неспособными к борьбе и трусливыми, а так же как и пролетарии среди них. Разрушение Иерусалима уничтожило в империи последний оплот демократии. Всякое восстание было осуждено теперь на неудачу. И христианство становилось с тех пор все больше языческим христианством, оно делалось все более покорным, даже рабски послушным.
Но повелителями в империи были римляне. Прежде всего нужно было приобрести их расположение. Если первые христиане были пламенными иудейскими патриотами и врагами чужеземного господства и эксплуатации, то христиане-язычники присоединили к юдофобству почитание Рима и императорской власти. Эта новая черта нашла свое выражение в евангелиях. Возьмем хотя бы известный рассказ о провокаторах, которых подослали к Иисусу «книжники и первосвященники», чтобы поймать его в государственной измене:
«И, наблюдая за Ним, подослали лукавых людей, которые, притворившись благочестивыми (т. е. последователями Иисуса), уловили бы Его в каком-либо слове, чтобы предать Его начальству и власти правителя. И они спросили Его: Учитель! мы знаем, что Ты правдиво говоришь и учишь и не смотришь на лице, но истинно пути Божию учишь; позволительно ли нам давать подать кесарю, или нет? Он же, уразумев лукавство их, сказал им: что вы Меня искушаете? Покажите Мне динарий: чье на нем изображение и надпись? Они отвечали: кесаревы. Он сказал им: итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Лк. 20: 20–25).
Итак, согласно этой своеобразной теории денег и финансов, монета принадлежит тому, чье изображение и подпись она носит. Мы, следовательно, только возвращаем кесарю назад его же деньги, когда мы платим ему подати. Тот же самый дух проникает писания наиболее выдающегося апостола среди язычников-христиан. Так, в послании Павла к римлянам мы читаем:
«Всякая душа да будет покорна, высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение… ибо начальник… не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое. И потому надобно повиноваться не только из страха наказания, но и по совести. Для сего вы и подати платите, ибо они Божий служители, сим самым постоянно занятые. Итак отдавайте всякому должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь, честь» (Рим. 13:1–7).
Как далеко все это от того Иисуса, который требовал от своих учеников, чтобы они купили мечи, и проповедовал ненависть к богатым и сильным мира сего, как далеко также все это от того христианства, которое в Откровении Иоанна с ужасными проклятиями обрушивалось на Рим и союзных с ним царей: «Вавилон (Рим), великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу… всякой нечистой и отвратительной птице; ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши ее… И восплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею» и т. д. (Откр. 18: 2, 3, 9).
Лейтмотивом Деяний апостолов служит подчеркивание вражды иудейства к учению о распятом мессии и снисходительности римлян к проповеди этого учения. Все, что желало христианство или ожидало после разрушения Иерусалима, выставляется в них как факт. Если верить Деяниям апостолов, христианская пропаганда в Иерусалиме ожесточенно преследуется иудеями. В то время как последние гонят христиан и побивают их камнями, где только могут, римские власти оказывают христианам покровительство. Мы видим уже, как о Павле рассказывается, что он свободно и невозбранно мог проповедовать в Риме. В Риме — полная свобода, в Иерусалиме — насилие и притеснение!
Особенно ярко проступают ненависть к иудеям и лесть в адрес римлян в истории страстей Господних, в истории страданий и смерти Христа. Тут можно отчетливо просле дить, как первоначальное содержание рассказа изменилось под влиянием новых тенденций и было, наконец, превращено в свою противоположность.
Так как история страданий Христа представляет самую важную часть евангельской историографии, единственную, по отношению к которой можно говорить об истории, так как она, кроме того, отчетливо характеризует особенности ранней христианской историографии, то мы ее подробно рассмотрим в отдельной главе.
Глава 4. История страданий Христа
Евангелия дают нам слишком мало фактов из жизни Иисуса, которые мы с известной степенью вероятности могли бы считать вполне достоверными. Такими фактами, в сущности, являются его рождение и его смерть, два факта, которые, раз они только могут быть установлены, доказывают, что Иисус действительно жил и что он не был мифической личностью, но не бросают никакого света на то, что особенно важно для изучения исторической личности, а именно на деятельность, которую она развила в промежуток между рождением и смертью. То сплетение нравственных притч и чудес, которое в этом отношении представляют евангелия, содержит так много невозможного и так мало фактов, удостоверенных другими свидетельствами, что оно совершенно не может служить для нас источником.
Не лучше обстоит дело и со свидетельствами о рождении и смерти Иисуса. Однако мы все же имеем достаточное основание думать, что под слоем всяких выдумок скрывается историческое зерно. Что это так, мы можем заключить уже из того, что рассказы заключают в себе сведения, не совсем удобные для христианства, которые, наверное, не были вымышлены, так как они были слишком известны в кругах первых христиан, чтобы евангелисты решились заменить их собственными вымыслами, как они это делали в других случаях.
Одним из этих фактов является галилейское происхождение Иисуса. Оно не совсем соответствовало его мессианским притязаниям, так как мессия должен был вести свое происхождение от Давида и из его родного города. Мы видели уже, к каким странным натяжкам пришлось прибегнуть, чтобы место рождения галилеянина перенести в этот город. Если бы Иисус был только продуктом воображения мессианской общины, она никогда не вздумала бы сделать его галилеянином. Следовательно, мы можем считать, по крайней мере, очень вероятным его галилейское происхождение, а следовательно, и его существование.
Смерть на кресте мессии являлась до того чуждой всему иудейскому мышлению, которое всегда представляло себе своего мессию в образе героя, окруженного ореолом славы, что нужно было действительное событие, мученическая смерть передового борца за правду, которая произвела бы неизгладимое впечатление на его последователей, чтобы создать почву для идеи распятого мессии.
Когда христиане-язычники переняли предание об этой крестной смерти, они сейчас же нашли в ней неудобный пункт. Предание гласило, что Иисус был распят римлянами, как иудейский мессия, как иудейский царь, т. е. как защитник иудейской национальной независимости, как заговорщик против римского владычества. После разрушения Иерусалима это предание становилось вдвойне неудобным. Христианство попало в прямое противоречие к иудейству и в то же время хотело ладить с римской властью. Нужно было поэтому переделать предание таким образом, чтобы свалить вину за распятие Христа с римлян на иудеев.
А так как евангелисты были почти такими же малообразованными людьми, как и народные массы того времени, то при закрашивании старой картины они использовали самые причудливые сочетания красок.
Нигде в евангелиях мы не встречаем столько противоречий и несообразностей, как именно в той части, которая вот уже два тысячелетия производит самое сильное впечатление на весь христианский мир и самым могучим образом действует на его фантазию. Нет предмета, который бы так часто изображался, как страдания и смерть Христа. И все же история эта не выдерживает серьезной критики и представляет скопление нехудожественных, кричащих эффектов. И если первоначальный трагизм, заложенный в распятии
