— Да, бывает. Наверняка. Что ж, спасибо вам, шериф. Эти растения беспокоили меня с тех пор, как я их нашел. Рад слышать столь прямое и заслуживающее доверия объяснение. — Хенриксон встал и улыбнулся Тому. — Что ж, друг мой, жаль, что мы не встретились с этим джентльменом раньше. Похоже, у него есть ответы на все наши вопросы. А теперь — я довольно‑таки устал после нашей сегодняшней прогулки и думаю, пора в койку.
Коннелли не пошевелился.
— Я бы в самом деле предпочел, чтобы вы, джентльмены, подумали о том, чтобы перебраться в какой‑нибудь другой очаровательный городок Северо‑Запада.
— Возможно, — ответил Хенриксон. — А я бы предпочел, чтобы вы перестали приставать к моему другу. Он знает, что он видел, и вы тоже. Он видел снежного человека.
— Их не существует. Он видел медведя.
— Верно. Вы продолжаете в это верить. Но если не хотите более серьезных последствий — я бы посоветовал вам оставить его в покое.
Хенриксон подмигнул и, не оглядываясь, направился к двери. В крайнем замешательстве, не вполне понимая, изменилась ли ситуация к лучшему или к худшему, Том последовал за ним.
Как только они вышли на улицу, журналист быстро зашагал в сторону мотеля сквозь дождь, начинавший сменяться мокрым снегом.
— Джим? — спросил Том, пытаясь его нагнать. — Что, черт побери, происходит?
— Я знал, что напал на след, как только нашел эту траву у вас в рюкзаке. Я просто не ожидал, что мне поднесут ее на блюдечке.
— Объясните.
— Вы ведь слышали о траволечении, верно?
— Конечно. Когда для лечения болезней используют травы, а не лекарства. Что‑то вроде ароматерапии.
— Нет, — сказал Хенриксон, перешагивая через невысокое ограждение вокруг автостоянки мотеля. — Совсем другое. Люди пользовались травами уже очень, очень давно. Медикаменты ведь не более чем специализированный вид пищи, не так ли? В семидесятые годы в Северном Ираке нашли неандертальское захоронение. Тело было похоронено вместе с восемью различными цветами, почти все из которых до сих пор используются нынешними травниками. Неандертальцы знали о них шестьдесят тысяч лет назад, возможно и намного раньше. И именно поэтому они и оказались у вас в рюкзаке.
— Не понимаю. Почему?
— Потому что существо, которое вы видели, на самом деле вернулось. Оно вернулось и положило травы туда, где вы могли их найти.
Том остановился.
— Неандерталец прописал мне травы?
— Ну вот, вы все поняли. — Хенриксон достал ключи и нажал кнопку. Его «лексус» моргнул фарами. — Залезайте.
— И что дальше?
— Садитесь в машину, и расскажу.
Том забрался на пассажирское сиденье. Хенриксон резко развернул машину и помчался по главной улице мимо бара «У Фрэнка» на восток.
Тому показалось, хотя он и не вполне был в этом уверен, что он заметил Коннелли, смотревшего им вслед из окна бара.
— Джим, куда мы едем?
— Кое с кем побеседовать, — ответил тот. — Кое с кем, кто знает намного больше, чем это кажется.
В течение получасовой поездки Хенриксон не сказал больше ни слова. Том понял, куда они едут, задолго до того, как машина свернула на уединенную дорогу, ведшую к участку, на который не находилось желающих. Хенриксон остановился на обочине в пяти ярдах от ворот дома Андерсов. Двигатель он оставил работающим, но выключил фары. Наступила кромешная темнота.
— Подождите здесь.
Том смотрел, как репортер выходит из машины и идет к дому. Когда Хенриксон прошел мимо деревянной таблички, его уже почти не было видно. Десять минут спустя он вернулся.
— На этот раз кто‑то есть дома, — сказал он. Взгляд его был холоден, в волосах белели мокрые льдинки. — По крайней мере, свет горит.
Проехав через ворота, он медленно двинулся по дорожке среди деревьев.
— Вы не включили фары.
— Совершенно верно.
За предпоследним поворотом показалось озеро, поблескивавшее застывшей поверхностью в неровном лунном свете. Что‑то сверхъестественное было в его виде, словно оно гордилось тем, что никогда не меняется и всегда останется прежним. Затем Том различил темные очертания хижины, примостившейся среди деревьев, и два тусклых желтых прямоугольника окон.
Хенриксон выключил двигатель и некоторое время сидел, глядя на дом.
— Ладно, — сказал он. — Пошли. Не хлопайте дверцей.
— Послушайте, Джим, — возразил Том. — Нельзя же так. Надо было сначала позвонить. Мы же не можем просто так заявиться. Если у ее дверей появятся двое мужиков, она же перепугается до смерти.
Хенриксон повернулся к нему, и по его лицу пробежала странная гримаса. Она не походила на улыбку, хотя в ней и было много общего с тем, что Том много раз видел прежде, и у него вдруг возникла неприятная мысль — а может, и тогда он вовсе не улыбался?
— Выходите, — сказал репортер.
Том выбрался на холод, щурясь под мокрым снегом. Тихо закрыв дверцу, он взглянул на хижину. Если Хенриксон прав, женщина солгала, чтобы поставить его в дурацкое положение, по крайней мере один раз, а может быть, и два. Конечно, Коннелли поверил ей, а не ему, особенно если терпеть не мог даже мыслей о снежном человеке. И своей ложью эта женщина полностью разрушила его историю.
Если для того, чтобы это исправить, требовался небольшой вечерний сюрприз — что ж, возможно, ничего страшного.
Том повернулся, услышав, как Хенриксон открывает багажник. Достав оттуда большой рюкзак, он плавным движением закинул его за спину, затем снова наклонился, опустив в багажник обе руки. Когда он выпрямился, Том изумленно уставился на него.
— Что это, черт побери?
Вопрос был глупым. Не было никаких сомнений в том, что на плече у Хенриксона висит ружье. И точно так же не было сомнений, что в руке он держит крупнокалиберный пистолет. Ни то ни другое не походило на оружие из охотничьих магазинов — скорее на то, которое можно увидеть в новостях, на фоне клубов дыма на заднем плане.
Хенриксон закрыл багажник.
— В лесу может быть опасно, — сказал он.
— Сейчас — наверняка, — кивнул Том. — Господи… послушайте, нельзя ли оставить все это в машине?
Репортер повернулся и направился к хижине. Внезапно перестав понимать, что, собственно, происходит, Том поспешил следом. Когда он нагнал его, Хенриксон уже стучал в дверь. Они немного подождали. Хенриксон уже поднял было руку снова, но остановился, наклонив голову. Том ничего не слышал.
Затем раздался звук двух отпираемых засовов, и дверь открылась.
На пороге стояла Патриция Андерс. За ней виднелась маленькая уютная комната. Женщина выглядела чуть старше, чем помнил Том, и чуть ниже ростом. Однако в ее взгляде не чувствовалось ни страха, ни удивления.
— Добрый вечер, мистер Козелек, — сказала она. — Кто ваш друг?
— Вы знаете, кто я, — ответил Хенриксон.
— Нет, — возразила она. — Не знаю. Но я знаю, зачем вы здесь.
