пяти человек.
— Нет, — сказал Барри, теребя свой галстук.
— Семь, а может, восемь лет назад, прежде чем пошли иски, агентство прибыло в Баумор и принялось за свои делишки. Местные жители жаловались долгие годы, но агентство отнюдь не славится тем, что всегда оперативно реагирует на обращения граждан. Они начали повсюду шнырять, провели какие-то тесты, потом несколько обеспокоились, а затем и вовсе пришли в возбуждение. Мы за всем этим пристально наблюдали. У нас повсюду были люди, следившие за процессом. Черт возьми, у нас есть люди и в самом агентстве. Может, мы и правда перегнули палку с мусором, я не знаю, но бюрократы стали вести себя очень агрессивно. Они заговорили о криминальных расследованиях, обращении к прокурору США, всяких нехороших делах, но все это не выходило за рамки самой организации. Они почти готовы были все обнародовать и предъявить ряд требований — об очистке ценой в миллиарды долларов, уплате жутких штрафов и даже закрытии компании. Генеральным директором «Крейн» тогда был некто Габбард. Теперь он уже не работает, но он был приличным парнем, который умел убеждать людей. Я отправил Габбарда в Вашингтон с пустым чеком. С несколькими пустыми чеками. Он связался с нашими лоббистами, и те организовали новый комитет политических действий,[12] предположительно в целях поддержки интересов производителей химической продукции и пластика. Они составили план, ключевым моментом которого было привлечение сенатора Радда на нашу сторону. Там его боятся, ведь если он захочет, чтобы агентство по защите окружающей среды прекратило бурную деятельность, то они не посмеют его ослушаться. Дело в том, что Радд уже лет сто сидит в комитете по ассигнованиям, и если агентство вздумает его запугивать, то он просто пригрозит сократить их финансирование. Это сложно, но в то же время очень просто. К тому же Миссисипи — задний двор Радда, там у него больше контактов и влияния, чем у кого бы то ни было. Так что наши ребята из нового комитета политических действий ужинали с Раддом и поили его вином, и он точно знал, что происходит. Он простофиля, но играет в эту игру так давно, что почти все правила написаны им самим.
Прибыли тарелки с креветками и лапшой, но внимания не удостоились. Зато Карл и Барри вновь налили себе выпить.
— В конце концов Радд решил, что на его счету для кампании не хватает миллиона долларов, и мы согласились направить эти деньги через эти дурацкие корпорации и схемы, которые вы, ребята, обычно используете, чтобы скрыть все от посторонних глаз. Конгресс сделал это законным, но в ином случае это рассматривалось бы как взятка. Затем Радд захотел кое-что еще. Выяснилось, что у него есть внук с некой умственной отсталостью, который питает странный интерес к слонам. Ребенок любит слонов. У него все стены увешаны изображениями слонов. Он смотрит видео об их жизни в дикой природе. И так далее. И чего бы сенатору действительно хотелось, так это съездить на одно из первоклассных четырехзвездных африканских сафари, чтобы он мог взять с собой внука и тот посмотрел на слоников. Нет проблем. Потом он решает, что вся его семья с удовольствием съездит в такую поездку, и наши лоббисты организовывают эту чертовщину. Двадцать восемь человек, два частных самолета, пятнадцать дней в африканских зарослях за распитием «Дом Периньон», поеданием лобстера и стейка и, конечно, созерцанием тысяч слонов. Счет за это удовольствие составил почти триста тысяч, и Радд никогда не догадывался, что его оплачивал я.
— Выгодная сделка.
— Отличная сделка. Он похоронил агентство, и они бежали из Баумора, не посмев и пальцем нас тронуть. Сенатор Радд получил и другую выгоду: он теперь считается экспертом по всем вопросам, связанным с Африкой. СПИД, геноцид, голод, нарушение прав человека — только назовите что-то из этого списка, и он сразу объявится как эксперт, потому что провел две недели в кенийском захолустье, наблюдая за дикими игрищами с заднего сиденья «лендровера».
Оба засмеялись и наконец-то приступили к лапше.
— Тебе приходилось общаться с ним после подачи исков? — спросил Барри.
— Нет. Задело яростно взялись юристы. Помнится, я говорил с Габбардом о Радде, но мы вместе пришли к мудрому решению, что политики не будут вмешиваться в дела судебные. Мы были в этом уверены. Как же мы ошибались!
На пару минут они сосредоточились на еде, но ни одного из них, похоже, она особенно не интересовала.
— Нашего парня зовут Рон Фиск, — сказал Барри, передавая через стол большой конверт из манильской бумаги. — Здесь основные сведения о нем. Кое-какие фотографии, биографические данные, не больше чем на восемь страниц, как ты просил.
— Фиск?
— Да, это он.
Мать Брианны приехала погостить, как делала всегда два раза в год, а в таких случаях Карл настаивал, чтобы они проводили время в Хэмптоне, оставив его в городе одного. Ее мать была на два года моложе Карла и воображала себя еще достаточно красивой для того, чтобы привлечь его внимание. За год он проводил в ее присутствии меньше часа и каждый раз разве что не молился о том, как было бы хорошо, если бы у Брианны были другие гены. Он ненавидел эту женщину. Мать жены-трофея автоматически не становится тешей-трофеем и обычно испытывает чрезмерный интерес к деньгам. Карл ненавидел всех своих тещ. У него вызывала отвращение сама мысль о том, что у него есть теща, если уж на то пошло.
Поэтому в доме было пусто. Пентхаус на Пятой авеню был полностью в его распоряжении. Брианна прихватила с собой Сэдлер Макгрегор, русскую няню, ее ассистента, диетолога, пару служанок и с этим небольшим эскортом направилась на остров, где могла ворваться в их прекрасный дом и издеваться над персоналом, как ей заблагорассудится.
Карл вышел из своего частного лифта, столкнулся лицом к лицу с «Опороченной Имельдой» и тут же выругался, проигнорировал лакея, отпустил остальных слуг и, оставшись наконец в одиночестве в чудесной уединенной спальне, надел пижаму, банный халат и толстые шерстяные носки. Он нашел сигару, налил себе стакан солодового напитка и вышел на маленькую террасу с видом на Пятую авеню и Центральный парк. В воздухе ощущались сырость и дыхание ветра, великолепно.
Райнхарт предупредил его, чтобы он не раскрывал секретов предстоящей кампании.
— Ты ничего не знаешь, — неоднократно повторял он. — Доверься мне. Это моя профессия, и я отлично справляюсь с тем, что делаю.
Но Райнхарт никогда не терял миллиард долларов. Судя по одной газетной статье о Карле, кроме него, еще только шесть человек когда-либо теряли миллиард долларов за один день. Барри никогда не познает всю степень унижения столь стремительного и мучительного краха в этом городе. Друзей найти все сложнее. Его шутки больше никому не кажутся смешными. Некоторые круги светского общества, похоже, начинают становиться недоступными (хотя он знал, что это только временно). Даже его жена стала вести себя более равнодушно, не так ласково, как прежде. Не говоря уже о холодном приеме тех, кто был действительно важен, — банкиров, фондовых менеджеров, инвестиционных гуру, элиты Уолл-стрит.
Его щеки покраснели от ветра, он медленно оглядывал здания, высившиеся вдоль Пятой авеню. Кругом одни миллиардеры. Сочувствовали они ему или радовались его падению? Он знал ответ, потому что сам испытывал дикий восторг, когда оступались другие.
«Смейтесь дальше, ребятки, — сказал он, сделав большой глоток, — Смейтесь, пока у вас не отсохнет язык, потому что я, Карл Трюдо, обзавелся тайным оружием. И зовут его Рон Фиск. Это приятный, легковерный молодой человек, которого я купил (через оффшор) за смешные деньги».
Через три дома к северу на крыше здания, которое Карл с трудом мог различить, располагался пентхаус Пита Флинта, одного из его многочисленных врагов. Две недели назад на обложку «Отчетов о фондах хеджирования» попала фотография Пита в дизайнерском костюме, который очень плохо на нем сидел. Он явно поправился. В статье содержались бредни о Пите и его фонде и, в частности, отчет о блестящих результатах работы за последний квартал года, которые стали таковыми исключительно благодаря его прозорливой игре на понижение акций «Крейн кемикл». Пит утверждал, что сделал полмиллиарда долларов на «Крейн», потому что чудесным образом спрогнозировал неблагоприятный исход судебного процесса. Имени Карла не упоминалось, это было бы излишне. Все и так знали, что он потерял миллиард, а Пит Флинт заявлял, что положил себе в карман половину этих денег. Такое унижение было гораздо больше, чем просто болезненным.
Мистер Флинт ничего не знал о мистере Фиске. К тому времени, когда он услышит это имя, будет слишком поздно и Карл уже вернет себе деньги. И много больше.
Глава 15
Ежегодная зимняя встреча «Судебных юристов Миссисипи» (СЮМ) проводилась в Джексоне в начале февраля, когда законодательное собрание штата еще работало. Обычно мероприятие проводилось в выходные — с выступлениями, семинарами, докладами по обновлению политических данных и тому подобным. Поскольку у Пейтонов был самый горячий вердикт штата, остальные юристы жаждали их услышать. Мэри-Грейс возражала. Она была активным членом, но эта сцена ей не подходила. Встречи обычно предполагали длительное распитие коктейлей и травлю баек «из окопов». Присутствие девушек не возбранялось, но они там чувствовали себя лишними. К тому же кому-то надо было остаться дома с Мэком и Лайзой.
Уэс вызвался поехать неохотно. Он тоже был активным членом, но зимние встречи обычно проходили скучно. Летние съезды на пляже были гораздо веселее и годились для семей с детьми, клан Пейтонов посетил два из них.
В субботу утром он поехал в Джексон и обнаружил небольшую компанию юристов в одном из центральных отелей. Он припарковался подальше, чтобы ни один из его коллег не увидел, на чем он ездит в эти дни. Юристы-судебники славились шикарными машинами и другими игрушками, и Уэс крайне смущался своего «тауруса», чудом пережившего поездку из Хаттисберга. На ночь он не останется, потому что не может позволить себе снять комнату за сотню долларов. Кто-то мог бы поспорить и заявить, что, по его подсчетам, Уэс миллионер, но через три месяца после вердикта он все еще экономил каждые десять центов. А день, когда будут произведены выплаты по делу в Бауморе, пока казался лишь далекой мечтой. Даже теперь, когда существовал вердикт, Узе сомневался в том, что они поступили разумно, вообще взявшись за это дело.
Обед проходил в большом танцевальном зале с местами на двести человек — весьма внушительное сборище. Пока продолжались приготовления, Уэс со своего места на кафедре наблюдал за собравшимися.
Юристы-судебники — всегда пестрая и эклектичная толпа. Ковбои, проказники, радикалы, лохмачи, умники в офисных костюмах, эпатажные индивидуалисты, байкеры, дьяконы, обычные деревенские умники, уличные жулики, адвокаты, наживающиеся на несчастных случаях, лица с рекламных плакатов, «желтых страниц» и из утренних телепередач. И что-что, а скучать с ними точно не придется. Они сражались друг с другом так неистово, как члены одной семьи, и все же умели заставить себя прекратить браниться, оставить круговую оборону и наброситься на врага. Они приехали из больших городов, где боролись за дела и клиентов, и из маленьких городков, где демонстрировали свои умения перед простыми присяжными, которые неохотно расставались с
