при волнении не менее 5 баллов. Хотим задать вопрос товарищу Константинову: „Почему в годы Великой Отечественной войны летчики нашего полка на „Каталинах“ спасали людей в открытом море при волнении более 4 баллов, а наш Бе-12, созданный через 20 лет после войны, не в состоянии?“»
Коллеги гидроавиаторов — летчики-противолодочники. — на своих «илах» оказались технически более подходящими для выполнения несвойственной им задачи. Вся беда в том, что подводников спасали так, как спасают летчиков. Летчик же приводняется вместе с автоматически надувающейся лодочкой и на ней подгребает к сброшенному на парашюте спасательному контейнеру (КАСу — контейнеру авиационному спасательному). Из лодки же тянет он пусковой шнур раскрытия большого: спасательного плота. Ничего этого люди, окоченевшие в воде, проделать не могли. Их, подводников, всегда готовились спасать прежде всего из тисков глубины. Для этого построены специальные суда и подводные лодки. Но в этот раз подводники оказались в положении пассажиров злосчастного парохода «Адмирал Нахимов». Так же, как и та трагедия, эта, новая, еще раз показала беспомощность наших спасательных служб перед проблемой, вечной, как само мореплавание, — спасения жизни на воде:
После всех бесед и расспросов могу сказать одно: в той ситуации и при тех подручных средствах, какими располагал Северный флот, был найден единственно верный выход: послать противолодочные самолеты, которые часами кружили над аварийной лодкой, держали с ней бесперебойную связь, а самое главное — по кратчайшей прямой навели на плотик, облепленный моряками, суда рыбаков. Любая неточность в курсе, лишние минуты поиска стоили бы новых жизней.
— Эх, окажись бы там катерок любой, захудалый, — вздыхали потом спасенные подводники, — всех ребят бы спасли…
Я был потрясен, когда на другой день после похорон подводников увидел в музейном ангаре ВВС Северного флота спасательный катер «Фрегат», который был создан специально для того, чтобы его сбрасывали с самолета. До 1985 года он еще стоял на вооружении поисково-спасательной службы ВВС флота. И вдруг — музейный экспонат.
— То, что вы видели в музее, — рассказывает начальник поисково-спасательной службы ВВС Северного флота полковник Куц, — это вчерашний день. Наше сегодня — десантируемый катер «Ерш». Он выезжает из грузового салона «АН-двенадцатого» на специальных лыжах и приводняется на парашютах вместе с экипажем из трех человек (среди которых фельдшер-спасатель). Вот это то, что было нужно там, в Норвежском море. Но…
Горькое «но», проиллюстрированное бесстрастными документами и негодующими комментариями, вкратце сводится к безотрадному выводу: катера сделаны настолько из рук вон плохо, что главный конструктор их вкупе с полковником Куцем подписали запрет на применение «Ершей» в деле. В таком виде они не только никого не спасут, но и погубят самих спасателей. Почему же их так сработали? В Ленинграде, куда я прилетел с Севера, чтобы найти ответ на этот вопрос, В. Д. Рубцов, главный конструктор «Ершей», поведал старую как мир историю. Детище его погубила система коллективной безответственности. Так, Минсудпром отвечает лишь за мореходные качества катера, Минавиапром — за летно-парашютные, Промсвязь — за аппаратуру радионаведения, которую выпускают как в морском (тяжеловесном) варианте, так и в авиационном (портативно-легком).
Самое печальное то, что третье поколение катеров-спасателей («Гагары») — испытанное, согласованное, утвержденное — на долгие годы будет представлено единственным опытным образцом, так как Сосновский судостроительный завод, которому поручен запуск серии, откликаясь на злобу дня, налаживает в первую очередь выпуск ширпотреба: прогулочные лодки, пляжное оборудование, металлопосуда… Но ведь в любой день, в любой час до 1992 года, когда первые «Гагары» выйдут по плану из заводских ворот, помощь с воздуха окажется необходимой не только подводникам, но и рыбакам, пассажирам, яхтсменам, нефтедобытчикам, космонавтам. Кто окажет ее? Где она, единая государственная спасательная служба?
Думаю, что по тем же причинам подводники не скоро еще получат неопрокидываемые плотики, спецодежду, которая не вспыхивает на теле, как бальное платье от новогодней свечи, удобные дыхательные маски из углеродистой ткани, которые не плавятся на лице, да и самое главное — корабли, способные продержаться, в случае аварии, до подхода спасателей.
