поведения во время плавания, о чем я вкратце поведал в предыдущих главах.
На этот раз дядя привез в Градбург образцы целебного антарктического льда. Как известно, целебный антарктический лед лечит от всех заболеваний, которые вызываются целебным антарктическим снегом.
Дядя ходил по домам и всех подряд уговаривал купить чудо-продукт далекой Антарктиды.
— Попробуйте, — убеждал он. — Ах, какой лед! Прямо тает во рту! Из натуральной воды, никакой химии!
Дядя звал меня с собой, но коммерция — не для меня. Я приехал на Большую Землю, чтобы приобрести хорошую профессию. Именно этого жаждал мой папа и избегала моя мама. Я не мог их подвести! А дядю — мог.
Когда же встал вопрос — на кого идти учиться, колебался я не дольше мгновения. Поскольку в детстве я хотел стать космонавтом, то пошел в Высшую Книжную Гимназию. Здесь готовили будущих библиотекарей.
Это была суровая учеба. Для настоящих самцов. И это при том, что большинство учеников были самками. Но это были необыкновенные самки. Настоящие боевые подруги. С любой из них можно было идти и в разведку, и в библиотеку.
Труба поднимала нас в пять утра. Мы выбегали на плац и строились в шеренгу. Главнокомандующий проходил вдоль нас и зычным голосом призывал:
— Бойцы! Помните!
И мы дружным хором обещали помнить. Помнить о том, что мы должны защищать книги от их извечных врагов — читателей. О том, что на нас возложена великая миссия: исполнить свою великую миссию. О том, что есть такое слово — «слово».
В конце каждого семестра лучших из нас отправляли на передовую. Из библиотек приходили тревожные известия о нашествиях читателей. Библиотекарей не хватало, и наша Гимназия без устали поставляла им на выручку новых и новых выпускников. Сначала самых лучших, а когда они кончились, то даже юнцы, не закончившие обучения, отправлялись добровольцами в самые жаркие читальни.
И вот однажды я понял, что близок и мой черед. Я с гордостью готовился исполнить свой священный долг.
Меня вызвал к себе Главнокомандующий.
— Я не стану тебе приказывать, Евгений, — сказал он, и по щеке его поползла скупая, жадная и алчная мужская слеза. — Ты еще слишком юн. Но на твоем месте я бы ушел добровольцем в Центральную библиотеку города. Командует ею генерал Борис, и служить под его началом — это честь для любого недоучившегося салаги.
Надо ли говорить, что я немедленно изъявил готовность присоединиться к генералу Борису в его благородной борьбе? Конечно, надо! Я немедленно изъявил готовность присоединиться к генералу Борису в его благородной борьбе!
Расчувствовавшийся Главнокомандующий подарил мне именное перо, на котором было выгравировано «За начитанность и отвагу», и благословил в путь. С котомкой за плечом, вооруженный лишь знаниями, полагаясь только на безрассудную храбрость и честь, я навсегда покинул стены Гимназии.
Город был похож на призрак: он замогильно выл, гремел ржавыми цепями и избегал солнечного света. Ветер гнал по улицам страницы книг, павших в боях за свободу, за право самим решать, кто будет их читать, а кто — нет. Из черных оконных глазниц зрачками торчали и глядели мне вслед несчастные дети, чьи отчаявшиеся родители ушли на помойки, чтобы найти своим чадам хоть что-нибудь почитать. Сердце мое сжималось от сострадания, разум вскипал от ярости, клюв высыхал от горечи, крылья тряслись от праведной злости. Ничего, виновные еще за все заплатят!
Кстати, насчет заплатят. В это смутное время по Градбургу нельзя было пройти без того, чтобы не заплатить бандитским патрулям, из последних сил поддерживающих в городе беспорядок. К счастью, деньги у меня были. Незадолго до описываемых событий, родители прислали мне небольшую сумму и записку, в которой говорилось:
«Дорогой сын! Посылаем тебе деньги. Смотри, израсходуй их с толком: на кабаки, девочек и азартные игры».
К стыду своему, я вынужден признаться, что ослушался родителей и все деньги потратил на то, чтобы положить их себе в кошелек. Фактически я их присвоил. Ах, война, мерзавка, на что же ты нас толкаешь!
Евгений прервал работу над романом и задумался. Не переусердствовал ли он с художественным вымыслом? Впрочем, если в главе есть хотя бы два слова правды, то правдива вся глава. Эту формулу Евгений вывел сам, только что.
Он перечитал написанное. Два слова правды было. Порядок.
— Нам пора! — раздался с порога голос Берты. Евгений вздрогнул. Будучи всецело погруженным в творческий процесс, он даже не услышал, как лисичка вошла в комнату. А Константин вообще успел заснуть, пока Берта прихорашивалась для встречи неизвестно с кем. Но немедленно проснулся, стоило только лисице подать голос.
— Я готов!
— Я тоже, — сказал Евгений, закрывая тетрадь.
Через пару минут друзья уже выходили из гостиницы. За ними из окна наблюдал Бенджамин Крот.
«И эти куда-то на ночь глядя, — подумал он. — Наверное, тоже хотят выдать меня врагам. Всех вокруг хлебом не корми, дай только выдать меня врагам».
Внезапно Крот уловил движение на другой стороне улицы. Что-то мелькнуло и тут же исчезло. Енот в изумлении раскрыл пасть. Из недр его археологической памяти всплыло что-то смутное, малоизвестное, древнее… Какой-то миф…
— Не может быть… — прошептал Бенджамин Крот, чувствуя, как шерсть приходит в движение. — Бумажный Зверь!
Ошарашенный енот сел на кровать. Оживающие мифы — это скверно. Подумать только, Бумажный Зверь!
— Ничего, — тихо сказал Крот. — Бумажный — это еще не финиш. Главное, чтобы до Железных не дошло.
Археолог тяжко вздохнул. Теперь еще надо каким-то образом увидеться во сне с Лисом Улиссом.
В голову полезли кажущиеся чужими мысли. Но они вполне точно передавали чувства Крота. «Ох… Ну и дела. Сил моих нет. Вот увидите, я уволюсь»…
Суслик Георгий шел по Кромешной улице к дому номер тринадцать, двигаясь той самой механической походкой, которая не на шутку испугала Бенджамина Крота. Если бы археолог мог видеть глаза партнера, он перепугался бы еще сильнее: взгляд суслика казался остекленевшим, зрачки пребывали в неподвижности. Мягко говоря, Георгий был не в себе. Если бы суслик мог наблюдать себя со стороны, ему многое нашлось бы что сказать.
Окна дома номер тринадцать светились робким неровным светом — электричество на такое не способно, а это означало, что в доме зажгли старые добрые свечи.
Георгий пересек веранду и зашел в дом. Посередине комнаты за круглым столом расположились трое призраков — волк, пантера и тигренок. Они держали друг друга за лапы и хором произносили:
— Вызываем тебя из мира живых. Приди же на наш зов, о живой.
— Я пришел, — ровно сказал Георгий. — Зачем вы позвали меня? Зачем потревожили мой покой?
Три пары призрачных глаз уставились на застывшего, подобно игроку в «замри», суслика.
— Получилось… — восторженно прошептала пантера Клара.
— Конечно, получилось, — самодовольно заметил Волк Самуэль. — Я уже не в первый раз в своей смерти провожу спиритический сеанс и вызываю живого. — Он повернулся к пришедшему и строго спросил: — Кто ты, о существо из мира живых?
— Я - Георгий.
