Боже! Она ему дала! Взаправду! По- настоящему!
Восторг от того, что он теперь взрослый мужчина, был не менее острым, чем те ощущения, которые длились несколько секунд, но успели вознести Степку до небес и шандарахнуть оттуда об землю.
Со всей силы.
Он лежал на спине, задыхаясь, как рыба, выброшенная на берег, и смотрел в небо, проглядывающее сквозь разноцветные круги и пятна, плывущие перед глазами. Синее-синее, обрамленное зеленью.
По груди и по ногам ползали какие-то букашки, трава щекотала кожу, а знойный воздух был наполнен щебетом птиц и стрекотом кузнечиков. Хор-рошо!
Кто бы мог подумать, что день, начавшийся так скверно, закончится праздником?
Утром, проглотив жареную картошку, облепленную горелым луком, и не прикоснувшись к холодной лепешке яичницы, Степка отправился гулять. Сверстников на территории объекта было двое с половиной: сам Степка, Генка Щукин да яйцеголовый умник с увеличительными стеклами вместо очков, которого за полноценного человека не считали, поскольку был он ябеда и жмот. Вокруг этой троицы сгруппировались несколько малявок с пятого класса по седьмой, а еще была вечно сонная десятиклассница Софа, присоединявшаяся к компании время от времени, чтобы поболтать в беседке и похвастаться рингтонами на мобилах. А чем еще заниматься летом? Оно у здешнего молодняка получилось длиннее, чем у обычных учеников, парящихся в школе.
Вот об этом и толковали, когда недомерок Карпекин, еще как бы шестиклашка по определению, возьми и затоскуй по своей спортивной секции, без которой ему, видите ли, спокойно не живется. Лабуду эту он завел специально для того, чтобы похвастаться перед Софой своими боксерскими достижениями, это всем было ясно. Но все промолчали, а Степка не удержался и принялся подкалывать Карпекина, то сравнивая его с Тайсоном, то выясняя, чем он околачивает свои боксерские груши. Скорее всего, причина раздражения крылась в том, что до сих пор Степке не доводилось участвовать в настоящих потасовках, и ему было неприятно, что какой-то сопляк рассуждает в его присутствии про всякие там хуки, свинги и прочие приемчики, позволяющие отправлять противников в нокдаун или даже в нокаут. Ну просто пачками. Бери и в штабеля их складывай.
Короче, посоветовал он незаконнорожденному сыну братьев Кличко заткнуться и помалкивать в тряпочку, когда старшие разговаривают. Тот тоже посоветовал. Иди-ка ты, Степа Верещагин, туда, куда тебе скатертью дорога. Мелкими шагами. Степа пожелал уточнить адрес. Карпекин побледнел, но назвал. Ну и схлопотал, естественно, по шее.
Его проблема состояла в том, что подзатыльник он получил в присутствии дылды Софы, которую держал за даму сердца или типа того. Проблема Степки заключалась в том, что бокс он видел только по телику, да и то редко.
Про различия между нокаутом и нокдауном он услыхал по пути к месту поединка за дальним концом территории объекта, куда отправились всей гурьбой. Принимая вызов, Степка презрительно усмехался, и эта кривенькая усмешечка намертво приклеилась к его губам, когда он поинтересовался у своего секунданта Генки Щукина:
– Разве можно выучиться прилично боксировать в шестом классе?
– Прилично боксировать – вряд ли, – заверил его Генка, – а вот в челюсть садануть как следует, это, я думаю, запросто.
– Ну, это мы еще поглядим, – сказал Степка, нисколько не сомневаясь в правоте приятеля.
– Ты должен его сделать, Карпеку этого, – подзадоривал тот шепотом. – Где это видано, чтобы шестые на восьмые хвост поднимали? Не давай ему спуску.
– Ладно.
– Задай ему так, чтобы ему мало не показалось.
– Не покажется, – пообещал Степка.
До разгара лета было еще далеко, а солнце уже шпарило в полную силу, и листья на некоторых деревьях обмякли, повиснув мятыми лоскутами. Аллея, ведущая к месту поединка, была не настолько длинной, как того хотелось бы Степке. Перехватив его тоскующий взгляд, брошенный на скрывшийся за кронами городок, Генка тихо спросил:
– Мандражируешь?
– Да как тебе сказать…
– Запомни: бить надо первым, иначе он тебя уделает.
– Первым? – оживился Степка.
– Ага. Как только Карпекин заговорит, выжди немного, а потом неожиданно вмажь ему, – торопливо инструктировал Генка.
– А он заговорит?
– Обязательно. Угрожать станет или бочку катить. Притворись, что слушаешь, а сам бей. Используй фактор неожиданности.
– Фактор неожиданности, – повторил Степка, протискиваясь между покосившимися бетонными плитами. За оградой простиралась солнечная поляна, на которой собралась немногочисленная, но благодарная публика. – Фактор неожиданности, хм?
Предвкушая потеху, болельщики затаили дыхание. На их фоне Карпекин выглядел очень маленьким и очень деловитым: белая футболка на всякий случай снята, шорты подтянуты чуть ли не до пупа, кулаки приподняты на уровень груди.
– Какие они грозные, – бросил Степка Генке. – Мы прямо трясемся от страха.
Слово «мы» нравилось ему значительно больше слова «я». Оно подтверждало принадлежность Степки к взрослому миру старшеклассников. Напоминало, что он на голову выше нахального сопляка из спортивной секции.
– Мы, Николай Второй, – процедил Карпекин.
Компания поддержала его хихиканьем.
Несмотря на присутствие приятеля за своей спиной, Степка остался один. В шикарной итальянской рубахе, приобретенной матерью в Стамбуле. «Вот тебе и фактор неожиданности, – подумал Степка. – Если я заявлюсь домой в изорванной и перепачканной рубахе, то папе очень не понравится такая неожиданность».
– Первым, – прошипел Генка. – Давай! – Последовал нетерпеливый толчок в спину.
Сделав шаг, Степка оказался нос к носу с осунувшимся от решимости Карпекиным. На расстоянии удара. В новенькой рубахе и свежевыстиранных джинсах. С пустой головой и подрагивающими коленками.
– Помнишь, как ты меня назвал? – спросил Карпекин.
– Ну, помню, – подтвердил Степка.
– И про то, что я будто бы из кличковской задницы на свет появился? Короче. Проси прощения, и разойдемся… Инач-ччч…
Договорить Карпекин не успел. Не сводя глаз с его шевелящихся губ, Степка нанес удар. Прицельный, мощный, безжалостный, сопровождающийся клацаньем чужих зубов.
«Ого, как я его, – восхитился Степка. – Ни фига себе!»
Отлетевший назад Карпекин сделался неправдоподобно маленьким, как в перевернутой подзорной трубе. Но тут кто-то спохватился и вернул трубу в нормальное положение. Ринувшийся вперед Карпекин заслонил собой небо, а его кулак, летящий в лицо Степке, был величиной с футбольный мяч… с арбуз… метеорит… планету…
Р-раз, и вселенная погрузилась во мрак. Два, и в этой непроглядной темноте стало горячо и солоно.
– А-ай, – тоненько надсаживались комарики. – Е-ей.
– Вставай! – донесся до Степки возглас. – Бей!
– Угу, – произнес он. Его голос был громогласен, тогда как сам Степка куда-то подевался. Ни рук, ни ног у него не было. Одна голова, гудящая, как медный колокол.
Земля подбросила его, встряхнула, косо приподняла и – бац! – вновь опрокинула назад, припечатав к себе затылком, лопатками, локтями.
– А-а-ай, – требовали со всех сторон.
