— Тому виною ты, прекрасная звезда Атлантиды, — тяжело вздохнув отвечал Тод, — разум больше мне не служит, лишь одни чувства ведут за собой.
— Чувства? Так покажи их, зачем же их таить? Пусть знают все!
Лессиру забавлял испуг, читаемый ею в его глазах, все также преданно и нежно взирающих на нее. Ей хотелось беспрестанно смеяться над его растерянностью, и в самом деле, разве же не смешно так дрожать от одной только мысли, что их увидят вместе. Ну, а если и увидят, что ей, царской дочери, до того? Почему ей не встретиться с тем, кто предан и привязан к ней всею душой, с кем ей легко и просто. Если бы ее спросили, почему изменились ее чувства к нему, она, наверное, и сама бы не смогла объяснить этого. Просто случилось так, что почти с первой встречи она вдруг забыла о своем царском величии и гордости, рядом с ним она ощущала себя обычной земной женщиной, жаждущей не слепого и беспрекословного преклонения, а настоящей любви и нежности. Тайные встречи стали частью ее жизни, они, подобно слабому ростку, робко проклюнувшемуся из самой земли, постепенно начали перерастать в навязчивое желание быть вместе, и не только там, где их никто не видит, но и там, где людно и где их в любой миг могут узнать. Но пусть видят все, кому это небезразлично, что и она, дочь царя, может быть рядом с желанным для нее человеком.
— Да, я и вправду боюсь, — признался Тод, — но боюсь я не гнева твоего отца или его последствий для меня, а только лишь того, что Хронос, прогневавшись, запретит тебе выходить из дворца и я больше никогда не увижу тебя так близко, никогда не буду говорить с тобой.
— Такое вполне может статься, — согласилась Лессира, раскрасневшаяся вдруг от признаний Тода. — Но все скрываемое когда-то становится видимым, и потому мы встретимся на площади, а ты убедишься в том, что все останется неизменным.
Он ждал ее у фонтана. Стоя у самого его основания, Тод с блаженством ощущал освежающее прикосновение мельчайшей прохладной пыли, беспрестанно срываемой ветром с водной бурлящей поверхности. Он всегда с радостью любовался водной стихией, ее пение, то тихое и мелодичное, то громкое и неистовое, будило в его душе какие-то, казалось, давно забытые переживания и чувства. Рядом с водой он ощущал необъяснимое умиротворение и легкую печаль, от которой светлее и торжественнее становился весь окружающий его мир. Вот и сегодня, проведя у воды, томительное время ожидания, он вдруг почувствовал, как все его страхи развеялись сами собою. Теперь ему уже не мерещились таинственные опасности, угрожающие их радостным встречам.
Когда он заметил появившуюся на площади Лессиру, одетую, впрочем, как и всегда, просто и неприметно, он, забыв обо всех своих волнениях и опасениях, не замечая никого вокруг, бросился ей навстречу. Возможно, не будь этой поспешности и неистового рвения приблизиться к любимой, немногочисленные горожане, неторопливо прогуливающиеся вблизи фонтанов, и не обратили бы на них своего праздного внимания. Но стремительное приближение молодых людей друг к другу не могло остаться незамеченным, особенно же бросался в глаза порыв пылкого, красивого юноши, потерявшего голову при виде возлюбленной.
Впрочем, среди любопытствующих был один человек, который пристальнее остальных вглядывался в радостные, сияющие от неземного восторга лица юноши и девушки. Сам архонт Гродж волею судьбы оказался в этот вечер на главной площади Аталлы.
Когда солнце находилось в наивысшей, жароносной точке небосвода, прибыл архонт в столицу. Целью его поспешного визита была встреча с Хроносом, он жаждал поскорее начать воплощение в жизнь своего намерения относительно Лессиры, которое одно, по его мнению, могло помочь ему добиться власти и побед на поле брани. Как человек, целеустремленный и волевой, решивший однажды действовать, он не хотел откладывать на будущее своих планов. Желанное дело требовало быстрых, почти стремительных действий, не стесненных ни какими средствами.
Правда, сразу же архонту пришлось столкнуться с препятствиями и проволочками: вместо намеченной встречи с Хроносом и, возможно, с его дочерью, Гродж, спустившись по широкой мраморной лестнице к скамье у фонтана, коротал время в ожидании царя, отбывшего еще с утра на остров Туле, к архонту Синаперибу. Но Гродж не собирался возвращаться к себе, его намерением было дождаться возвращения царя, который должен был скоро прибыть обратно в свой дворец.
Каково же было удивление архонта, когда он вдруг узнал в красивой, одетой скромно и неприметно девушке, спешившей навстречу молодому человеку, саму Лессиру. В первый мгновение его скучающий взгляд, мельком скользнувший по юной горожанке, почти не привлеченный ее простым видом, уже готов был перенестись в сторону, как вдруг нежные черты лица, копна развеваемых ветром белокурых волос, сама грациозная походка показались знакомыми. Вглядевшись более пристально, Гродж уже не сомневался, что перед ним дочь самого царя, свободно и безбоязненно разгуливающая по городу. Да еще как разгуливающая! Эта независимая молодая особо посмела явиться на свидание с простолюдином, и не тайно, куда-нибудь в сень зеленых рощ, или берегов прохладных каналов, где не встретишь, порой, ни одного любопытного взгляда, а на главную площадь столицы! Неслыханная дерзость! Кто же этот молодой наглец, посмевший столь неуважительно отнестись к царственной особе? Вместо почитания и преклонения назначать дочери царя личное свидание?! Но и сама Лессира какова?! Одаривает своей божественной улыбкой проходимца, не стоящего даже и мимолетного ее взгляда.
Несмотря на негодование, заполонившее всю его душу, Гродж твердо решил не проявлять его пред глазами посторонних. Но остаться незамеченным Лессирой он не хотел. Поэтому архонт поднялся со скамьи и направился к влюбленной паре, безмятежно взиравшей друг на друга. Он, слегка поклонившись изумленной его внезапным появлением дочери царя, почтительно приветствовал ее. Лессира вынуждена была отвечать ему, хотя слова не шли из ее уст. Она не понимала, откуда здесь взялся этот человек, с чего он вдруг здесь.
— О, прекрасная Лессира, ты решила осчастливить нас, простых смертных, своим внезапным и чудесным появлением, — начал издалека сладким голосом архонт. — Я, твой покорный слуга, безмерно рад встрече с тобой, о, прекраснейшая и величественнейшая из женщин.
Лессира, чувствуя себя в полном замешательстве, покраснела. Она молча взирала на слащавого архонта и не знала, что же ей отвечать. Она понимала, что все теперь открылось и стало явным. Судя по взглядам Гроджа, исподтишка бросаемым на Тода, он воспринимает ее встречу с ним, именно как свидание, а потому архонт не станет держать увиденное в тайне, он непременно расскажет об этом царю. Что же скажет он, как встретит новости о своей дочери, Лессире было неведомо.
— О, прекрасная Лессира, назови имя твоего спутника, представь нас друг другу.
Прежняя Лессира дерзко и властно осадила бы любого, кто осмелился хотя бы в чем-то перечить ей, а уж тем более спрашивать у нее отчет о ее делах и поступках, но нынешняя, слегка растерявшаяся от этой внезапной, неприятной для нее встречи, почему-то отвечала архонту.
— Тод, архитектор, — отрывисто сказала она.
- Тод, мир тебе и твоим близким! — спокойно приветствовал архонт Тода. — Прекрасная Лессира не представила меня, поэтому назовусь сам: я
архонт Гродж.
Тод молча поклонился. Он, глядя в колючие глаза архонта, чувствовал в них отчужденность и враждебность, во всем облике этого человека, в его лице, властном и надменном, явственно читались недобрые намерения. Тод с замиранием сердца смотрел на архонта и понимал, что его опасения и тревоги, увы, не были напрасными, — теперь Гродж поведает обо всем Хроносу, и тот разрушит хрупкое счастье Тода. Ему больше уже никогда не видеть Лессиру, не быть с нею наедине, не лицезреть ее прекрасный облик и улыбку.
— Не смею больше вас задерживать, — вновь поклонившись Лессире, сказал Гродж, — я и сам спешу, через короткое время я увижусь с достопочтенным царем нашим, дабы поведать ему о делах наших повседневных.
Гродж, вполне довольный растерянностью молодых людей, оставил их, он твердым шагом направился в сторону дворцовой лестницы. А Лессира и Тод, безмолвные и неподвижные, зачарованно смотрели ему вслед.
— Я хочу уйти отсюда, — первой нарушила молчание Лессира.
Сразу к краю площади подступала эвкалиптовая роща, ее тенистые аллеи, немноголюдные и безмолвные, могли стать прибежищем для их растревоженных душ. Лессира шагала впереди, Тод, подобно
