— Вы не могли бы, — просительным тоном произнесла Ирина, — там, у себя…
— Что? Узнать что-нибудь о… ней?
— Да. Обратиться в полицию или… я не знаю…
— Боюсь, что это будет бесполезно. Если она скрывается — то как ее найдешь? Если она погибла, и при ней не было документов — то как это узнать спустя столько времени?
— Значит, все безнадежно, — поникла Ирина.
— Я пойду, — поднялась Юля.
Она устала от разговора с Ириной, и ей почему-то было стыдно перед ней. Надо узнать у Евгения, нельзя ли тут как-нибудь помочь?
Вечером Юля пересказала Евгению свой разговор с Ириной.
— Значит, кандидатка в заместители Тонечки? — насмешливо поинтересовался тот. — Бедная! Она что, не знала, что он не может на ней жениться?
— Вначале, наверное, не знала… К тому же, она его любит! — Юлю рассердил цинизм Евгения. — Но формальности для них тоже очень важны… почему это тебя удивляет?! Лучше скажи, нельзя ли тут как- нибудь помочь?
— Можно в принципе, — Евгений пожал плечами. — Но все-таки объяснения, почему Горвич не разыскивал Тонечку, не кажутся мне убедительными! И по-прежнему непонятно, почему она поехала одна…
— А если она и вправду от него убежала?
— Да какая ерунда! Что он, идиот? Если к тому времени у них были такие отношения, что это было возможно, он просто не отпустил бы ее — вот именно по этой причине. Или развелся бы с ней…
— А разводы здесь не запрещены?
— Разрешены… с католическим скрипом, правда, но это не важно… Нет, она собиралась вернуться, что-то произошло уже потом, там, у нас. И я, в общем, понимаю, что именно!
— ?
— Проснулся ее дар. Она осознала себя эспером. И после этого она уже не могла думать о возвращении, настолько все для нее изменилось. Получить развод она не могла… В любом случае, процесс занял бы несколько месяцев, а ты представляешь себе, что такое несколько месяцев здесь?! Для эсперки?! Нет, она не презирала Горвича, он просто стал ей чужим…
Юля, замерев, смотрела на Евгения: его лицо светилось вдохновением, взгляд был радостный, но вместе с тем какой-то отрешенный — Евгений рассказывал так, как будто видел перед собой все, что описывал! Так мог рассказывать Дэн, так иногда рассказывала Тонечка…
…Можно ли знать то, чему не был свидетелем? Юля-то понимала, что можно, но она боялась, что Евгений сам испугается своих впечатлений, и потеряет это открывшееся вдруг зрение.
— Ей привычны были трудности, ее не пугало одиночество… Она всегда была осторожной и скрытной, и поэтому смогла работать уборщицей в кафе и жить по чужому паспорту. Она играла в гадалку, и ее боялись… и это развлекало ее. Но она еще не очень верила в себя. И ей становилось иногда стыдно перед Горвичем, но все меньше и меньше. А потом был «Лотос», а потом был Сэм, которого она полюбила и за то, что он был «оттуда». Но даже ему она не рассказывала о себе! А потом было это открытие, которое надо было сделать, но она не знала, что все произойдет так… Но она не отравилась! Это не было насилие над собой, это было что-то другое… что?!
Юля почувствовала, что Евгений почти в трансе. То, что он переживал, было для него слишком ново. Он действительно видел то, чего не никогда знал — Юля перехватывала яркие образы, целые сцены! Но перегрузки психики опасны, и она прервала 'сеанс ясновидения', несколько раз сильно встряхнув Евгения за плечи.
— Что это было?! — вернулся он в действительность.
— Ты что, — осторожно спросила Юля, — не помнишь, что говорил?
— Помню, но… Что-то странное… Какое-то… Какое-то вдохновение! Да, действительно, чудное место…
Евгений быстро успокаивался… все-таки сказывался сильный характер. Но чувствовалось, что он совершенно вымотан. Несмотря на это Юля не удержалась-таки от вопроса:
— И теперь тебе понятно, почему он ее не разыскивает?
