Маша медлила, не решалась подойти к рыбакам. Наконец она призналась самой себе, что пришла сюда не только затем, чтобы принести Никите Кирилловичу радостные вести. Ей хотелось увидеть его. После их встречи прошло больше недели. И все эти дни она думала о нем.
Через минуту около каких-то строений вспыхнул костер, и Маша, протягивая вперед руки, чтобы остеречься невидимых ветвей, двинулась туда.
Ветер клонил пламя костра в сторону реки. Потрескивая, то взлетая, то стелясь по земле, оно не касалось закоптелого дна котла, висевшего на палке. Но умелые руки рыбака, присевшего на корточки, направляли огонь.
Рядом, в светлом пятне от костра, стоял Никита Кириллович – простоволосый, в высоких сапогах, в длинной рубашке.
Маша подошла и остановилась возле него. Несколько секунд он молча изумленно смотрел на нее, появившуюся, как призрак, из мрака. Затем, все еще как бы не веря своим глазам, он отступил на шаг и сказал почему-то очень тихо:
– Мария Владимировна?! Как неожиданно!
В голосе его Маше почудилась радость.
– Я пришла сообщить вам хорошую весть… Райисполком поддержал ваш проект, – торопливо сказала Маша, почти не слыша своего голоса.
В этот момент все, чем жила она до сих пор, отодвинулось от нее. План затопления малярийного болота, радость от выздоровления больных, ночные часы над книгами – все стало незначительным. Был один Никита Кириллович – большой, широкоплечий, с золотисто-карими сияющими глазами. И ничего другого в этот момент не существовало.
Никита Кириллович что-то говорил, но Маша не слушала его. Она была во власти новых для нее ощущений, они и радовали и пугали ее. И только когда подошли и остановились около них пятеро рыбаков, она опомнилась и, смущенно протягивая каждому руку, подумала, что двое из них были ее пациентами. Вот этот высокий, с острой рыжей бородкой на худощавом лице болел малярией. А круглолицему миловидному пареньку она оперировала ладонь правой руки. Маша поздоровалась с ним и, не выпуская его руки, повернула ее вверх ладонью, притянула поближе к костру и осмотрела рубцы.
– Все в порядке? – весело спросила она.
– Великолепно, Мария Владимировна! Лучше, чем было! – восторженно воскликнул он, и все засмеялись.
И от этого смеха смущение Маши прошло, ей стало просто и хорошо. А рыбакам в их постоянном одиночестве был приятен каждый новый человек, особенно же эта девушка, о которой много хорошего говорилось по селу.
Остальных рыбаков Маша видела впервые. Один, небольшой, коренастый, – Никифор, с резким, почти женским голосом. Другой – Василий, немного хромой на левую ногу. Он был ранен в Отечественную войну и даже здесь, в тайге, не расставался с медалями. Третий – старик Пантелей Соркин, с седыми волосами, ниже ушей спускающимися из-под фуражки.
Он придвинул к костру круглую чурку и приветливо сказал:
– Садись, доктор.
Ей не хотелось сидеть, но она послушалась старика – села и осмотрелась.
В нескольких шагах от костра в темноте фосфорическим светом блестела вода. Казалось, что она остановилась и задремала в своих отлогих песчаных берегах, звезды ясным мерцанием как бы улыбались ей, и какие-то бессонные птицы баюкали ее мелодичным пересвистыванием.
Неподалеку чернели избушки и ледник. А вокруг темнела неоглядная глухая тайга.
Митя, тот паренек, которому Маша оперировала руку, разлил уху в глубокие пластмассовые чашки и первую подал Маше, приговаривая:
– У нас тут все по-простому, без удобств.
Маша взяла чашку и, обжигая руки, поставила ее на траву.
При свете костра блики жирного навара искрились и дрожали на поверхности ухи, сваренной Митей с редким мастерством.
