Индивид и социум на средневековом Западе

362

следования не столько расширяют наши представления о личности и творчестве Опицина, сколько являются попытками свести его своеобразие к симптомам глубокой душевной болезни (Kris E. Op. cit. P. 118-127; Mac Gregor J. The Discovery of the Art of Insane. Princeton, 1992). Напротив, Г. Ладнер рассматривает Опицина в контексте более широкой проблемы средневекового мировосприятия (Ladner G. В. «Homo Viator». Medieval Ideas of Alienation and Order// Speculum. 1967. Vol. XLII. № 2. P. 233-259). Он сосредоточивает внимание на углублении личности, которое, в частности, выражалось в отчуждении индивида от господствующего социального порядка. Наиболее исчерпывающий анализ наследия Опицина, равно как и его жизненной карьеры, содержится в недавно опубликованной монографии Г. Ру и М.Лаари: Roux G., Laharie M. Art et folie au Moyen age. Aventures et enigmes d'Opicinus de Canistris (1296 – vers 1351). Paris, 1997). Возможностью ознакомиться с содержанием последней монографии я обязан К. Клапиш-Зубер.

³ Ms. Pal. lat. 1993 и Vat. lat. 6435.

⁴ Авторы новейшей монографии об Опицине предполагают, что это были какие-то манипуляции с целью получения церковного бенефиция. См.: Roux G., Laharie M. Op. cit. P. 50.

⁵ «О притчах Христа», «Семь слов Марии» – видимо, компиляторские работы, по предположениям М.Лаари и Г.Ру.

⁶Salomon R. Opicinus de Canistris, Weltbild und Bekenntnisse eines avignon-esischen Klerikers des 14. Jahrhunderts // Studies of the Warburg Institute. Vol. I A. London, 1936. S. 214.

⁷Salomon R. Newly Discovered Manuscript of Opicinus de Canistris, p. 45.

⁸Heimann A. Die Zeichnungen des Opicinus de Canistris // Salomon R. Das Weltbild…, Anhang 1. S. 295-321.

⁹ Pal. lat. 1993. T. 20.

¹⁰ См.: Burdach К. Vom Mittelalter zur Reformation. Berlin, 1913 -1928. Bd. II, 1. S.97.

¹¹ Pal. Lat. 1993. T. 39.

¹²Salomon R. Opicinus de Canistris… S. 68.

¹³ Ibid. S. 41.

¹⁴ Ibid. S. 49, 275.

¹⁵ См.: Liebeschutz Я. Das allegorische Weltbild der heiligen Hildegard von Bingen. Leipzig, Berlin, 1930. Tafel III, Tafel V.

¹⁶Widmer B. Heilsordnung und Zeitgeschehen in der Mystik Hildegards von Bingen. Basel, Stuttgart, 1955. S. 4-5.

¹⁷Cassirer E. Individuum und Kosmos in der Philosophie der Renaissance. Leipzig, 1927.

¹⁸Ladner G.B. «Homo Viator»… P. 233- 259.

¹⁹Salomon R. A Newly Discovered Manuscript… P. 49.

²⁰ Ibid. P. 51.

²¹Delumeau J. La Peur en Occident (XIV-XVIII s.): Une cite assiegee. P., 1978; idem. Le peche et la peur: La culpibilisation en Occident (XII-XVIII s.). P., 1983.

363

²²Ladner G. B. «Homo Viator»… P. 233-259.

²³Salomon R. A Newly Discovercd Manuscript… P. 57. Pl. 15.

²⁴Ladner G. B. «Homo Viator»… P. 233 -259.

Individuum est ineffabile

(несколько заключительных замечаний)

Наше странствие по тысячелетью средневекового Запада в поисках личности несколько затянулось. Что можно добавить к сказанному выше?

Мы двигались по этому тысячелетью преимущественно в хронологической последовательности (конечно, по необходимости временами ее нарушая). И это следование принципу диахронии никак не подтверждает традиционного тезиса, будто с течением времени признаки биографизма и индивидуализма все более «сгущаются». Напротив. Наиболее впечатляющее и глубокое проникновение в недра собственного Я мы наблюдаем в период перехода от Античности к Средневековью, ибо «Исповедь» Аврелия Августина воплощает такую степень личностного самоуглубления, какой, пожалуй, не достигали другие создатели автобиографий и исповедей на протяжении многих последующих столетий.

Вся перспектива истории средневековой личности как бы выворачивается наизнанку. Типологически раннесредневековый исландец предшествует индивиду христианской Европы. И что же мы видим? Вопреки тому, чего можно было бы ожидать, именно древнескандинавская культура, на далекой периферии Европы, являет нам тип личности, в котором черты традиционализма и архаики причудливо и органично сопряжены с явной тенденцией самоутверждения человека. Более того, его самовыражение и самоутверждение, скорее всего, были порождены именно этой архаикой. Христианское учение, принесенное на скандинавский Север сравнительно поздно и усвоенное довольно поверхностно, еще не внушило людям смирения и сознания пагубности гордыни, и они оказались более свободными для выявления и отстаивания собственного Я.

Историкам, как правило, кажется самоочевидным, что благоприятные основы для выявления личностного начала складывались в обществах, социально глубоко расчлененных и организованных в государства, в обществах с развивавшимся городским строем и, разумеется, в условиях существования и распростра-

364

нения грамотности и письменности. Между тем изучение древ-неисландских памятников приводит к парадоксальному выводу: вполне определенно выраженные формы индивидуализма оказываются возможными в обществе, в котором нет ни городов, ни бюргерства, ни политической власти, ни – поначалу – даже письменности. Здесь есть над чем призадуматься.

Древнескандинавские тексты, как я полагаю, приоткрывают тот