протирать порыжевшие носки ботинок.
– Ты чего это начепуриваешься? – услышал он. – Словно на праздник. Ботинки-то лучше сажей смажь. Из печки возьми.
Отец лежал на кровати и внимательно следил за ним смеющимися глазами.
– Сегодня у нас первый пробный выход по городу. Приходи посмотреть, – сказал Никита. – А вечером живое кино в комсомольском клубе.
– Приду, – сказал отец. – Погляжу, какие такие пионеры у нас в городе объявились.
Никита слазил в печку, смазал ботинки сажей. Поплевал на ладонь и пригладил отросшие вихры.
– Ну, я пошел, – наконец сказал он.
– Ты ночью опять кричал. Что тебе снилось? – спросил отец, бреясь перед осколком зеркала.
– Не помню, – сказал Никита, закрыл дверь и пустился бегом.
Общий сбор был назначен на десять утра. Во дворе клуба уже толпились ребята, возбужденно переговариваясь. Суетился Карпа, бегал от одного к другому, смеялся, размахивал руками. Что-то серьезно внушал своему звену Ленька. Горнист Петька Жгилев нервно ходил взад и вперед, то и дело облизывал сухие губы.
У забора барабанщик Дима пробовал барабан.
– Ну, Петя, – сказал Карпа, останавливаясь рядом с горнистом, – смотри петуха не пусти.
– Кошмарный ужас! – сказал Петька растерянно. – Язык совсем не ворочается. Как бы марш не испортить.
– Ничего, ничего, – утешил горниста Карпа. – Ты, главное, дуй громче. Чем громче, тем лучше.
Карпа подмигнул Никите и побежал дальше.
Никита почувствовал, что он и сам волнуется почему-то.
Только он успел проверить выправку своих «чаек», как из штабной комнаты вышел Володя.
– Играй общий сбор, – сказал он Пете. – А вы, звеньевые, стройте свои звенья в саду. Правый фланг у калитки.
Петька еще раз облизал губы, поднял свой горн с треугольным красным вымпелом, прижал мундштук к губам. Начищенная медь трубы пустила золотых зайчиков. Горн каркнул хрипло и фальшиво. Все повернули к Петьке головы и замерли.
– Так и знал! – сокрушенно сказал Петька. Он облизал губы, приладил к ним мундштук, набрал воздуха, поднял горн к небу.
– Ну, давай еще раз! – сказал Володя. – Не волнуйся, главное.
И горн вдруг чисто и властно пропел сигнал общего сбора. Раз! Другой!
Белые рубашки и алые косынки замелькали меж стволов, вытягиваясь в шеренги.
– Становись! Становись! – командовали звеньевые. – Равняй строй!
На крыльце уже стоял Володя. Все замерло в саду. Все глаза смотрели на вожатого.
– Отряд! – протяжно скомандовал Володя. – На вынос знамени смирно! Равнение на знамя!
Полсотни ребячьих лиц обращено к крыльцу. Звеньевые вскинули руки, отдавая салют. Ударил барабан. В распахнутых дверях показалось тяжелое отрядное знамя. Чуть наклонив вперед древко, знаменосец торжественно пронес его перед застывшей шеренгой.
Когда вышли на улицу и построились в колонну, Володя забежал вперед. Ребята шагали по шесть человек в шеренге, почти во всю ширину улицы. Качались ровные ряды красных косынок. С правого фланга каждого звена полоскались треугольные вымпелы на посохах звеньевых.
– Старый барабанщик! Старый барабанщик! – выговаривал барабан.
– Трам-та дра-там! Трам-та дра-там! – хрипло трубил горн. Нет, не испортил Петька марша.
Останавливались прохожие на тротуарах, пропуская стройную колонну, и долго провожали ее глазами. Стая босоногой малышни пристроилась сзади, старательно вышагивая в такт барабану. Когда проходили мимо комсомольского клуба «Молодая гвардия», в нем распахнулись окна и раздались возгласы:
– Юным пионерам ура!
– Первому городскому ура! – кричали комсомольцы и махали кепками, перевешиваясь через подоконники.
Встречный трамвай зазвонил было, но тут же оборвал трезвон, остановился, пропуская отряд. Из вагонных окон махали руками. По улице Свободы навстречу шла колонна красноармейцев. У каждого под левой рукой был сверток, видно, в баню шагали. Молодой командир с кубиками на воротнике, забегая вперед и оглядываясь, скомандовал:
– Смирно! Равнение на знамя!
Он вскинул ладонь к островерхому буденовскому шлему, отдавая честь их отрядному знамени.
В эту минуту Никита увидел на тротуаре отца. Отец стоял в толпе прохожих и, подавшись вперед, смотрел, как идет отряд. Когда сын поравнялся с ним, улыбнулся, приветственно поднял руку и негромко сказал:
– Молодца! Ай, молодца!
И Никите показалось, что это в нем самом где-то внутри у самого горла звонко трубит горн:
– Трам-та-дра-там! Трам-та-дра-там! Трам-та-дра-та-тат-та-там!
Глава 18
В клубе заканчивались последние приготовления. Под громкие крики Женьки Павлова, руководителя драмкружка, ребята таскали фанерные щиты с нарисованными горами и домами.
– Куда Везувий тащите! Неаполь на первый план! Давай! Подымай! Левее. Опускай! Да не туда! Еще левее. От бестолочь!
Никита дождался, когда Карпа с Ленькой освободились и спрыгнули со сцены в зал.
– Ну что ты мнешься? – спросил Карпа. – Давай выкладывай. Я же
