренько назад в темницу переместилась.
А там Вальдор от смеха разве что по полу не катается.
— Ну и что смешного? Радуешься, что враг повержен и страдает, да?
— Дуся, ты же знаешь что это не так!
Кажется, принц даже немного обиделся на меня.
— Я пошутила, — буркнула я и сунула ему факел. — Вот, я огонь принесла, накаливай свой нож, хирург хренов.
Я присела рядом с Терином. Глаза у мага пьяные-пьяные, смотрит на меня, ухмыляется этак нехорошо и говорит:
— Что, чмо, растудыть тебя в качель, радуешься, что я в таком состоянии?
Вот так номер! Нет, мне конечно даже где-то приятно, что он от меня слов всяких разных нахватался, но за что он меня так приласкал?
— Ты чего это, Терин, в глаз захотел что ли?
— А что еще я могу сказать? Дождался, да? Ты этого хотел? В жабу надо было тебя превратить, в мерзкую жабу. Мыши, они… хорошие…
— А так это ты не обо мне, — я вздохнула с облегчением, а вот Вальдор помрачнел. Ну, я его понимаю, это не весело — о себе всякие гадости слушать. Да и к тому же что у пьяного на языке то у трезвого на уме, вот сейчас послушает принц, какого Терин о нем мнения и откажется помогать… вот радости-то будет!
— Выпей-ка ты еще, — решила я и влила в Терина остатки водки. Выпил и даже не поморщился.
— Спасибо, Дульсинея, ты настоящий друг. А этот… Вальдор, ты…Ты все время надо мной смеешься. Даже, когда тебе страшно. Не спорь, я чувствую. Ненавижу тебя, ненавидел, и… уважаю. Но ты… Ты… Я думал, что ты… а ты… Я не смог, а ведь так хотел!
— Что-то разговорился ты, Теринчик, — перебила я, не дослушав, что именно он такое хотел сотворить с принцем.
Вот сейчас еще что-нибудь ляпнет, и Вальдор точно пошлет нас куда подальше, обидится. Принц все-таки, сволочь высокомерная и так далее.
А он смотрю, ничего, ухмыляется и со всеми потрохами мага сдает:
— Ты пока за огнем ходила, он тут тебя желал, о разноглазая предметница…ха-ха!
— Чего ржешь? Смешно, что меня желают? — обиделась я. — Вот сейчас огребешь по морде, сразу проникнешься, мышь ты недобитая!
За что, друзья мои? За что? Мышь недобитая, жаба мерзкая — и это все я. А ничего, что у меня и без вас руки трясутся? Или, может, вы вдвоем ободрить решили меня таким вот специфичным образом. Ну ладно, Терин, он пьян и болен, хотя, конечно, когда выздоровеет и протрезвеет, получит от меня по самое не могу. Но эта-то пигалица лохматая?
Меня… по морде… Хотя… А стало легче. Легче стало к жизни относиться.
— Дусь, — командую я, подержав нож над огнем, — а теперь хватай убогого этого за плечи и держи со всех сил. Будет орать, заткни ему рот чем- нибудь.
— Поцелуем… — мечтательно бормочет маг.
— Да мне все равно, — отвечаю, — хоть набедренной повязкой.
— Я не хочу повязкой, — мурлычет Терин, и мне уже хочется применить к нему другой широко известный способ обезболивания — шваркнуть его затылком обо что-нибудь.
— И он не убогий, — мрачно добавляет Дуся, после чего мое желание применить анестезию начинает распространяться и на нее тоже.
Делаю глубокий вдох.
— Просто держи.
Она кивает и вцепляется в плечи пациента.
Мне действительно нужно разрезать его руку. Черт-черт-черт! Чему ж там меня учили, а?
Делаю аккуратный надрез, слышу слабое «ой» и понимаю, что некоторые длинноволосые сейчас свалятся в обморок и испортят мне тут все.
— Дуся! — ору я, — только упади. Убью, на хрен, обоих!
А что, действует. Особенно это — на хрен. Маг пока молчит. Терпит или без сознания? Да какая разница! Ох, папа-папа, если бы ты знал, чем я сейчас занимаюсь!
Нет, он, скотина, все-таки шевелится.
— Дульсинея, — рычу я, — сделай что-нибудь, он мне мешает.
— И что, к примеру? Мне сверху на него сесть, чтоб не дергался?
— Да мне плевать, что! Хоть ляг!
