с такой же определенностью добавить, что с точки зрения несправедливых законов моя деятельность, продолжи я в том же духе, была бы противоправной. Однажды я уже рисковал виселицей как фальшивомонетчик. Чтобы снова пойти на такой риск, мне необходимы веские причины…
Аврелий вздохнул:
— Сколько?
— Неужели ты думаешь, будто деньги заставят мою совесть замолчать? — оскорбился Кастор. — Я имел в виду девушку, что стонет в цепях…
— Хочешь, чтобы я купил Ксению? Договорились! — милостиво согласился хозяин, который уже раньше решился на сей рискованный шаг.
— Ксения и пятьсот сестерциев. Не потому, что меня интересуют материальные блага, разумеется. Но девушка требует расходов.
— Ты уверен, что сможешь точно воспроизвести утраченный документ? — осторожно поинтересовался Аврелий.
— А зачем тебе непременно точная копия, хозяин? Если позволишь, дам совет, как проще решить задачу.
«Неоценимый Кастор, — думал сенатор, пока александриец излагал ему свой план, — он стоит того, во что обходится, и того, что ворует у меня!»
Фабриций в раздражении прошелся по небольшой комнатке в башенке и с яростью набросился на Аврелия.
— Они поддельные! — вскричал военачальник вне себя от гнева, отшвырнув деревянные дощечки, изготовленные Кастором.
— С чего ты взял? — возразил сенатор. — Мы с Паулиной подписали их как свидетели. Вот печати — наши и твоего отчима.
— Не обманывай меня, Стаций. Ты нарочно подделал эти таблички, чтобы помочь своему другу Сильвию. Что он тебе пообещал взамен? Эту маленькую плутовку Невию, надо полагать?
— Документ настоящий, Луций. Твоя мать присутствовала, когда мы составляли его.
— Лжешь! — вскипел Фабриций, позеленев от злости.
— Нет, он говорит правду, — подтвердила Паулина, неслышно появившись в башне.
Фабриций в растерянности посмотрел на нее.
— И ты на стороне незаконнорожденного раба, ты, столько лет терпевшая этого вонючего рыботорговца…
— А теперь хватит, Луций Фабриций! — властно потребовала матрона. — Если у тебя есть доказательство, что этот документ поддельный, покажи его. Или избавь нас от своих глупых возражений.
— У меня есть доказательство! — торжествуя, вскричал Фабриций. — Посмотрите на печать: здесь изображен крылатый змей, изрыгающий пламя, хвост его заворачивается влево. На настоящей печати, напротив, он заворачивается вправо!
— Откуда ты знаешь? — спросил Аврелий.
— Я бывал здесь тысячу раз и прекрасно помню. Кроме того, есть много других документов Плавциев, чтобы подтвердить это!
— А язык змеи в какую сторону повернут, сын мой? — мягко спросила Паулина.
— Тоже вправо, и здесь он действительно верно воспроизведен — длинный и раздвоенный, как на оригинале!
Матрона устало опустилась на стул, закрыв лицо руками.
— Что с тобой, мама? — заботливо спросил Фабриций, подходя к ней.
Паулина помолчала, прежде чем ответить. А когда заговорила, в голосе ее звучала горечь:
— Ты хорошо помнишь печать Гнея, сын мой. Только одного ты не мог знать: мой муж месяц назад велел сделать новую печать, потому что старая треснула. И на старой пасть у змея закрыта.
Фабриций, казалось, утратил дар речи.
— Так где же ты видел этот раздвоенный язык, Луций Фабриций? — с насмешкой поинтересовался Аврелий.
— Мама… — произнес Фабриций, бледнея.
Паулина вдруг резко поднялась, быстро завладела поддельными дощечками и спрятала их в своей тунике.
— Ты ошибся, сын, и с языком змеи, и с тенью Прокула. Теперь ты сам отдашь мне настоящее завещание, то, где хвост повернут в верную сторону.
С приглушенным стоном воин подошел к шкафчику, достал оттуда сверток из красной ткани и молча протянул матери.
— Теперь все в порядке, Аврелий, — сказала Паулина, прижимая сверток к груди. — Это всего лишь недоразумение, которое следует поскорее забыть. Скажу, что нашла дощечки в вещах Гнея.
Недоразумение, отметил про себя сенатор, с тремя убитыми?
— Это действительно то, чего ты хочешь, мама? — спросил Фабриций.
— Чего я хочу, не имеет значения. Против судьбы не пойдешь.
— Мама, я сделал это ради тебя, чтобы вознаградить за все эти годы…
Фабриций закусил губу. Унижение, какое он перенес в присутствии Аврелия, жгло душу, словно соль на ране, но еще больше терзало опасение, что воровство это навсегда лишит его уважения горячо любимой матери.
— Ничего не случилось, Луций. Не волнуйся — вскоре вернешься в легион, на свое место, которое когда-то занимал и твой отец. Ведь ты родился не для того, чтобы быть земледельцем, — утешила она сына, положив ему руку на плечо.
— Повинуюсь твоей воле, — согласился солдат и почтительно склонил голову.
Почувствовав, что сейчас он здесь лишний, Аврелий неслышно удалился.
Сенатор лежал в своей спальне совершенно расстроенный.
Все сначала! Три насильственные смерти из-за какого-то предсказания, сделанного двадцать лет назад! Неужели остается винить только злой рок? Чем больше ломал он голову, тем более убеждался, что ключ к загадке нужно искать в прошлом, когда обнаружилось это пророчество. Луцию Фабрицию исполнилось тогда шестнадцать или семнадцать лет, достаточно, чтобы его придумать… Нередко бывало, что пасынки наследовали состояние отчима. Август, например, оставил в наследство Тиберию, сыну своей жены Ливии от первого брака, целую империю…
Предположим, размышлял Аврелий, Фабриций убивает, рассчитывая получить все состояние, потом обнаруживает, что в завещании наследником назван сын рабыни, поэтому он крадет документ, и только безупречное поведение Паулины мешает ему осуществить свой план…
—
Невия вошла неслышно и закрыла за собой дверь. Изысканный наряд, обнажавший плечи, делал ее взрослее и женственнее. Даже слишком, подумал Аврелий, заметив складочку между грудями.
— Украла тунику у матери? — с иронией поинтересовался он.
— А что, не нравится? — пококетничала девушка и на цыпочках подошла к нему.
Ситуация неловкая, подумал патриций, пытаясь сохранить спокойствие.
— Я — женщина, сенатор, — продолжала Невия, — и не говори мне, что ты мог бы быть моим отцом…
Аврелий, как раз собиравшийся напомнить ей об этом, вовремя прикусил язык.
— Ох, Аврелий, зачем притворяешься, будто не понимаешь? Мы с мамой остались без всяких средств. У тебя же денег больше, чем у Креза, и как мужчину тебя еще тоже рано сбрасывать со счетов…
— Сердечно благодарю, — ответил патриций, почувствовав себя столетним старцем.
— Моя мама хочет попросить тебя увезти ее в Рим, но я решила опередить ее. Не думаю, что она твой тип.
— Вот как! А ты, значит…
