И старец улыбкой и взором приветственным встретил Отвсюду бегущих к нему пастухов и пастушек. «Любезный Дамон, наш певец, добродетельный старец! Нам песню ты спой, веселую песню, — кричали, -Мы любим, после трудов и полдневного жара, В тени близ тебя отдыхать под веселые песни. Не сам ли ты пел, что внушенные музами песни На сердце больное, усталое веют прохладой, Которая слаще прохлады, из урны Алфея С рассветом лиющейся, слаще прохлады, лилеям Свежесть дающей росы, и вина векового, В амфорах хранимого дедами, внукам на радость? Что добрый? не так ли ты пел нам? Дамон улыбнулся. Он с юности ранней до позднего вечера жизни Ни в чем не отказывал девам и юношам милым. И как отказать? Убедительны, сладки их просьбы: В прекрасных устах и улыбка и речи прекрасны. Взглянул он на Хлою, перстом погрозил ей и молвил: «Смотри, чтоб не плакать! и ты попадешь в мою песню». Взял лиру, задумался, к солнцу лицом обратился, Ударил по струнам и начал хвалою бессмертным: «Прекрасен твой дар, Аполлон, — вдохновенные мысли! Кого ты полюбишь, к тому и рано и поздно В смиренную хижину любят слетаться камены. О, Эрмий возвышен твой дар — убедительность речи! Ты двигаешь силою слова и разум и душу. Как ваших даров не хвалить, о Гимен, о Паллада! Что бедную жизнь услаждает? — Подруга и мудрость. Но выше, бесценней всего, Эрот и Киприда, Даяние ваше — красою цветущая младость! Красивы тюльпан и гвоздика и мак пурпур'овый, Ясмин и лилея красивы, но краше их роза; Приятны крылатых певцов сладкозвучные песни -Приятней полночное пенье твое, Филомела! Все ваши прекрасны дары, о бессмертные боги! Прекраснее всех красотою цветущая младость, Прекрасней, проходчивей всех. Пастухи и пастушки! Любовь с красотою не жители — гости земные, Блестят как роса, как роса и взлетают на небо. И тщетны без них нам и мудрость и дар убежденья! Крылатых гостей не прикличешь и лирой Орфея! Все, други, вы скажите скоро, как дед говорит ваш: Бывало, любили меня, а нынче не любят! Да вот и вчера... Что краснеешь ты, Хлоя? Взгляните, Взгляните на щеки ее: как шиповник алеют! Глядите, по ним две росинки, блестя, покатились! Не вправду ль тебе говорил я: смотри, чтоб не плакать! И ты попадешь в мою песню: сказал и исполню». И все оглянулись на Хлою прекрасную. Хлоя Щеками горячими робко прижалась к подруге, И шепот веселый, шум в пастухах пробудила. Дамон, улыбаясь на шум их и шепот веселый, Громчей заиграл и запел веселей и быстрее: «Вчера, о друзья, у прохладной пещеры, где нимфы, Игривые дщери Алфея и ближних потоков, Расчесывать кудри зеленые любят сходиться И вторить со смехом и песням, и клятвам любовным, Там встретил я Хлою. «Старинушка добрый, спой песню», -Она мне сказала. — С охотой, пастушка, с охотой! Но даром я песен не пел никогда для пастушек; Сперва подари что-нибудь, я спою». — «Что могу я Тебе подарить? Вот венок я сплела!» — «О, прекрасен, Красиво сплетен твой венок, но венка мне не надо». — «Свирелку возьми!» — «Мне свирелку, красавица? Сам я Искусно клею их воском душистым». — «Так что же Тебе подарю я? Возьмешь ли корзинку? Мне нынче Ее подарил мой отец, а, ты знаешь, корзинки Плетет он прекрасно. Но, дедушка, что же молчишь ты? Зачем головой ты качаешь? Иль этого мало? Возьми же в придачу ты 'овцу любую!» — «Шалунья, Шалунья, не знать чем платят в твои годы за песни!» — Чего же тебе?» — «Поцелуя». — «Чего?» — «Поцелуя!» — Как, этой безделицы?» — «Ах за нее я отдал Не только венок и свирелку, корзинку и 'овцу: Себя самого! Поцелуй же!» — «Ах, дедушка добрый! Все овцы мои разбежались; чтоб волк их не встретил, Прощай, побегу я за ними». — Сказала, и мигом, Как легкая серна, как нимфа дубравная скрылась. Взглянул я на кудри седые, вздохнул и промолвил: Цвет белый приятен пастушкам в нарциссах, в лилеях; А белые кудри пастушкам не милы. Вот, други, Вам песнь моя: весела ли судите вы сами». Умолк. Все хвалили веселую песню Дамона; А Хлоя дала поцелуй ( так хотели пастушки) Седому слагателю песен игривых и сладких, И радость блеснула во взорах певца. Возвращаясь К своим шалашам пастухи и пастушки «О, боги, -Молились, — пошлите вы нам добродетель и мудрость! Пусть весело встретим мы старость, подобно Дамону! Пусть так же без грусти, с улыбкою скажем: «Бывало любили меня, а нынче не любят!»»
