выкрики он вспрыгивает на сцену, уверенно подходит к микрофону и подстраивает его под свой рост. Из внутреннего кармана куртки достает футляр с очками, вынимает их и надевает на нос. Затем из кожаной папки, которую таскал с собой, извлекает пакет с листами бумаги.
– Посвящается футбольным фанатам, – объявляет Джейсон. – «Джон Мотсон на смерть Сильвии Плат»*.
В аудитории повисает тишина. Джейсон читает первое стихотворение, утрируя британский акцент:
Сильвия Плат Рано ванну приняла. Вот дела!
* Мотсон Джон Уокер (р. 1945) – английский спортивный комментатор; комментирует также игры в настольный футбол. Лучший спортивный репортер Великобритании 2001 года. Предмет насмешек за нелогичные высказывания, построенные на удивлении самоочевидному. Плат Сильвия (1932-1963) – американская поэтесса, известная парадоксами и афоризмами. Покончила жизнь самоубийством. – Примеч. пер.
Замысел проходит мимо меня, я ведь и представления не имею, кто такой Джон Мотсон. Но в зале слышатся немалочисленные смешки. Отмечаю, что парень, которого Джейсон назвал Эки Шоу, одобрительно кивает головой. Парочка, мои собеседники в баре, на вид – типичные студенты, похоже, считают, что Сильвии Плат такие стихи понравились бы. Вот и чудесно! Джейсон, несомненно, талантливо владеет слогом; вижу, и к аплодисментам он неравнодушен. Мой мальчик статно распрямляется и с улыбкой смотрит на меня.
– Я хочу поблагодарить Дженни, без ее поддержки я бы здесь не выступил, да и не написал бы стихов. Во-о-он она стоит…
Он подмигивает, а я заливаюсь краской.
Господи, как же я ошибалась! И как можно было видеть в нем мелкого гнусного извращенца? Он совсем не такой; мой мальчик прекрасен.
Дальше Джейсон читает еще лучше. Прокашлявшись и подождав, когда гул голосов утихнет, он объявляет гордо и уверенно:
– Панегирик, посвящается Робину Куку, который ушел от нас в прошлом году. Хотя, может, и в позапрошлом.
Эдинбург весь на ногах с утра чуть свет.
Но шотландца не волнует это боле,
Нет его. И веры в правду больше нет,
О, какое нас постигло горе!
Боролся за свободу он.
За равенство – за нас!
Не то что эти, бля. уроды
И лживый премьер-пидорас!
Тот янки жопу облизал, -
Все выслужиться чтоб.
И вот летит в Ирак солдат,
А мы встречаем гроб.
У Кука совесть же была.
Отвага, честь и злость:
«Ебать вас в рот, оружье там
Найти не удалось?»
Мы видим старых пердунов.
Их жадность, трусость, грязь.
Сидят-дудят в одну дуду,
Сдаются, не борясь.
В горах лишь отдых находил
От битв и от того,
Что наци-тори нарекли
Предателем его.
Последний путь увел борца
В любимые холмы.
Но сердце храброе его
Не позабудем мы.
Аудитория жадно ловит каждое слово; особенно расчувствовался его отец – сидит, пьет со своими друзьями за столиком у самой сцены. Лупит в ладоши как обезумевший, вопит, подбадривая сына.
– Молодец! – выкрикивает Кинг-старший, тыча в Джейсона пальцем.
Эки Шоу приподнимается и благосклонно так говорит:
– Весьма недурные вирши от Джейсона Кинга, гордости Кауденбита! – И сам выходит читать.
После конкурса Джейсон присоединяется ко мне в баре, берет выпивку для нас обоих. Себе берет виски – вообше-то не его напиток. Эки Шоу выглядит слегка офонаревшим, когда Джейсон обращается к нему:
– Есть у тебя такая классная строка: виски и свобода – близнецы-братья. Ну, ваше здоровье!
К Джейсону подходят, поздравляют с великолепным выступлением. Отец поначалу держится в тени, затем приближается к сыну.
– Сынок, я тобой горжусь. – А у самого глаза на мокром месте.
– Эх, не всегда я давал тебе повод для гордости. – Сын, похоже, не ожидал такого оборота.
Отец широко открывает глаза, и я наконец замечаю, как они похожи.
– Это ты о чем?
– Сначала у меня не получилось с конным спортом, потом болтался без дела на пособии. Да и политическая борьба меня не привлекала.
Отец грустно качает головой:
– Прости меня, сынок. Нельзя все время слушать старичье. Время сейчас другое. А тобой я всегда гордился. – Он окидывает взглядом своих дружков. – И они все тоже. Вот завтра еще съездишь в Батгейт и выйдешь в финал кубка.
Джейсон при этих словах морщится, словно съел какую-то дрянь.
– Пап, я подумываю послать этот кубок куда подальше.
– Как это?
– Да так, как это сделал герой нашего любимого Алана Силлитоу, в «Одиноком бегуне», бля.
– Прекрасная книга, сынок, – соглашается отец и протягивает мне пинту светлого. Надо же, а я и не заметила, когда он взял пиво. – И фильм тоже замечательный. С Томом Кортни в главной роли, по-моему; да, кажется, точно с ним.
Джейсон кивает на оседающую пену в кружке «Гиннесса», чернеющей на стойке бара.
– Ага. И вспомни главную идею этого произведения, пап: иногда можно победить, только выйдя из игры.
Глотаю из кружки. Ну уж очень много пузырьков в этом пиве, но от «Гиннесса», который Джейсон так любит, у меня просто все нутро выворачивает.
Мистер Кинг улыбается мне, потом с энтузиазмом кивает Джейсону.
– Что ж, когда шансы не в твою пользу, единственный выход – играть против правил. Как парень в этой книге – он победил в забеге, но отказался пересекать финишную черту. Настоящий революционный дух; «Фифтисентс» в этом разбирается как никто другой. – И спрашивает с тревогой в голосе: – А что ты задумал?
– Пап, мы с Дженни собираемся поехать в Испанию. Думаю, насовсем. У Крейви там были друзья, – поясняет Джейсон, – я с ними пообщался. В смысле, по Интернету.
– Молодец, сынок! Не робей. – Отец хорошенько прикладывается к кружке. – Будь я помоложе и будь у меня такой стимул, – тут он, улыбаясь, кивает на меня, – я бы не раздумывал долго. Да я бы уже давно собрался в Испанию!
А у меня на лице сама собой зажглась улыбка:
