Сердце у меня оборвалось.
— Карл! — закричала я. — Что случилось?
— Джеки, сожалею, что беспокою тебя. Может, ничего особенного…
Голос у него напряженный, хриплый, речь спотыкается.
— Карл! Ты болен?
— Похоже на то. Понимаешь, разболелось горло, и я нашел в аптечке пенициллин, его еще Элинор покупала. Мне помнилось, что он вроде как для горла помогает, и я принял две таблетки. А через несколько минут на руке у меня проступили красные пятна, чесаться стало страшно. И только тут я вспомнил, что несколько лет назад, еще в Германии, у меня уже случалась реакция на пенициллин, и врач сказал, что лекарство мне противопоказано.
Он замолк, точно позабыв, о чем говорил. Чувствуя холодок тревоги, я ровно спросила:
— А зуд? Сильнее становится?
— Пятна расползаются. И такое странное жжение внутри. Все почему-то так быстро развивается. Ноги заплетаются, голова кружится… И горло — оно так распухло, едва могу сглотнуть. Я… — он запнулся, потом продолжил. — У меня с глазами что-то, я плохо вижу. Может, от пенициллина? Как думаешь?
Именно так я и думала. По симптомам, какие он описал, я поняла — лекарство может очень быстро убить его.
— Карл! Оставайся на месте! — велела я. — Прямо у телефона. Если трудно сидеть — ляг на пол. Но будь у телефона, чтобы я точно знала, где искать тебя. Я уже еду!
Вешая трубку, я услышала, как он бормотнул:
— С… спасибо, — хрипло, дыхание едва слышно.
Я схватила сумку, благодаря небо, что в ней у меня есть все, что может потребоваться, не надо заезжать в приемную. Выскочив из комнаты, я крикнула Бена: он мог вызвать «скорую», сэкономив для меня время.
Если Карл доживет до «скорой».
Карл стал жертвой довольно редкого заболевания: обширной аллергии на пенициллин. Лично я такого случая никогда не наблюдала, только слабые реакции, но и с ними шутки плохи. О таких случаях, как у Карла, я читала и знала, что без лекарства умереть он может через полчаса. А то и раньше. Даже сейчас нет стопроцентной гарантии, что успею к нему. На полпути к машине я снова приостановилась и крикнула:
— Бен! Где ты? Бен!
Молчание. Видно, вышел куда-то — да и весь город словно вымер. Я рванулась к машине. Возвращаться, вызывать «скорую» — некогда. Или, вернее, времени нет у Карла.
Отперев дверцу, я бросила сумку на переднее сиденье и скользнула за руль. Глубоко в подсознании что-то встрепенулось, слабенько тренькнул звоночек тревоги.
Я проигнорировала его. Нужно сосредоточиться на том, что делаю. Мотор завелся сходу, и я бросила машину на резкий со скрежетом разворот. Я не любительница особо быстрой езды, но сейчас счет шел буквально на секунды и, подгоняемая срочностью, я лихорадочно набирала скорость. Сердце у меня надсаживалось от боли, что пациент мой — Карл, я никак не могла сосредоточиться только на клинических симптомах.
Но я должна. Его жизнь зависит от моего умения. Нельзя допускать, чтобы на мои руки, разум или диагноз влияли эмоции.
Я успокоюсь, уговаривала я себя, как только я приеду, когда начинаешь работать — все меняется.
Успокоиться… Я еще раз тщательно проанализировала признаки, названные им. И опять что-то шевельнулось в закоулках памяти, что-то царапало, но я никак не могла зацепить мысль. Важность какого- то симптома? Я проглядела что-то… нужно другое лечение?
Да я же читала о подобном случае! Недавно попалась статья. В медицинском журнале? Нет, в популярном. Об обширной аллергии на пенициллин. И симптомы были в точности, как у Карла…
И вдруг меня как жаром опалило, я сдернула ногу с акселератора.
Вот именно! В точности… Чересчур в точности. И развитие событий, как в статье: там у больного тоже несколько лет назад уже случалась слабая реакция на пенициллин, и он тоже принял таблетки, купленные другим, когда у него заболело горло. И течение реакции идентично.