Часть средств, что освобождается нынче от сокращения военных расходов, должна пойти на создание надежной спасательной техники. Отсюда, с опустевшего причала, это кажется очевидным и бесспорным.
Война, неведомая миру
Гибель «Комсомольца» нельзя ставить в один ряд с Чернобылем, взрывом в Арзамасе, столкновением «Нахимова». Там дорогу смерти открывала преступная халатность. Здесь — жребий испытателей…
Смею утверждать, что утрата этой атомарины для нашей страны равнозначна потере «Челенджера» для Америки. Это была первая в своем роде гидрокосмическая орбитальная станция. Торпеды она несла постольку, поскольку морское противостояние остается еще реальностью. Но та научно-техническая и океанологическая информация, которую приносил каждый поход, приближала ору торгового и пассажирского скоростного подводного судоходства. Так же как наши воздушные лайнеры выросли из боевых самолетов, так и эта атомарина могла бы стать прародительницей нового вида морского транспорта. И станет. Ибо никакие катастрофы не остановят движение человечества в небо, в океан, в космос. Но все же мы так и не осознали до конца — какой корабль и каких людей мы потеряли.
Гибель «Трешера» (1963 г.) и «Скорпиона» (1968 г.), гибель двух советских атомарин, а также доброй дюжины дизельных лодок разных стран, чье исчезновение осталось незамеченным мировой общественностью, заставили наконец назвать вещи своими именами. «Холодная война», перенесенная подводными лодками в глубины океанов, уносит не только миллиарды долларов, рублей, фунтов и франков, но и тысячи моряцких жизней. Эта тихая, известная лишь ограниченному кругу втянутых в нее людей, война, без выстрелов, но не без жертв, тянется уже двадцать с лишним лет. Неважно, как назовут ее потом историки — «противостояние морских держав в океане» или «борьба с угрозой из глубины», «четверть века боевого патрулирования» или «великая боевая служба», — но скрытое течение этой войны пока что будет продолжаться и впредь, изощряясь каждым новым научным открытием на земле и каждым новым достижением в космосе. А это значит, что подводный «мальстрем» будет втягивать в свою беспощадную воронку новые корабли, будут расти кладбища вокруг приморских городов, а дочери нынешних вдов так же, как и их матери, будут провожать своих мужей на боевое патрулирование — у них, и на боевую службу — у нас, надеясь лишь на Бога или на счастливую звезду.
Эта полуфантастическая война под мантией океана началась сразу же, как только стратеги ядерных держав пришли к выводу, что наилучшие ракетодромы по части скрытности и мобильности — ракетные отсеки подводных лодок. Если в 50-е годы самым грозным в мире оружием считались самолеты с атомными бомбами, если в 60-е лидерство в скорости ядерного удара перешло к ракетам, упрятанным в подземные шахты, то в 70-е и по сию пору главная ударная сила той же Америки, например, затаилась в стальных коконах подводных лодок. Бог войны, пряча свой ядерный меч, сменил поднебесье на подземелье, но наилучшие ножны нашел в пучинах Мирового океана.
«Кто владеет трезубцем Нептуна, — провозгласили американские подводники, — тот владеет короной мира». Это давнее и, как теперь уже очевидно, взаимно беспобедное противостояние под водой привело к тому, что Пентагон в поисках безответного ядерного удара меняет подводное ристалище на космическое, чтобы хотя бы на первых порах сорвать с подводных лодок покров их невидимости и неуязвимости. Синоптики «ядерной зимы» готовы пустить под резак ракеты ближнего и среднего радиуса, но они наложили табу на кочующие подводные ракетодромы, прозванные «ситикиллерз» — убийцами городов.
Мы привыкли назначать в головокружении от первых успехов точные сроки окончательных и несомненных побед, будь это высадка на Луну, построение коммунизма или всемирное разоружение. Во всяком случае, та эйфория, которая охватила нас при виде ракет, превращенных в водонапорные башни садоводов, заставила многих забыть о «трайдентах» и «тайфунах», которые в эту минуту, как и двадцать лет назад, сходятся и расходятся, словно боевые дозоры встарь, рыцари замахиваются, но не рубят. Они
