Человек бросился им наперерез, когда они уже сворачивали с шоссе. Размахивая руками, он что-то громко кричал. Спидометр все еще показывал пугающие цифры, и положение не спасла даже великолепная реакция Цоя. Визгливо заверещали тормоза, и шины прочертили два длинных змеиных следа. Сидящих в кабине мотнуло вперед. Вскинув перед собой руки, Александр ощутил посторонний удар. Человек, возникший на дороге, на мгновение взвился вверх, с грохотом перекатился через кабину и упал где-то позади.
- Амба, - хрипло прокомментировал Маципура. На его побледневшем лице выступили капли пота. Почти с отвращением он взглянул на перебинтованную руку. Кровь больше не бежала.
Сан-Саныч тем временем тщетно боролся с дверцей. Александр помог ему справиться с замком и выбрался следом.
Бедолага пешеход лежал шагах в двадцати от машины - лицом вниз, распластав руки, словно парящая птица. Приблизившись к нему, Сан-Саныч робко тронул лежащего.
- Может, кто-то из твоих экстрасенсов? - Маципура опустился на корточки. - Он ведь что-то нам кричал.
Александр почувствовал, что сердце в груди болезненно сжимается. Он неотрывно глядел на ноги пешехода, на его брюки, на его обувь. Он УЗНАВАЛ их!
- Возможно, парень еще жив? - Сан-Саныч постарался перевернуть человека. Маципура ему помог. Голова пешехода неловко мотнулась, и в ту же секунду Регина вскрикнула. Лицо с разбитым подбородком и ссадинами на лбу было знакомо всем пятерым. Перед ними лежал Дыбин Александр Евгеньевич, следователь четвертого отделения милиции...
Где-то, пока еще очень не близко, заголосила приближающаяся сирена. Никто из них ее не услышал.
14
Им пришлось крепко поработать кулаками, прежде чем дверь открыли. В темноте снова кто-то рыдал. Человек, впустивший их в вагон, поспешил запереть замок.
- Разве по голосу было не ясно, что это мы?
- Да, но я думал...
- Что вы там думали, черт подери! - нервы Марковского были на взводе. - А если бы нас кто-нибудь преследовал?
- В таком случае разумнее было бы не отворять вообще. В конце концов, вас только двое. Жертва, согласитесь, терпимая. То есть, если принять во внимание общее количество людей.
Марковский с шумом втянул в себя воздух. Он едва сдерживался, чтобы не взорваться.
- Да-а... - протянул он. - Живем мы, нужно отметить, дружно!
- Естественно, - в голосе официанта звучал неприкрытый вызов. Единой сплоченной семьей.
Такого приема они не ждали. Что-то здесь явно произошло, и, сообразив это, Марковский натянуто спросил.
- Что с разведчиками? Они вернулись?
- Не совсем.
- Что значит не совсем? Вы хотите сказать...
- Пропал наш Павло, - хнычуще донеслось из мглы. Федор Фомич узнал хрипотцу Семена.
- Павел Константинович? Что с ним?
Только сейчас Федор Фомич уловил запах табака. Видимо, запрет в их отсутствие нарушили, но ни он, ни Анатолий Иванович не упомянули об этом ни звуком. Самая большая глупость - читать мораль взвинченным людям. В такой обстановке до бунта и хаоса пара шагов. Было слышно, как официант Дима тормошит Семена.
- Эй, слышь! Хватит ныть. Расскажи все толком.
- Не могу, - в голосе Семена продолжали звучать рыдающие нотки. Чтобы я еще раз вышел отсюда!.. - он всхлипнул и, должно быть, замотал головой. - Никогда и ни за что!
Федор Фомич нашарил сбоку от себя свободный стул и присел. Ладонь его задела чье-то колено, но он не придал этому значения.
- Так что же все-таки случилось?
Не дождавшись от Семена вразумительного начала, за него попытался рассказать официант, но его тут же стали перебивать другие. Разобраться в этом гомоне оказалось достаточно сложно, и Марковский тщетно пробовал навести порядок. Успокоилось все само собой по прошествии некоторого времени. Спорщики отрезвели, раздражение угасло. Всхлипывающий Семен мало-помалу ожил, а, придя в себя, поведал печальную историю Павла Константиновича.