Тут мне раскрылась суть тревожного звоночка: голос Карла, хриплый, напряженный. Он сказал «Сожалею»…
«Сожалею…» Обычно говорят, «прости, что…» Но не Карл. Один из немногих признаков, указывающих, что английский ему не родной. В тот раз, сообщая мне, что меня надо убить, мне тоже хрипло прошептали: «Сожалею»… И с той же интонацией.
Я мчусь в искусно расставленную ловушку?
Свет фар упал на мост — дорога повернула к реке. На подъезде к мосту я тормознула, остановилась.
Дома отсюда не видно, я сидела в машине с включенными фарами, мотор урчал, а я всматривалась так, будто могла разглядеть, что творится в доме. Карл, конечно, один, миссис Уилкис, я знала, уехала в отпуск, а Тед Уиллис с семьей в Авроре, остались смотреть вечернюю программу.
Через десяток минут — если я приму неправильное решение — погибнет Карл… Или я.
Я страстно отпихивала мысль, что он убийца. Но от фактов не увильнешь. Лучше взвесить их, беспристрастно и побыстрее.
А факты таковы: мотив для убийства Элинор — припадок бурной ревности, и, оказывается, был не только мотив, но и возможность совершения убийства. Хотя кроме Карла об этом известно только мне. Что означает — есть у него мотив заставить умолкнуть и меня. Об этом я размышляла тысячу раз и прежде, и ответ, как бы ни был мне ненавистен, и как бы я ни старалась закрывать глаза — получался один: Карл — единственный, другого я не могла придумать, у кого имеется правдоподобная причина желать моей смерти.
Его история о реакции на пенициллин слишком точная копия болезни другого. И он, и тот, кто угрожал мне, оба пользовались старомодной формулой: «Сожалею…»
И все же…
Я оглядела дорогу — хоть бы блеснули еще фары! Будь у меня помощь! Если бы кто-то еще отправился со мной на ферму. Но дорога темная, пустая, да и Виллоубанк почти пуст, так что даже если я вернусь, мне придется потратить самое малое минут десять, чтобы разыскать кого-то, кто поверит, что я не спятила, и согласится сопровождать меня на ферму Шредера, не требуя подробных объяснений, с чего вдруг такая необходимость. А что если Карл и вправду болен? Тогда уж не до поисков защитников…
И тут меня осенило! А Дэнис Палмер! Вот кто поможет мне! Живет он всего в четверти мили отсюда. Утром я встретила его на улице, он еще поинтересовался, планирую ли я знакомство еще с одной стороной деревенской жизни — с ярмаркой. И посетовал, что сам опаздывает с работой в журнал, придется весь день, а то и всю ночь проторчать в проявительской, а то неплохо бы на ярмарке сделать пару снимков скрытой камерой.
Значит, Дэнис должен быть дома. Подъездная дорога к нему хорошая. И он поедет со мной без расспросов и заминок. На Дэниса можно положиться, отсрочка получится всего минуты на две-полторы.
Я довольно резко подала назад, прибавила скорость и снова вылетела на шоссе.
Когда машина рванулась, белый кот Роджерсонов стрельнул чуть ли не из-под передних колес к бровке, явно сбитый с толку и напуганный моим непредвиденным маневром — и благополучно растворился в темноте кустов.
Оголтелость его бешеного прыжка как-то откликнулась в моей душе: может, оттого, что недавно я тоже едва улизнула от смерти. Бедняжка Снежок, мимолетно подумала я, паршиво получилось бы, если б я задавила его, и это после того, как он умудрился спастись в наводнение на реке.
Снежок застрял у меня в мыслях, пока я меняла скорость — успокаивающий предмет, отвлекающий от горячей проблемы минуты. Итак, я уперлась мыслями в кота. До чего все-таки сообразительное животное: исхитрился не потонуть, ухватившись за топляк, дрейфовал, как наблюдал Дэнис, от моста до самого обрыва с веревочной лестницей…
