Года полтора назад — а может, и два уже — она удивила всехнас, обручившись с парнем по имени Джек Лантри, управляющим местной лесопилкой, той, что сразу за городом, рядом с холмом. Неожиданно — очень уж Лантри тихий и совсем-совсем обыкновенный. К тому же намного старше Элинор. Да просто не тот тип, за которого, как можно было предполагать, она пойдет замуж: сама она искрилась жизнью, кипела и бурлила. Ждали, что и в мужья себе выберет кого-нибудь поярче.
А год назад Элинор отправилась за границу в путешествие. С Джеком они планировали пожениться после ее возвращения. Путешествие показалось мне недурной идеей: девушкам вроде Элинор надо перебеситься, прежде чем осесть и зажить тихой семейной жизнью с основательным парнем, вроде Лантри. Но, вернувшись где-то через полгода, она привезла с собой мужа — и, насколько можно судить по местным сплетням, Джек до ее возвращения ни о чем и не подозревал.
Брови у меня поднялись.
— Во-первых, немножко жестоко по отношению к бедняге Джеку, — заметила я. — А во-вторых, и ему недурно бы иметь алиби на этот вечер.
— А мне сдается, захоти Джек отомстить Элинор, не стал бы дожидаться так долго.
— А тогда как прореагировал?
— Откуда мне знать, девочка? Я тут людей лечу, а не веду страничку скандальной хроники. Не бегал, во всяком случае, круша все вокруг и угрожая самоубийством. Или убийством — если ты про это. Занимался себе по-прежнему своим делом, точно случившееся для него имело не большее значение, чем дождик. Кто знает, может он и сам к тому времени передумал. Не могу тебе сказать. У такого парня как Джек, много про чувства его не разберешь.
— Значит, женаты Шредеры не так уж давно?
— И года нет.
— А Карл? Больше отвечает типу Элинор?
— Разве я могу угадать, какой мужчина приглянется девушке?
— Но минуту назад ты сам сказал — Джек Лантри не того типа, за который могла бы выйти замуж Элинор! Итак?
— Сообразительная какая! — накинулся он на меня. — И чего не стала леди-адвокатом вместо того, чтоб врачом мыкаться?
Я усмехнулась:
— Ты на вопрос-то отвечай!
— Хм-хм. Ну… полагаю, что да. Подходит больше. Хотя мне казалось, что она… — он запнулся, закусил черенок трубки и явно решил не заканчивать мысль. — Яркости в Шредере, конечно, больше. Политический беженец из Восточной Германии, хотя, когда она с ним познакомилась, он уже жил в Англии с год, по-моему, или даже уже два. Драматург — и, как я понимаю, довольно недурной. Одна его пьеса с успехом идет в Лондоне и скоро предстоит премьера ее в Америке. Но вообще-то о своей работе он распространяется мало.
— Ясно. Политический беженец, драматург — и к тому же довольно красивый. Да, можно сказать, личность яркая. А как у него характер?
Доктор пожал плечами.
— Всегда казался приятным — спокойный, может, не слишком общительный, знакомства водил только, чтобы Элинор угодить. Но он вроде над пьесой новой работает, что наверняка отнимает массу времени. Однако, обходительный и людям нравится. Неплохо вписался в здешнюю жизнь. Винить его за то, что Лантри бросили — нельзя, конечно. Скорее всего, Шредер и не подозревал о его существовании так же, как и тот о Шредере.
— Интересно, где это он умудрился так вымокнуть? — задумчиво произнесла я.
— Да ты-то ведь не думаешь — что он? — покосился на меня дядя. — Эдакий красавчик, с обходительными манерами, тебе, конечно, хотелось бы считать — он невиновен. Но ты все-таки не дура и сомневаешься. Подозреваешь — вымок он, потому что реку переплывал.
Я задумалась, а потом медленно выговорила:
— Может, и так… Но… не уверена.
— Ты ведь видела Шредера, когда тот вошел в отель. Была там, когда Барнард сообщил ему о смерти Элинор. Как он прореагировал?
— Появилось в нем нечто загадочное для меня. В глазах что-то такое, в поведении.
Припоминая, как стоял высокий блондин, следя за Томом, разговаривающим по телефону, как бледное лицо его вдруг стало страдальческим, отчаянным, мне показалось — я вот-вот схвачу смысл увиденного. Выражение человека, застигнутого ужасом, но не обрушившимся вдруг, ниоткуда, а ужасом, наступление которого он предчувствовал.
— Думаю, — сказала я, — он, во всяком случае, подозревал, что Уиллис найдет Элинор мертвой. Не то, чтобы я такой уж проницательный толкователь чувств людей и прочитала все по его лицу. Но слишком уж он встревожился, когда Элинор не ответила на звонок. Что особенного — она могла ведь выйти в ванную, или пойти белье развешивать, да куда угодно! Причин десятки и все безобидные. Но Шредер испугался сразу — что-то произошло. Что-то плохое!
— Ммм, — доктор вытянул ноги. — Должно быть, были на то основания. Но отсюда не вытекает автоматически, что он — знал. Да, суть я уловил. Знаешь, девочка, в конце концов, не очень-то много нам известно о людях, даже о тех, рядом с кем мы живем годами.
Он вдруг разом сник.
— Выгляни-ка в окно, не видно нашей розыскной партии?
Когда они вернулись, то принесли новости, каких мы и ждали: никого не нашли.
Спать я легла уже почти в полночь. Прежде чем лечь, я отодвинула занавески и выглянула в ночь. Дождь прекратился, хотя просветов в тяжелых тучах не было, и свет от уличного фонаря мокро отсвечивал на листьях, крыше и асфальте.
Наконец-то все успокоилось. Даже ветер совсем стих. Точно бы крошечный городок закутался сам, а заодно укрыл и тайну своей трагедии плащом темноты и молчания от любопытного внешнего мира.
Я мысленно одернула себя.
— Отправляйся-ка в постель, Жаклин Фримен, — вслух приказала я себе. — Совсем уж у тебя фантазия разгулялась.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Такова уж человеческая натура, интерес мой к трагедии поугас за последующие недели, просто оттого, что не поступало свежей информации. Газеты, выдоив все, что могли из убийства, дня через три переключились на другое. К моему облегчению, власти совершенно справедливо решили, что вряд ли я смогу что-либо добавить новое к свидетельствам других, и не вызвали для дачи показаний. Особых возражений против этого у меня не было, но к началу расследования я уже уехала в Мельбурн на свою временную должность и не испытывала желания лететь в Квинсленд только ради того, чтобы на десяток минут предстать перед судом короны и повторить то, что уже сказали другие.
В письме домой я поинтересовалась, что выяснилось на суде, но мать ответила только, что слушание отложено, а дату сообщат позднее. Я была занята собственной жизнью и пока вернулась в Брисбейн, дело Шредера стало для меня далеким и нереальным.
Даже теперь, когда я опять ехала в Виллоубанк в первый раз с того уикэнда, я и думать не думала об убитой Элинор. Все внимание я сосредоточила на дороге — насколько могла разглядеть ее.
Монотонный ритм «дворников» едва успевал за потоками дождя на ветровом стекле, и я не успевала следить за кинжально прямыми, короткими лучами фар, поэтому я совсем сбавила ход, жалея, что не выехала из Брисбейна раньше, тогда, пожалуй, и добралась бы до места засветло. Тут что, всегда идет дождь? — раздраженно и несправедливо подумала я.
Когда мать несколько часов назад сказала: «Джеки, ты бы поторопилась», я небрежно отмахнулась:
