Один налетчик приставил пистолет к голове кассира и сообщил голему, что пристрелит клерка, если тот не остановится.
Кассир плакал, говорил…
Да неважно, что он говорил. Сухой остаток от следующих минут составил: клерка действительно пристрелили. Голем даже не остановился. Как и другие големы он был лишен голоса, слуха и сострадания.
Затем стреляли по самому голему. Пули оставляли вмятины, рикошетили — но голем шел.
Среди прочего оказалось, что несмотря на тяжеловесность, голем был довольно ловкий.
Из четверых не удалось уйти никому.
Налетчиков хоронили в закрытых гробах. Во-первых, никто не хотел смотреть на них, лить слезы… Во-вторых смотреть было особо и не на что…
Все дальше и дальше от города уходили десять конных и одна тачанка. У пассажира тачанки в руках был небольшой ящичек. Оттуда Лехто то и дело доставал лист папиросной бумаги, любовался им.
Возница порой скашивал глаз и видел, что любоваться особо нечем. На листе тонкой папиросной имелось немного. А именно несколько неровных линий, нарисованных так, будто кто-то расписывал перо…
Чужой сон
Город притих, торговый люд на всякий случай прикрыл лавки, впрочем, народ особо и не стремился скупаться.
В купеческом доме, где раньше квартировал полковник Подлецов, посреди зала стоял гроб с оным полковником.
Покойник был бледным — ни кровинки на лице. Шрамы присыпаны пудрой, волос густо набриолинен, лицо покрыто белой вуалью. На шее, поверх шрама от меча — шарф.
Компанию ему составлял дьячок, читавший заупокойные молитвы, да изредка заходил хозяин дома.
Мертвый полковник оказался никому не нужен.
Весь день в городе шел военный совет: что делать с городом, с войском.
Вопреки всем табелями рангам, главенствующее место предложили поручику, стрелявшему в Черных всадников.
Но тот от предложения открещивался, что-то бормотал о ските и монашестве.
Потому ближе к вечеру войско, забрав орудия и амуницию, двинулось из города. Сделало это тихо, словно воры. И отчего-то граждане города чувствовали себя обиженными и обворованными.
Вслед за ними начался исход менее организованный, малочисленный. На дилижансах, шарабанах, а то и просто двуколках из города уезжали те, кто, порой без основания, мнил себя белой костью да голубой кровью.
Зато люди иные, с титулами, с родословными чуть не до Рюрика, следили за бегством из-за толстых, пыльных окон, и свои жилища покидать не спешили. Не то ждали, пока рванет новая власть, не то сами намеревались это властью стать.
А под окнами, опершись на фонарный столб, какой-то пьяный кричал уезжающим:
— Вот бежите вы от большевиков? А куда? В Севастополь? Во Владивосток? Так ведь и там большевики будут, и там советская власть установится… А рванешь за границу — то что за беда. Революция-то мировая! И она не успокоится, пока в Республику не примут африканских бушменов и каннибалов огненной земли. Не лучше ли остановиться, дать им бой на пороге своего дома?..
И странно: никто из офицеров не пустил ему пулю в лоб, даже не стеганул нагайкой, не дал в морду.
Наконец пьяница устал сам и побрел домой.
После обеда компания устроила свой военный совет.
— Бежать! — говорил Геддо. — Авось не догонит.
— Надобно дать ему бой. — говорил Евгений. — Ежели он и заговоренный от пули, надо слепить пулю, которая его возьмет…
Старик покачал головой: таковая пуля была невозможно.
— Ну и что теперь? Так и будем бегать до скончания века, в надежде что этот тип помрет раньше. Тот пьяница на улице он и про нас сказал: не убежим мы от него.
— Это мое дело. — ответил старик печально.
— А давайте отдадим ему эту бумажку. — вдруг предложил Аристархов. — И дело с концом! Ведь не только же на ней все завязано… Да и не бывает драконов!
Чугункин потер рукой по шее, там, где имелся шрам. От смертельной раны за пару дней осталась лишь пунцовая ниточка, которая иногда начинала саднить.
— А почему бы и нет? — проговорил он. — Если имелась сотня заговоренных от пуль, отчего бы не поверить в существование дракона?
— Тогда, может, надо найти других колдунов? — предложил Клим. — Собраться, навалять этому негодяю скопом.
Геддо печально улыбнулся:
— «Навалять» Лехто… Забавно звучит… Да и колдунов почти не осталось в этой местности.
— Так надобно научить новых!
— Из кого?..
— Да хоть из нас…
— Колдун из комиссара — это лихо… — вмешался Евгений.
— А в самом деле, может и в нас есть чуточку волшебства? — начала Ольга. — Это можно проверить?
— Можно… только зачем?
— Ну, положим, мне интересно…
Геддо кивнул и пошел вверх по лестнице, в номер. Бросил:
— Следуйте за мной.
В номере Геддо стал копаться со своей сумкой, готовя какой-то магический декокт.
— Я введу вас в магический сон. Может, у кого из вас есть способности медиума. И во сне появится верное решение.
Пока Геддо увлеченно смешивал зелье, Рихард подобрал выкатившийся из сумки пузырек с семенами. Спросил:
— А это что такое?
— Это?.. — старик поднял один глаз. — Это семена взрыв-травы. Ее еще именую лом-травой.
— Я вообще-то думал, что лом-трава — это конопля… — заговорил Евгений. — пробовал я ее в Туркестане…
— Да нет… Тут радикально иной принцип. Эту траву садишь на камень, скалу… Она пускает корни через камень, проходит год, два… Ты подходишь к скале. Легонько так, молоточком — тюк… и получаешь гору щебня. А теперь положи их на место в сумку.
Рихард подчинился неспешно… Уже в сумке открыл флакон, ссыпал несколько семян на ладонь.
— Готово! — известил Геддо.
Результаты своего волхования разливал по мелким чаркам, подносил своим спутникам. Те глотали и засыпали прямо там, где и находились: на диванах и креслах.
— Смотрите, запоминайте, потом расскажете… — напутствовал Геддо. — Только, чур, без обмана.