Поначалу путешествие протекало довольно гладко. Они двигались, нигде особенно не задерживаясь, и в третьем по счету вагоне обнаружили три или четыре купе, занятые людьми. И даже не занятые, а набитые. В каждом из них насчитывалось не менее дюжины пассажиров. И так же, как Марковскому с Федором Фомичем, двери им не открыли. Разговор состоялся при наличии осязаемой границы, что, в сущности, ничего не меняло, ибо увидеть друг друга они не сумели бы в любом случае. Люди, укрывшиеся в купе, сообщили, что связи с машинистами нет и дверь в локомотивный отсек забаррикадирована. Бригадира они тоже пытались искать, но безуспешно. Запереться в купе их заставили обстоятельства. Вернее сказать, паника. Кому-то почудилось, что в вагон из раскрытого окна вползает нечто огромное и мохнатое. Тогда-то они и бросились бежать. Попрятались кто где успел. А в коридоре тем временем в самом деле ворочалось что-то тяжелое, скребущее о стены множественными когтями. Других звуков они не слышали. Правда, многие поминали о странном кисловатом запахе, но с этим соглашались не все. Гипотезы так же выдвигались самые сумасшедшие. Говорили о ядерном ударе и ослепившей всех радиации, всерьез уверяли, что поезд вторгся в царство Тартара. В одном из купе пленники успели крепко принять, и от них разведчикам довелось услышать самый симпатичный прогноз. Дело, по их уверениям, обещало закончиться повальным контактом с инопланетной цивилизацией, и кое-кто начинал уже чувствовать чужеродное вторжение в сознание. Сразу после контакта поезд намеревались вернуть на Землю, в конечный пункт прибытия. Обитатели купе не сомневались, что каждый пассажир приобретет в результате какой-нибудь дар, а некоторых даже заберут на другие планеты в качестве первых дипломатов. Впрочем, гомонили вразнобой, и никто до конца не был уверен в правдивости предлагаемой версии.
- Словом, Павло на них плюнул и сам решил проверить. Это, значит, насчет окна... - Семен закашлялся, поперхнувшись дымом. Ругнувшись, стал чиркать спичкой о коробок.
- Вы все-таки поосторожнее с огнем, - предупредил Марковский.
- Да я их пальцами тушу. Для надежности... - Семен шмыгнул носом. Федор Фомич почти воочию увидел, как он раскуривает папиросу.
В общем отправились мы к этому клятому окну, - сипло продолжил рассказчик. - Я, понятное дело, отговаривал Павлуху, но куда там. Строптивый мужик... А в этих мохнатиков, между прочим, он сразу не поверил. Врут, - заявил. Перепугались, мол, и врут. Это про пассажиров-то. Вот, стало быть, и пошли проверять, брехня или нет. Открыли дверь в тамбур, а там и окошко нащупали. Я-то сразу сообразил, что дело нечисто, потянул его назад, а он давай отбрыкиваться. Здоровый, лось! Разве ж мне с ним было управиться?
- А почему вы решили, что дело нечисто?
- Так ветра же не было!
- Какого ветра?
- Известно какого... Поезд-то он завсегда против ветра шпарит. Открой-ка окно даже в такси или там в самолете - такой ветрило задует! А тут ничего. Воздух стоялый и действительно кислятиной отдает. Павло думать не стал, сразу наружу полез. Вроде как на крышу. Я его за это, стало быть... за спину, значит, поддерживаю, а он туда карабкается. Помню еще, сказал вдруг: 'Сема, а ведь мы на месте стоим!..' А потом задергал так ногами и пяткой меня в живот. Я поначалу и не понял ничего, присел от боли. А когда снова его тронул, он уже и не движется. То есть, движется, но не ко мне, а туда, значит, - в окно. И медленно так, словно его кто на лебедке тянет. Я за ноги-то потянул, да где там! А тут еще кислятиной в лицо такой