Ну, понимаю я, понимаю, что ей, с ее бараньим весом волшебника не удержать! Но я-то что могу сделать в этой ситуации? Хм… Как-то она буквально приняла мою рекомендацию. Хотя, с другой стороны, ну села и села! Э… целовать его не обязательно, я, может, смущаюсь. Говорю же — не обязательно! Вот и Терин так считает. Да ну вас всех. Главное, что он успокоился.
Ну и чего этот засранец на меня орет? Хоть сядь, хоть ляг! А вот и лягу! Хотя нет, не лягу, конечно же. Просто уселась на мага верхом, а он возьми и расплывись в пьяно-радостной улыбке.
— Дульсинея! — шепчет таким тоном, как будто ему счастье великое привалило, а не 50 кило на корпус плюхнулось. Не удержалась я, поцеловала его. Душевно так и нежненько. Терин кажется отвернуться попробовал, да только где ему, в его состоянии! Впрочем, услышав недовольное сопение Вальдора, я сама от мага отстала. Мало ли, вдруг Вальдор стесняется и рука у него дрогнет и вместо помощи он еще больше брюнета моей мечты покалечит.
Я старалась не смотреть, чем там Вальдор занят, а то совсем неудобно будет, если я в обморок грохнусь. Ага, вот прямо тут на Терине, растяну свою бесчувственную тушку, и Вальдор точно помрет от счастья такого! В конце концов, чтобы ненароком не подсмотреть, что там Вальдор делает, я зафиксировала взгляд на пьяной физиономии Терина, который то вырубался, то порывался стихи мне читать, то орать. Вот когда орать начинал, я ему рот затыкала. Без поцелуев обошлась, так просто, ладошкой затыкала, а он периодически пытался ладошку мою целовать. Вот дурак пьяный! Ха! Зато я теперь знаю, что надо было с ним сделать, чтобы не строил из себя буку и бяку в одном флаконе, напоить его надо было! Но теперь то уже поздняк метаться, не до того нам теперь.
Что-то подсказало мне, что руна молчания скоро скиснет. Наверно это магическое чутье, о котором мне Терин толковал, а я все никак понять не могла, что это такое и с чем его едят. Вот оно оказывается какое — чутье это. Я просто вдруг поняла, что руну молчания надо обновить. Обновила. И когда уже этот хирург доморощенный закончит?
Все закончено. Не знаю, сколько прошло времени, только, кажется, Дуся опять использовала тапок. Обновляла руны. Как мне плохо… Не помню, когда в последний раз я так уставал. Маг… Маг приходил в себя несколько раз, пытался кричать, кажется. Кажется, Дуся закрывала ему рот. Ему, бедняге, опять не дали поорать. Когда ломали — не дали. Когда лечили — добили. О! Стих. Все, я больше не могу.
— Дуся, — говорю, вытирая пот со лба, — я закончил. Теперь твоя очередь.
Закончил, наконец! У меня уже ноги затекли верхом на Терине сидеть. Он хоть и брюнет моей мечты, но коленкам-то не удобно на жестком каменном полу. Я не из тех, кому с милым рай и в шалаше, в конце концов, я существо нежное! Смотрю я на Вальдора, взбледнулось ему бедняге даже. Но ничего держится.
— Слушай, Валь, если я его сейчас отрезвлю, то он подохнет тут от боли. У нас еще время есть, пусть подольше пьяный побудет, а мы тут с ним посидим, а?
— Ты как хочешь, о разноглазая предметница, а мне уже скучно здесь, — заявил Вальдор, а у самого руки трясутся. Вряд ли в скуке дело, просто на свежий воздух хочет ну и, наверно, выпить чего-нибудь тоже.
Я перенесла его из темницы и назад вернулась. Когда уходила, Терин вырубился, а сейчас уже песни во всю орал. Какое счастье, что руна молчания еще работает, а то вот бы весело было, если бы его в таком виде застукали! Представляю картину маслом — лежит такой весь из себя страдалец и похабные песни орет! А песенка и правда неприличная, про стрекозу которая всем подряд давала, а как замуж собралась так и облом случился — у стрекозки сифилис… Ну что с него взять-то, с венеролога недобитого!
— Хоть бы приятное что-нибудь спел, романтическое, — предложила я, обновляя руну молчания.
— Дульсинея, не покидай меня!
— Да здесь я… пока здесь.
— Я тебя люблю, а ты дразнишь меня и ругаешься. Все время ругаешься. Дуся, тебе это не идет, я же говорил.
Мне, конечно, приятно до одури, что он меня любит, но по пьяни не считается! Я таких пьяных признаний уже наслушалась за свою жизнь по самое не хочу, так что не впечатлилась!
— Дуся!
Это он уже громко так, практически командирским голосом, выкрикнул.
— Ну что ты орешь?
