Внезапно я окоченела от ужаса и второй раз дала по тормозам: до меня доехало! В мозгу ослепительной вспышкой полыхнул взрыв! Я снова дала задний ход и, лихорадочно давя на сцепление, развернулась на ограниченном пятачке дороги. Проехала сотню ярдов до моста, тормознула и вывалилась из машины.
При ярком свете полной луны я уставилась на реку и увидела: догадка моя верна!
Дэнис рассказывал, что стоя тут, самолично наблюдал крушение моста, видел Снежка, как кот, доплыв до веревочной лестницы, выкарабкался на безопасный берег. Но… видел он не отсюда! Отсюда лестницы увидеть он никак не мог — мешает излучина. С этого берега ни обрыва, ни лестницы не видно!
Я вспомнила, как стояли тут мы с Биллом, когда мальчик показывал мне город в тот первый мой день в Виллоубанке. Слышала его голос: «Есть тут местечко за излучиной — отсюда не видно — там такой обрыв! Мы по веревочной лестнице лазаем в воду!» Отсюда не видно! Ох, какая же я дура! Дремучая беспамятная дура!
Когда мост рухнул, Дэнис находился на другом берегу! Увлекшись, он вылепил мне затейливую историйку про Снежка. Но позже, припомнив, сообразил, что фактически признался, что убил Элинор! И бросился на меня в атаку, пока я еще не увязала факты…
Застыв в оцепенении, я глядела на реку: как та легко огибает поворот… я понятия не имела, почему Дэнис убил Элинор и сейчас даже и не пыталась угадать. Дэнис Палмер… Имя эхом звенело у меня в голове, словно выкрикивал его кто-то посторонний, снова и снова. Дэнис убил Элинор. А я чуть было сама не бросилась в его руки просить защиты от Карла Шредера!
— Карл! — вслух выдохнула я.
И ошеломительно четко навалилась правда — звонок Карла был подлинный. Он умирает! Карл умирает, а я уже потратила зря сколько? Минуту? Пять? Может, уже слишком много!
Я чуть не упала снова в машину. Напряженная, сосредоточенная, я быстренько переключила скорость, довела до максимальной, переполненная холодной яростью на себя. Еще колебалась — ехать или нет на такой срочный вызов! Поставила безопасность собственной шкуры против безопасности пациента. А еще заявляла, будто люблю Карла, когда же наступила минута испытания, подвела человека.
Но под внешним гневом я была спокойна, руки на руле не дрожали, в отличие от моих панических минут прежде. Я боялась за Карла, боялась сильно, искренне, но теперь срочность утратила оттенок размытости ночного кошмара — с такой я знала, как управляться. Я быстро просчитывала в уме возможные варианты его состояния почти с клинической отстраненностью. Свет в доме, когда я подъехала, горел, машину я поставила на лужайке. Где находится телефон, я помнила точно: на столике в гостиной, рядом с креслом. Я просила Карла оставаться на месте, так что найду его сразу: совершенно очевидно сейчас он уже не в состоянии окликнуть меня.
Взлетев по ступенькам с сумкой в руке, я прямиком бросилась в гостиную, крича на бегу: «Карл! Все в порядке! Я тут!»
Дверь была притворена. Я распахнула ее, ворвалась в комнату и остановилась на всем бегу.
В кресле у телефона, где я ожидала увидеть Карла, его не было. Не лежал он и на полу рядом.
— Карл! — в тревоге закричала я, метнувшись в спальню. Страшная мысль мелькнула у меня в голове: что если он спустился вниз и сел в машину? Или еще того хлеще — отправился за помощью к Уиллисам? И я потеряю драгоценные минуты на его розыски!
Я услышала, как дверь в гостиную, которую я так бесцеремонно распахнула — захлопнулась. И голос Карла — больше не придушенный, не больной и не отчаянный, а очень даже спокойный и насмешливый холодно произнес:
— Как мило с вашей стороны, что вы приехали, доктор Фримен. Ваша быстрота делает честь вашему профессионализму.
— Карл! — я порывисто обернулась.
Голос Карла…
Но в дверном проеме, насмешливо глядя на меня, довольный собой и всем миром, стоял не Карл.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Дэнис Палмер расхохотался.
