— Ну… Константин, чего ты дуешься? Я про тебя напишу, просто еще немножко рано.
— В какой главе начнешь про меня писать? — строго поинтересовался кот.
— В тридцать первой! — не задумываясь, ответил Евгений, решив не посвящать друга в нюансы писательского труда.
— Ну и начал бы с тридцать первой! — не унимался Константин, которому понравилось обижаться. — Наверняка в предыдущих тридцати не будет ничего интересного! Их вообще можно сжечь. Все настоящие писатели сжигают свои неинтересные главы!
— Нет, они будут очень интересные, — возразил пингвин. — Вот хочешь, я тебе прочитаю первую главу и ты сам убедишься?
— Читай, — милостиво согласился Константин.
Евгений возбужденно сел на кровати и раскрыл тетрадь. Возможность поделиться с кем-нибудь своим творчеством его окрыляла.
— Глава первая, — начал читать Евгений. — Детство…
Константин слушал очень внимательно и, когда пингвин закончил чтение и вопросительно уставился на друга, сказал:
— Ну, в целом, неплохо. Хотя чего-то не хватает.
— Чего? — напрягся Евгений.
— Ммм… Думаю, как сформулировать. Чего-то важного. Ах да! В твоем повествовании не хватает кота!
— Да ну тебя, — разочарованно махнул крылом Евгений. — Я думал, ты серьезно…
— Я очень серьезно! Кстати, а твои родители действительно тебя не узнали?
Пингвин замялся.
— Ну, как тебе сказать…
— Понятно. Врешь на страницах собственной биографии.
— Не вру! Это не вранье, а художественный вымысел!
— А какая разница? — поинтересовался Константин.
— Так это же очевидно! Ложь это просто… ложь. А художественный вымысел… — Евгений задумался. — Это то, что должно было быть правдой, но почему-то не было.
— Ах, вот оно что! Тогда, может, ты объяснишь, почему твой художественный вымысел позволяет клевету на собственных родителей, а восторги в адрес лучшего друга — нет?
Евгений растерялся. Он попытался что-то промямлить в ответ, но замолчал, когда Константин огорошил его новой идеей:
— Давай впишем меня! Вместе! Я тебе помогу. Значит, смотри, художественный вымысел такой. Юный ты страдаешь от жестокой диктатуры родителей, которые тебя не узнают. Они отнимают у тебя рыбку и запрещают охотиться на планктон. Но тут появляется юный кот, которого занесла в Антарктиду жестокая судьба, от диктатуры которой он страдает. И вот этот кот помогает тебе сбежать за море, где нас захватывают в плен коварные пираты! Мы сначала страдаем от их жестокой диктатуры, а потом бравый кот вызывает пиратскую команду на дуэль и побеждает ее всю! Мы прибываем в Австралию, где знакомимся с Марио, и вместе с ним побеждаем тирана-кенгуру, который наслаждается своей диктатурой. Потом враги подсовывают тебе отравленный рыбий жир, ты пьешь его и сходишь с ума. Захватываешь Новую Зеландию, и от твоей жестокой диктатуры страдают сумчатые птицы этой страны. Но бравый кот…
— Константин! Это уже не художественный вымысел, а… я не знаю что! И вообще, это моя автобиография! Понимаешь? Моя!
— Тебе что, жалко? Пусть будет наша автобиография! Я стану твоим соавтором. А то мне не хочется ждать до тридцать первой главы.
— Тридцать пятой.
Константин ахнул.
— Как? Ты же сказал, что тридцать первой!
— А вот и тридцать пятой! Это тебе в наказание — за то, что хотел отнять мою автобиографию, переписать мою жизнь, сделать из нее третьесортную дешевку!
— Почему третьесортную? Это была бы первосортная дешевка! Эх ты! Ты мне больше не Несчастный! — Константин лег и демонстративно отвернулся к стене.
— Ну и очень хорошо! Я давно хотел тебе сказать, что ты… что я… — Евгений лег и демонстративно отвернулся к стене.
Явившаяся в скором времени Берта застала соратников в состоянии холодной войны.
— Вы почему еще в кроватях? Пойдемте узнаем, вернулся ли Улисс! К тому же мне надо сходить на почту и послать родителям открытку, чтобы они не волновались.
— Здравствуй, Берта, — мрачно подал голос Константин.
— Доброе утро, Берта, — сказал Евгений, не оборачиваясь.
Лисичка несколько раз перевела взгляд с одного друга на другого.
— Вы что, поссорились? Ну ничего себе! Всего на одну ночь оставила вас одних, и на тебе!
Кот и пингвин синхронно повернулись к подруге.
— Ничего мы не поссорились! — заявил Евгений.
— Поссорились, поссорились! — возразил Константин. — А как тут не поссоришься, когда он только про себя пишет?
— В смысле? — удивилась Берта.
— Это моя автобиография! — возмутился Евгений. — Константину в нее рано!
— Вот видишь, видишь! Я же говорил! — восторжествовал кот. — А ты спроси господина писателя, попала ли ты в его книгу!
— Не попала! — ответил Евгений, не дожидаясь, когда Берта задаст вопрос. — Пока не попала. Ну рано еще, рано!
— Все ясно, — резюмировала лисичка. — Вы решили помериться глупостью. Дело ваше. А я пошла в город. — Она развернулась и вышла из номера.
— Эй-эй, я с тобой! — одновременно выкрикнули Константин и Евгений.
На первый этаж они спустились, исподтишка косясь один на другого, считая, что именно таким образом друг друга игнорируют. А вот идущая впереди Берта действительно будто их не замечала — ни разу не обернулась и ни произнесла ни слова.
Лисичка подошла к стойке администратора.
— Скажите, пожалуйста, тот лис, о котором мы спрашивали, не вернулся?
— Увы… — сочувственно ответил тигр.
— Жаль, — вздохнула Берта.
— Очень, — согласился администратор.
Берта повернулась к друзьям.
— Я иду на почту, чтобы отправить родителям открытку. Приглашаю моих умных соратников пойти со мной. Глупые соратники пускай даже близко не подходят.
— Поосторожней, подруга, — набычился Константин. — Это кто тут глупый, а?
— Тот, кто ссорится из-за ерунды и потом долго-долго не мирится. А что, здесь таких нет?
Кот и пингвин переглянулись.
— Нет! — решительно заявили они.
Берта улыбнулась.
— Так я и думала. А Евгений еще посвятит своим друзьям самые лучшие главы его книги. Правда, Евгений?
— Конечно! — заверил пингвин.
— Тогда пойдем. Как вы помните, почта здесь рядом.
«Как я мудра и справедлива, — подумала Берта. — Ну почему Улисс этого не видит? Эх…»
Утренняя Вершина уже не казалась покинутым, опустевшим краем, хотя и особой жизнедеятельности не наблюдалось. Редкие прохожие, в основном, тигры не обращали на чужеземцев никакого внимания, но лишь до тех пор, пока не оказывались за спинами последних — тогда они провожали троицу взглядами. Но что таили эти взгляды, понять не смог бы никто. Иногда медленно, словно нехотя, проезжали машины.