— Да, конечно, — махнул рукой Евгений. — Все до смешного просто: он ее боится. Он настолько не понимает ее, что не представляет себе, что будет делать, если она не умерла, и он ее найдет. А поскольку признаться в этом стыдно, морочит самому себе голову насчет семейного позора. Легче всего было бы свалить любой позор на убежавшую жену, тем более, что у них даже детей не было. Развод почти без проблем, но Горвич боится!
— Ложись спать, — сказала Юля. — Ты выглядишь усталым.
— Да, конечно… — он досадливо мотнул головой, словно отгоняя что-то.
— Что такое?
— Понимаешь, что-то такое маячит… и не ухватить: ее не убивали, она не покончила с собой, а смерть все же не была естественной. Понимаешь, такое ощутимое противоречие, вот именно ощутимое, и никак не могу дать ему образ… понять, что же произошло. — Он взглянул на Юлю: — Я похож на ненормального?
— Ты похож на эспера, — улыбнулась Юля. — Дэн иногда так страдал, когда пытался понять, что же происходило на самом деле во время какой-нибудь исторической заморочки.
— И как?
— Не знаю. Я не ясновидящая, я даже предчувствую слабо, — она печально вздохнула, потом сказала не допускающим возражений тоном: — Давай спать наконец!
Юля уснула быстро, но Евгению не спалось. Он полежал некоторое время тихо, чтобы не разбудить ее, потом осторожно поднялся, достал перстень Тонечки и снова принялся вертеть его в руках.
Недоувиденное не давало покоя. Тот самый фактор-Х, который свяжет воедино все произошедшие чудеса. Противоречие в чистом виде, новая сущность… Потому что нельзя умереть просто по собственному желанию что-то явилось причиной смерти. Не убили, не покончила с собой, но смерть все же не была естественной… Что это может быть?
'Надо посмотреть на портрет!' — подумал Евгений. — 'Может быть ее лицо что-нибудь подскажет мне сейчас…' По-прежнему сжимая в руке перстень, Евгений выскользнул из спальни. Юля беспокойно заворочалась, почувствовав его отсутствие, но, кажется, не проснулась.
К счастью, коридорах замка освещение никогда не выключалось, да и дорогу до сторожевой башни Евгений помнил хорошо — иначе не рискнул бы совершить такое путешествие среди ночи! На секунду он встревожился, подумав, что дверь в галерею может оказаться запертой… но тут же обругал себя психом. 'Ну, если заперта, то просто вернусь — вот еще проблема! Но скорее всего, запираются только наружные двери…'
Так оно и было: Евгений свободно пересек площадку сторожевой башни и оказался в галерее. Здесь свет уже не горел, и тьма была просто кромешной. Неожиданно захотелось вернуться, не соваться в эту неизвестность, таящую бог весть какие призраки — но Евгений посмеялся над своим испугом. 'Главное, вспомнить, где выключатель, — подумал он, — и не перепутать его со звонком для прислуги… а то будет весело!' Впрочем, в галерее, кажется, вообще не было звонка для прислуги…
…Ярко вспыхнули лампы, и Евгений подошел к портрету Тонечки. Он всматривался до боли в глазах, но ничего не понимал, только видел: красивая женщина с перстнем на руке, уже не выглядевшая юной, потому что слишком много успела узнать…
Устав стоять, он отошел в другой конец галереи, там были кресла. Портрет отсюда не был виден, но его присутствие ощущалось. Где-то часы пробили половину — Евгений взглянул на свои — второго.
…Он незаметно задремал в уютном кресле и проснулся от легкого прохладного прикосновения. Что такое? Евгений вздрогнул, быстро огляделся… но не увидел решительно ничего. Его снова окружала темнота: лампы в галерее были погашены!
Панический страх подступил к сердцу, Евгений с трудом удержался, чтобы не вскочить и не кинуться сломя голову неизвестно куда — но тут же буквально заставил себя успокоиться. 'Может быть, — пришла очевидная мысль, — просто сработала какая-то автоматика и лампы выключились…' Евгений прикинул, где
