— Гипотеза не хуже любых иных, — одобрил Аарон.
— Но почему они так называются?
— Можно предположить, что они каким-то образом связывают время, — заявил ящер. — Но это предположение ясности не вносит. Я бы даже сказал, что наоборот, вносит сумятицу.
— Ладно, оставим, — сказал Улисс. — Достаточно того, что эти Связные Времени проснулись и врата можно увидеть. Так куда смотреть?
— Откуда мне знать? Разве это я Ищущий Лис? Вспоминайте!
— Что значит «вспоминайте»? — удивился Улисс. — Как можно вспомнить то, чего не знаешь?
— Как можно быть уверенным, что чего-то не знаешь, если даже не пытался этого вспомнить? — в тон ему отозвался Аарон.
«Есть в этом логика, — подумал Улисс. — Вдруг я действительно когда-то знал, как увидеть эти самые врата, но забыл?»
— Хорошо, попробую. Но, предупреждаю, я и понятия не имею, что именно вспоминать. Вам придется подождать.
— Сие не проблема. Пока вы вспоминаете, я с удовольствием наслажусь лицезрением снега и зимнего леса. Знаете, когда я был живой, то и мечтать об этом не мог. При таких низких температурах ящеры замерзают. Зато теперь, когда я мертв, могу видеть настоящую зиму. Красиво здесь… Вы не находите?
— На мой вкус несколько однообразно, — уклончиво ответил Улисс.
— Что может быть прекрасней однообразия, — мечтательно произнес Аарон. — Но чу! — не буду вам мешать. Вспоминайте, вспоминайте…
Улисс уселся на пень, на котором до него сидел Флейтист-В-Поношенном-Пальто, обхватил голову лапами и закрыл глаза. Он решил довериться интуиции — если что и способно вывести его на нужные воспоминания, то именно она.
Перед его внутренним взором появился песок. На песке — камни. Множество камней — самых различных форм и размеров. Декорации обрамлены темной, неровной рамочкой. «Ага, я в пещере», — понял лис. Он огляделся по сторонам — никого.
В глубине пещеры горел огонь. Он освещал стены, на которых Улисс разглядел многочисленные рисунки, выполненные в примитивном ключе: толпа изнемогающих стегозавров тянет на веревках по реке огромный плот; гора черепов динозавров, над которой вьются птеродактили; уродливая тираннозавриха с еле уловимой, загадочной улыбкой; бронтозавр с безумным взглядом, склонившийся над бронтозавренком с проломленной головой; просто прямоугольник, целиком закрашенный углем; и многие другие.
С топотом и криками в пещеру вбежали четыре ящеренка и кинулись к Улиссу:
— Папа! Папа! Тираннозавр Рекс увел Захария! Мы ничего не смогли сделать!
— То есть как увел?! — запаниковал Улисс. — Куда?!
— Искать сокровища диплодоков! — заверещали детишки.
— О, нет! — воскликнул Улисс. — Это же так опасно! Ждите меня здесь, никуда не уходите! Я найду Захария и приведу его обратно!
— Папа, а ты точно его вернешь? — тоненьким голоском спросил самый маленький ящеренок, глядя на Улисса зареванными глазами.
— Клянусь! — голос Улисса прогремел на всю пещеру. — Клянусь, что верну Захария, что буду защищать свое семейство и никого из вас не дам в обиду! Не будь я Аарон!
Улисс вздрогнул и резко открыл глаза, отгоняя наваждение. Что? Какой Аарон? Почему Аарон? Какие- такие пещеры, тираннозавры и диплодоки? Что это такое ему привиделось, выдавая себя за воспоминание?
Улисс перевел взгляд на нового знакомого. Ящер пребывал в глубокой задумчивости, уставившись в одну точку.
— Аарон! — окликнул его Улисс. — Скажите, пожалуйста, что делают в моей голове ваши воспоминания?
— А? — очнулся ящер, не сразу сообразив, о чем его спрашивают. — Ой. Простите, Улисс, это не специально. Мы, ящеры, обладаем… то есть обладали гипнотическими способностями. Как змеи. Я немного забылся и не заметил, как внушил вам собственные воспоминания. Больше не буду, честное слово. Вообще отойду подальше, чтобы не мешать. А вы вспоминайте, вспоминайте.
Улисс снова закрыл глаза и расслабился, отдаваясь во власть интуиции…
Лисенок Улисс с опущенной головой стоял перед отцом, который изо всех сил старался казаться строгим.
— Докатились, — произнес отец таким тоном, чтобы стало ясно: лично он-то никуда не катился, но его унесло вслед за скатывающимся сыном. — Нас вызывают в школу!
Отец кинул взгляд на сидящую на стуле маму, передавая ей слово.
— Ох, — только и сказала мама, поскольку изображать на морде глубокую озабоченность она еще могла, но на озвучивание эмоций, которых она вовсе не испытывает, актерского дарования ей не хватало. Даже это «ох» далось ей с огромным трудом.
Улисс отлично понимал, что родители вовсе не сердятся, и вообще они на его стороне, но считают, что в воспитательных целях обязаны притвориться, будто это не так. Думают, что идти против учительницы — непедагогично. Что ж, в таком случае и сам Улисс покорно сыграет отведенную ему роль раскаивающегося ученика.
— Мне так жаль, — произнес он, пытаясь заставить голос хоть немного дрожать.
Мать исполнила на «бис» свое «ох», а отец осуждающе покачал головой и зачитал вслух запись в дневнике Улисса:
— «Дерзил учительнице литературы. Прошу родителей явиться в школу. Г-жа Указко».
Глаза мамы засияли от радости — она наконец-то нашла подходящие слова:
— Улисенок мой! Ну зачем ты дерзил госпоже Указко?
— Я не специально, мама. Да и не дерзил я.
— Не увиливай, Улисс! — нахмурился отец. — Что-то одно, пожалуйста: либо ты не дерзил, либо дерзил, но не специально!
— Тогда не дерзил. Но не специально, честное слово!
Между тем, маму посетило вдохновение, и она выдала новую реплику:
— Это ужасно. Боюсь, без сердечных капель не обойтись.
— До чего довел мать! — покачал головой отец, а любящий сын кинулся к аптечке и принес маме склянку с каплями и стаканчик.
— Возьми скорей, мама! Только не умирай! — изобразил тревогу Улисс, бережно поглаживая лапу лисицы, здоровее которой было еще поискать. В ответ мама прижала склянку к груди и облегченно выдохнула.
— Помогли, — улыбнулась она.
Отец перевел взгляд с сына на жену, затем обратно, и махнул лапой.
— Все, больше не могу, — буркнул он, выходя из образа строгого папаши и усаживаясь в кресло. — Не быть мне актером и на сцене не блистать. Придется смириться. Ну, и чем госпожа Указко опять недовольна?
— Мы разошлись во вкусах.
— О, как это знакомо! — рассмеялась мама, радуясь, что больше не надо притворяться.
— Да уж, — поморщился отец. — В свое время старушка немало моей крови выпила, пытаясь привить мне свой вкус. Но мой организм отторгал это чужеродное тело!
— Я весь в отца, — заметил Улисс.
— Не подлизывайся! Все равно ты не должен был доводить дело до конфликта! Брал бы пример с меня. Я всегда делал вид, что соглашаюсь с Указкой, благодаря чему избегал неприятностей. — Отец многозначительно похлопал по дневнику.
— Пап, я стараюсь! Я изо всех сил развиваю в себе лицемерие, неспособность к сопротивлению и