— Что, позабыла о моем редкостном даре, а? Что я умею подражать кому угодно — уж во всяком случае, всему, что издает звуки. Трюк, конечно, грязный, прошу прощения. Но спектакль я разыграл шикарно, что скажешь? Было непросто и очень нелегко: изобразить не просто Карла, а Карла тяжело больного. Но похоже, сыграл убедительно.
Он прислонился к косяку, хладнокровный, улыбающийся, одна бровь вопросительно вздернута в ожидании моей реакции. Я до того разозлилась, что даже не испугалась всерьез. А может, за последний десяток минут так напереживалась, что на меня это подействовало, как временная анестезия против страха. Зато я впервые в жизни испытала ослепляющий прилив ненависти. Ничего мне так не хотелось, как стереть эту его самодовольную ухмылочку с лица. Даже сейчас он не хотел убивать меня сразу, он тешился, забавляясь моим ужасом, беспомощностью. Отлично же! Конечно, я и правда беспомощна и напугана. Но ему не удастся увидеть моего страха. Ни за что; если только, конечно, я сумею спрятать его. Думаю, будь у меня под рукой оружие, я бы без колебаний убила Дэниса.
— Ну так? — подтолкнул он. — Удалось мне сыграть смертельно больного? Обмануть даже тренированное ухо врача?
Я облизала пересохшие губы, боясь, что голос подведет меня.
— Мои поздравления!
— Благодарю, — усмехнулся он. — Кстати, надеюсь, порадуешься известию, что Карл великолепно себя чувствует. Если, конечно, на дороге с ним ничего не стряслось. Услыхал утром, что он собирается в Брисбейн на пару дней — упустить такую возможность! Сама понимаешь, нельзя!
Глаза мои вильнули вбок, прикидывая расстояние до ближайшей двери. Успеет перехватить меня Дэнис? Я пыталась вспомнить расположение комнат. Единственный прямой путь к выходу преграждал Дэнис, кухонная дверь — второй выход — находится где-то позади меня. Вроде бы на бегу в гостиную я отметила, что дверь на кухню закрыта. Но успею ли опередить Дэниса? Выскочить? Сомнительно. Стоит он вроде бы расслабясь, спокойно, но позиция ног, напряженные коленки выдают — готов прыгнуть в любой миг.
Дэнис легко прочитал мои мысли и лениво бросил:
— Между прочим, я бы на твоем месте не стал рваться в ту дверь: она заперта. Принял меры предосторожности. Я вообще довольно сообразительный и льщу себе надеждой, что бегаю побыстрее тебя, просто нет охоты напрягаться. Тебе, конечно, известно, почему ты тут?
Чтобы умереть, горько, безнадежно подумала я, умереть в западне. В левой руке я еще держала медицинскую сумку. Что, если запустить ему в голову, мелькнуло у меня? Но бросок левой рукой окажется слишком слаб и, наверняка, неточен. И Дэнис по-прежнему будет блокировать незапертую дверь.
Я стиснула правую руку в кулак, стараясь говорить ровно, не доставлять ему удовольствия наслаждаться моим страхом.
— Я знаю, Элинор убил ты! Так что, видимо, причина эта.
И добавила:
— Между прочим, до сегодняшнего вечера я и не подозревала этого, дурак! Не вызови ты меня сюда, я бы и не догадалась. Но по дороге я чуть не переехала Снежка и вспомнила твой рассказ: про кота, про веревочную лестницу… И сообразила.
— Рано или поздно, — пожал он плечами, — ты все равно вспомнила бы. Или мимоходом пересказала кому-то и тот бы раскусил, что за этим кроется. Слишком велик был риск! — Он вздохнул. — Вечная моя беда — когда меня заносит, становлюсь слишком треплив. Ни единой душе до тебя не рассказывал про Снежка в наводнение. Не потому, что боялся выдать себя, забыл просто. На уме были вещи поважнее. Не до кота! А потом стал рассказывать тебе про крушение моста и вспомнил Снежка. Но даже и тогда не сообразил сразу, что выболтал; до того собрания в Городском Холле, когда у твоей машины спустило колесо. По пути к тебе, нам, помнишь, встретился Снежок, тут-то меня и стукнуло! Что же я натворил! Я не сомневался, когда-
