игрушкам, нашел свой любимый штурмовик. Хорошая вещь, привычная, совершенно не мешает думать! А поразмыслить было над чем: неплохо бы еще раз, уже трезво, прокрутить прошедший разговор с Сарой все ли было достаточно естественно?
…Штурмовик мчался в небе страдающей и ждущей освобождения Европы, а Евгений еще и еще раз анализировал реплики и подтексты недолгой беседы. В конце концов он отыскал в своей позиции одно уязвимое место. Сара вполне могла бы спросить его: почему все-таки он не обратился за помощью сразу, как только узнал о преступном занятии Сэма?
Евгений честно представил себе, как поступил бы, если бы не было Тонечки и связанной с ней тайны, а был только Сэм и необходимость ему помочь — и не менее честно признавался, что пришел бы в СБ, даже будучи только что уволенным! Что бы там ни произошло между ним и шефом — все равно! В конце концов, он мог прийти к тому же Веренкову, или в оперативный отдел, или просто к кому-то из приятелей…
А он предпочел справляться своими силами, рисковать своей и чужой жизнью. Это смотрелось подозрительно, сразу наводило на мысль о необходимости что-то скрывать… Сейчас Сару ошеломило сообщение о разрыве с Веренковым — но ведь она скоро опомнится! А когда опомнится, то сообразит, что неудачный разговор состоялся всего месяц назад, а до этого — почему до этого Евгений молчал и скрывался?
…На земле уже догорали обломки двух «Мигов» и одного «Харриера», дымились развалины подпольной оружейной фабрики. Евгений вертел очередную карусель с врагом и думал, как будет оправдываться при следующей встрече с Сарой.
Можно, конечно, сослаться на понятное желание разобраться во всем самостоятельно: обида, амбиции, азарт… Да, кстати — на что обида? Ведь Сара наверняка не знает, из-за чего на самом деле был уволен Евгений… Впрочем, тут как раз все просто: женитьба на эсперке, некорректное любопытство шефа, конфликт, принципы…
…Откуда взялась эта ракета?! Евгений до предела выкатил мышь, закладывая немыслимый вираж и даже наклоняясь — сопротивление несуществующей инерции. Поздно! Вой сирены, громкий взрыв — и самолет резко просел вправо, лишившись одного двигателя. Скорость и маневренность сразу упали, и увидев на последнем уцелевшем экране радара сразу две приближающиеся ракеты, Евгений без колебаний нажал клавишу катапультирования…
…Да, кто сказал, что летать и думать — не одно и то же! Что там, что здесь: только зазевайся — вмиг сожрут!
На экране чуть подрагивали стропы парашюта, медленно приближалась земля. Евгений не смотрел на нее — он пытался оценить свои «высокоморальные» мотивации увольнения как бы со стороны. Ох, бред собачий! И «расколет» его опытный психолог очень быстро… Евгений вздохнул, соображая, как долго, учитывая явное снисхождение Сары, он сможет притворяться? Несколько дней, не больше…
Но ведь как раз через несколько дней уже будут получены письма! Среди вызванной ими смуты никто не будет сопоставлять факты и делать фантастические выводы, а Евгений и Сэм станут не подозрительными личностями со странной судьбой, а несчастными жертвами произвола…
'Да, — подумал вдруг Евгений с невольным раскаянием, — какую же гадость готовлю я своим коллегам! Работа нашей службы будет нарушена, и хорошо, если только изнутри, — он вдруг осознал, что по привычке подумал 'нашей службы', и ему стало совсем неловко. — И все это только для того, чтобы сберечь астрал в среде, для астралов не предназначенной…'
Он перезапустил штурмовик и злорадно посмотрел на глазок камеры пусть видят, как он тут «скучает»! Но в душе уже не чувствовал такой уверенности и храбрости…
Цена за общение с потустороннем миром оказалась неожиданно высокой, этика сурово вклинилась в науку, и разделить их уже не было возможности. В общем-то это нормально для такой науки, как парапсихология, но все же Евгений никогда раньше не думал, насколько это трудно. Нет ни коллективной ответственности, ни стандартов, ни возможности отдохнуть — твоя судьба раз и навсегда переплелась с исследованиями, и просто не понять, что на что больше влияет!
