секретности, а может быть, как раз из-за нее Крейн ощутил, как его сердце забилось быстрее при одной мысли о том, что его ждет такое приключение. И он понял, что, еще не осознавая того, уже принял решение.
Ашер опять улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он. — Если у вас больше нет вопросов, я прерву связь и дам вам время все обдумать.
— Это ни к чему, — ответил Крейн. — Мне не надо долго раздумывать, стоит ли принимать участие в исторических событиях. Просто скажите, куда идти.
Улыбка Ашера стала шире.
— Вам вниз, Питер. Прямо вниз.
3
Питер Крейн прослужил на подводных лодках почти четыре года, но впервые ему досталось место у окна.
Он провел несколько часов на платформе «Сторм кинг»: сначала проходил медицинский осмотр и психологическое собеседование, потом болтался в библиотеке, дожидаясь, пока наступит спасительная темнота. Наконец его отвели на специальную транспортную площадку под основным строением, где стоял пришвартованный к бетонной опоре военный батискаф. Поверхность океана опасно поднялась, и леера на сходнях провисли. Крейн перешел в крохотную рубку. Оттуда он спустился по скользкому от сырости металлическому трапу через массивный люк, спасательную камеру и оказался в тесном помещении внутри прочного корпуса, где за пультом управления сидел молодой военный моряк.
— Занимайте любое место, доктор Крейн, — предложил парень.
Высоко над головой брякнул задраиваемый люк, за ним другой. Звук глухо прокатился по всему подводному аппарату.
Крейн оглядел кабину. Помимо пустых сидений, расположенных по два в три ряда, каждый квадратный дюйм стен и потолка был покрыт манометрами, трубопроводами и разными приборами. Единственным исключением оказался только узкий, но кажущийся очень прочным люк в дальней стене. В закрытом пространстве стоял крепкий запах машинного масла, сырости, пота, и Крейн сразу вспомнил годы, когда и сам носил знаки различия военно-морского флота.
Крейн сел, положил сумки на соседнее сиденье и повернулся к окну — маленькому металлическому кольцу, усаженному стальными болтами. И нахмурился. Как и всякий подводник, он питал стойкое доверие к надежному стальному корпусу, а иллюминатор казался ему ненужной и опасной роскошью.
Моряк, видимо, перехватил его взгляд, потому что усмехнулся.
— Не волнуйтесь, — сказал он. — Это специальный композитный материал, встроен прямо в корпус. Мы далеко ушли от старых кварцевых окон «Триеста».
В ответ Крейн рассмеялся:
— Вот уж не думал, что по мне так заметно.
— По этому взгляду я сразу отличаю гражданских от военных. Вы, наверное, сами были подводником?
Крейн повернулся к нему.
— Меня зовут Ричардсон, — произнес молодой человек.
Крейн кивнул. На рукаве у Ричардсона были нашивки главного корабельного старшины, а эмблема над ними показывала, что принадлежит он к специалистам по оперативным вопросам.
— Я провел два года на атомных крейсерах, — сказал в ответ Крейн, — а потом еще два — на ракетоносцах.
— Ясно.
Сверху раздался приглушенный лязг; Крейн решил, что это убирают сходни. Потом откуда-то из путаницы приборов раздалось тихое шипение радио:
— ПБ к погружению готов.
Ричардсон взял микрофон.
— База-один, это ПБ. Вас понял.
Послышалось тихое шипение воздуха, приглушенный шепот гребных винтов. Батискаф мягко качнулся на волнах. Шипение скоро стало громче, а потом сменилось шумом полившейся в балластные цистерны воды. Аппарат начал погружаться. Старшина Ричардсон потянулся к пульту и включил наружное освещение. Чернота за окном внезапно сменилась вихрем белых пузырьков.
— База-один, ПБ на погружении, — сказал Ричардсон в микрофон.
— На какой глубине расположена станция? — спросил Крейн.
— Чуть глубже, чем три тысячи семьсот метров.
Крейн быстро пересчитал. Три тысячи семьсот метров — это двенадцать тысяч футов. Значит, станция лежит на две мили ниже уровня моря.
За иллюминатором буря воздушных пузырьков сменилась зеленой водой океана. Крейн выглянул, надеясь увидеть рыб, но заметил только несколько размытых серебристых фигур за пределами круга света.
Теперь, когда Крейн согласился участвовать в проекте, любопытство снова одолело его. Чтобы отвлечься, он повернулся к Ричардсону.
— И часто вы совершаете этот переход? — спросил он.
— Раньше, когда станцию готовили к пуску, приходилось делать по пять, а то и по шесть погружений за день. И каждый раз батискаф был набит битком. Но сейчас, когда работа идет в нормальном режиме, бывает, что за несколько недель ни разу не спустишься.
— Но наверх-то людей надо поднимать?
— Пока никто еще не поднимался.
Крейн очень удивился.
— Никто?
— Нет, сэр.
Крейн посмотрел в окно. Батискаф быстро опускался, и зеленоватое свечение воды становилось все темнее и темнее.
— А как там внутри? — спросил он.
— Внутри? — переспросил Ричардсон.
— На станции.
— Никогда там не был.
Крейн в изумлении повернулся к нему.
— Я же просто таксист. У них слишком длинный процесс акклиматизации, чтобы ходить туда на экскурсии. Они говорят, что на вход требуется день, а на выход — три дня.
Крейн кивнул и снова повернулся к иллюминатору. Вода стала еще темнее, и в толще океана появились какие-то частицы. Батискаф погружался с нарастающей скоростью, и Крейн зевнул, чтобы отпустило уши. Пока он служил на флоте, ему хватило быстрых погружений, и они всегда проходили напряженно: офицеры и команда с мрачными лицами стоят по боевым постам, а корпус лодки трещит и стонет под нарастающим давлением. Но батискаф стонущих звуков не издавал, слышалось только тихое шипение воздуха и жужжание вентиляторов оборудования.
Чернота за иллюминатором стала абсолютной. Крейн посмотрел вперед и вниз, в чернильные глубины. Где-то там лежит станция, оборудование которой превосходит самые последние образцы техники, а рядом с ней, под песком на морском дне, таится еще что-то, совершенно неизвестное.
Словно догадавшись, о чем думает Крейн, Ричардсон достал сбоку от своего сиденья какой-то предмет и передал Крейну.
— Доктор Ашер просил меня отдать вам. Сказал, что это может вас заинтересовать, пока мы погружаемся.
