стараясь не шуметь, стала медленно сползать с кровати.
Нежной и невесомой нимфой выпорхнула я из спальни и на тонких цыпочках двинулась по направлению к ванной.
Только там я расслабилась и облегченно сбросила халат. Зеркало смотрело на меня моими собственными глазами. Верхние веки слегка отяжелели, а под нижними лежали глубокие голубые тени. Губы бледные и непривычно припухшие. Я провела по ним языком и почувствовала их сухость. Сразу захотелось пить. Я включила холодную воду, наклонилась и стала жадно пить прямо из-под крана. Вода лилась такая ледяная, что сводило зубы. Но мне было жарко. Я стояла на полу босиком и ничего не чувствовала.
Сначала надо поставить чайник, решила я и, выйдя из ванной, прошла на кухню. Утро набирало обороты, за окном было уже совсем светло. День обещал быть солнечным и счастливым. Я взяла чайник, вылила из него вчерашнюю воду и налила свежую. Включила газ и поставила чайник на конфорку. Потом села на стул у окна и стала смотреть на улицу. Нестерпимо захотелось курить. Сколько раз давала себе честное слово не курить натощак, но опять не выдержала, достала из кухонного загашника сигареты и, прикурив, жадно затянулась. Я смотрела на светлое безоблачное небо за окном, курила и плакала. Господи, за что? Что я тебе сделала такого хорошего, что ты в ответ не пожалел для меня этого раннего утра? Господи, чем я так отличилась, чем выделилась, что ты стал таким щедрым? Господи, прости меня, во всем и вовсю грешную. Пожалей меня, Господи, не заставляй потом расплачиваться за твою благодать.
Я чувствовала, как слезы струились длинными быстрыми ручейками по щекам, нос набухал и краснел, а рука, державшая сигарету, дергалась. Ну-ка, быстро прекрати мокнуть, приказала себе я, и стала громко шмыгать носом.
— Ты плачешь? — спросил Никита.
— Нет, — ответила я, не успев удивиться тому, откуда он здесь взялся.
— Нет, ты плачешь.
— Да, я плачу, — не стала больше спорить я и заревела в голос.
— Что случилось, дурочка, что с тобой?
— Это я от счастья.
— Маня ты моя, непроходимая! Разве так можно?
— Мо-ож-но, — выдохнула я, закрывая лицо руками и давя в себе слезы.
— Ну-ка, подвинься.
Никита сел рядом и обнял меня за плечи.
— Дай прикурить, — сказал он, беря с подоконника сигареты.
Я протянула ему зажигалку.
Мы вдвоем сидели на одном стуле, курили и смотрели на небо. Я уже не плакала, Никита меня не успокаивал. Мы молчали и, казалось, понимали друг друга без слов. На плите засвистел чайник. Мы одновременно вздрогнули, посмотрели друг на друга и засмеялись. Два голых дурака на одном хлипком стуле. И чайник, и рассвет, и облака…
17
Мы встретились с Юлькой по дороге на работу.
— Ты знаешь, — сказала Юлька, — все не так просто. С квартирой Самочки придется повозиться.
— А кто такая Самочка? — спросила я.
— Здрасте, приехали, — засмеялась Юлька, — а ты подумай. Наводящий вопрос для особо одаренных: чьей квартирой я сейчас занимаюсь?
— Сам Самыча, что ли?
— Ну наконец-то, дошло.
— Я просто не ожидала, что он так быстро станет для тебя Самочкой.
— А чего тянуть-то? Жизнь надо прожить так, чтобы доставить максимум удовольствия себе и минимум окружающим.
— А я вхожу в твое окружение?
— А как же.
— Значит, твоя сверхзадача, твоя благородная жизненная цель — доставить мне как можно меньше удовольствия? — догадалась я.
— Опять ты все неправильно поняла. Ты же не в счет, ты же самое что ни на есть исключение из правил, — успокоила меня Юлька.
— Спасибо, родная. Поражена и смята.
— Ну, то, что ты смята, я и сама вижу, объяснять не надо. Ночь любви отпечаталась на лице.
— Да иди ты. Просто я сегодня не выспалась.
— Теряюсь в догадках — с кем?
— Ладно, Юль, хватит уже. Я же тебя просила.
— Все. Молчу-молчу. И молчала бы всю оставшуюся жизнь, если бы мне не была нужна помощь твоего Никиты.
— Какая еще помощь?
— Чисто профессиональная. Он у нас в штате или нет?
— Не думаю, что в штате. Я как-то не интересовалась. По-моему, он у нас на подхвате, когда у наших работ невпроворот.
— Вот-вот. Мне Савва Морозыч сказал, чтобы я позвонила Никите, потому что наши все заняты.
— Так в чем же дело?
— Как я могу звонить твоему мужику через твою голову?
— Это в личной жизни он мой мужик, а на работе он общий.
— Ну, спасибо, удружила.
— Да на здоровье.
— Нет, правда, — сказала, словно извиняясь, Юлька. — Там без архитектора не обойтись. Дом старый. Балки какие-то на потолке. Самочке арки зачем-то понадобились, а там стены неизвестно из чего сделаны. Освещение принципиально все надо менять. В общем и целом, возни много.
— Короче, нехилый заказ получился?
— Это у меня он нехилый. А у тебя он был бы пустячный.
— Это еще почему?
— Ты же всегда работаешь по программе минимум, а я люблю размах, ширь, красоту и богатство.
— Красота — это не всегда богатство.
— А что такое красота? Огонь, мерцающий в сосуде?
— И огонь тоже.
— А по-простому?
— А по-простому красота — это гармония. Во всем. И в людях, и в отношениях, и в данном случае в интерьере.
— Да будет ему гармония, успокойся. Понимаешь, работа у нас такая — раскрутить клиента по полной программе. Конечно, можно было бы обойтись и меньшей кровью, но тогда и денег было бы меньше. А ты знаешь, деньги я люблю. И чем их больше, тем жизнь веселей.
— Ну, все понятно, — сказала я. — У тебя есть номер Никитиного мобильного?
— Может, ты сама ему позвонишь? — попросила Юлька.
— Не узнаю тебя, подруга, — удивилась я, — что за церемонии?
— Действительно. Что это я разделикатничалась?
Юлька записала номер телефона Никиты в свою записную книжку, мы расцеловались и разошлись по своим делам.
У меня был офисный день. Надо было довести до ума последний проект, сделать заказ на мебель,