Сейчас три жизни, не считая его собственной, зависели от Евгения. Но если он пожертвует всего лишь одной — да и жизнь ли это, в самом-то деле?! — он надежно убережет остальных от опасности…
Да, но… Ни Сэм, ни Юля никогда не простят ему такого поступка. Не примут объяснения, что все это 'ради них'. И правильно сделают! Евгений сам поступил бы так же на их месте: нельзя прощать предательство, чем бы оно не оправдывалось…
А может быть, отрываясь от мира реальных воплощений, Тонечка заберет с собой все, что как-то связано с ней. Разрушится связь, уйдет в прошлое или станет вымыслом тайна — и исчезнет большая часть того, что связывает Евгения с Юлей… Мистика? Неуместная метафоричность? Или строгая логика чувств: предашь одного — разучишься любить другого?
Разве объяснишь все это Саре или шефу? Ведь он не мог ничего объяснить всего год назад даже самому себе! И значит, надо любой ценой избегать объяснений…
…Неожиданно перебивая раздумья, зазвонил телефон. С какой-то дикой смесью испуга и надежды Евгений подскочил к аппарату:
— Я слушаю! — крикнул он в трубку.
— Господин Миллер? — раздраженно осведомился незнакомый мужской голос. — Вы заберете когда- нибудь свой обед или нет?
…Как ни странно, но к вечеру Евгений почувствовал вполне нормальную здоровую усталость и этакую расслабляющую уверенность, хотя поначалу казалось, что нервное напряжение так и не отпустит, и ночь будет бессонной. Впрочем, несколько часов назад он был уверен, что есть ему тоже не хочется — однако уплел за милую душу и обед, и ужин!
Да, потрясающая все-таки восприимчивость у человеческой психики: казалось бы, свихнуться можно было — а проходит несколько часов, и все уже кажется привычным и даже скучным… И помахав рукой двум следящим камерам, Евгений погасил свет и забрался в постель.
…Впрочем, поспать ему удалось недолго: появилась Сара.
— Одевайся, тебе пора! — без предисловий заявила она.
— Куда? — обалдело спросил Евгений, оглядываясь. За окнами была кромешная темнота — кому он понадобился среди ночи?
— Ну, скорее же! — настойчиво торопила Сара. — Ты можешь вернуться домой прямо сейчас!
Господи, неужели это всерьез? Евгений так торопился, что ему показалось — в Сент-Меллон он перенесся усилием воли. В Сент-Меллон? Странно, но Евгений не вспомнил, что живет теперь в Серпене!
…Вот он уже выбегает на площадь, подзывает такси — один поворот, другой, тихая аллея, мост через речку — и вот уже виден знакомый дом…
Тем временем шофер потребовал расплатиться — дальше не проехать. Почему не проехать, улица выглядит совершенно нормальной? Но Евгений не стал спорить — какая разница, плюс-минус сотня метров!
Но оказалось, что шофер опасался не зря — эта сотня метров обладала какими-то странными свойствами. Она оказалась непреодолима: знакомый дом не приближался ни на сантиметр, дразнясь издалека, но не подпуская. Разозлившись, Евгений пошел еще быстрее, потом побежал… Это был кошмарный бег на месте, от него колотилось сердце и темнело в глазах, но результата он не приносил.
Евгений еще надеялся на что-то, пока привычный пейзаж кругом не стал приобретать какой-то мерцающий серый оттенок, словно переставая быть реальным… и с тоскливой ясностью Евгений ощутил, что это конец, проигрыш!
Последним усилием он рванулся, позвал Юлю, надеясь, что хотя бы голос прорвется там, где нельзя было пройти самому. Но воздух становился разреженным, дышать им было все труднее, и пустота неумолимо подступала со всех сторон…
…Проснулся Евгений с жутким ощущением только что случившейся трагедии. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять: сент-меллонский кошмар ему просто приснился. Евгений чувствовал, как неровно и с болью колотится сердце — но не хватало еще звать на помощь!
Впрочем, звать никого не пришлось: в некоторых случаях постоянное наблюдение имеет свои плюсы. Через несколько минут дверь распахнулась, и в комнате появилась медсестра — растрепанная, в наспех