Все по очереди занимали гостью рыбацкими рассказами и дружно смеялись. Особенно оживлен был Никита Кириллович. Он радовался и появлению Маши на стане, и той новости, которую принесла она. Он полулежал на земле в привычной и удобной позе, опираясь на локоть, и Маша все время смотрела на него, для него говорила и смеялась.
– Ты, Никита, расскажи доктору, как тебя щука водила, – предложил рыбак с бородой.
– Ох, и история же! – рассмеялся Митя. – Напиши в газету – не поверят!
Никита Кириллович начал рассказывать.
– Выехал я на реку, бросил блесну. – Он на мгновение остановился и, обращаясь к Маше, пояснил: – Блесна – это рыбка, сделанная из меди, с крючком, на конце бечевы находится. Чтобы слышать, как играет блесна, рыбаки берут шнур в зубы и закидывают за ухо. Так я и сделал. А свободный конец бечевы привязал к носу лодки. Еду. Вдруг бечеву с силой сорвало с уха, вырвало из зубов. Она натянулась, и лодку потащило против течения. Я догадался, что на блесну попалась щука. Попробовал подтянуть и втащить в лодку. Не тут-то было. Лодка маленькая, а щука попалась не меньше тридцати килограммов – по силе чую. Вот она и тащила мою лодку против течения, потом отцепилась. Утром ее дед Пантелей дохлую подобрал, с вывороченными кишками.
Старик вскочил и, размахивая руками, заговорил:
– За всю жизнь такой щучины не видел. Ох, велика! Два пуда с гаком! Кишки все напрочь выворочены!
Как ни хорош был этот теплый весенний вечер на рыбацком стане, рыбакам пора было отдыхать, а Маше идти домой. Со страхом вглядываясь в темноту, она нерешительно начала собираться. Но рыбаки наперебой стали предлагать ей остаться до утра.
– Завтра при вас закинем первый невод! На счастье! – обещал старик Пантелей.
– В избушке у нас просторно! – уговаривал Митя. – А завтра поутру из колхоза приедут за рыбой, с ними и уедете, что зря ноги ломать!
Молчал только Никита Кириллович. Но ему больше, чем другим, хотелось, чтобы Маша не уходила. Как хорошо было бы просидеть с ней ночь у костра, слышать ее голос, чувствовать, что она тут, рядом.
И опять повезло в этот вечер Никите Кирилловичу. Маша согласилась остаться на стане.
Он повел ее показывать избушку. Нагибаясь, Маша вошла в дверь и остановилась в темноте. Когда Никита Кириллович зажег лампу, Маша удивилась, что в избушке так просторно и чисто. Стояли небольшой стол, табуретка. Вдоль стен, как полки в купе поезда, тянулись нары. Маша села на нижние нары, и рука нащупала книгу. Она поднесла ее к свету. Это был учебник зоологии.
– Кто это читает? – спросила она.
Никита Кириллович присел около Маши.
– Я читаю, – ответил он.
Маша перелистала несколько страниц, заметила пометки на полях книги.
– Конспектируете?
– К экзаменам готовлюсь.
– К каким экзаменам? – с недоумением спросила Маша.
– Учусь я заочно, Мария Владимировна, в рыбопромышленном институте.
– И мне ничего не говорили, – с упреком сказала она.
– Похвастаться нечем, – усмехнулся Никита Кириллович, – всего-навсего на второй курс перебрался.
Маша положила книгу на прежнее место и покачала головой.
– Нет, можно и похвастаться, Никита Кириллович. Заочно трудно учиться, надо иметь большую силу воли… У вас большая сила воли?
– Силы воли для учения у меня вполне достаточно, а вот времени не хватает…
Они вышли из избушки, заглянули в ледник, в сарайчик, заполненный пустыми бочками и кадками с солью. Потом спустились к реке. Никита Кириллович зажег спичку, и прыгающий огонек осветил невод, сохнущий на вешалах.
