периода раннего накопления капитала. Постсоциализм».
Приходилось признать, что в таких условиях совершенно невозможно уподобиться киногерою, меланхолически скитающемуся на Монмартре из одного кафе в другое.
Вместо ностальгического, пахнущего осенними листьями, коньяком и женскими духами вечера вышла какая-то хмельная, унылая чушь. И вот идти больше некуда, а домой не хочется как никогда прежде, ноги заплетаются, мысли в голове слиплись в вязкий ком, словно вермишель в кастрюле у неумелой хозяйки, а в груди вместо сладкой грусти разрастается злая и бессмысленная тоска. Алексей представил свою огромную, полунеобитаемую квартиру, поджидавшую его в ней семью и передернулся.
Он боялся ночных улиц, но сейчас хмель основательно приободрил его и любые опасности пугали меньше, чем паутина обыденности, густо затянувшая домашний очаг. Кроме того, там Волина караулили его вязкие, бессонные страхи, затаившиеся под супружеской кроватью.
Ему нужна была женщина. Не жена, само собой, и не просто объект приложения сексуальной энергии, а нечто другое. Хорошо бы встретить в одном из тех баров одинокую, миловидную, грустную девушку с прозрачными глазами или пусть даже усталую (миловидную) женщину средних лет со следами одиночества и такой же, как у Алексея, душевной тоски па лице. Но он понимал, что никого такого в барах и кафе, где он побывал, встретить невозможно.
Что же это за жизнь? Дом-работа-дом, какие-то книги, пусть хорошие, но ты их прочитываешь и тут же забываешь или вообще не можешь вникнуть в то, что в них написано. Новейшее кино, где без конца кого-то режут, жгут, расстреливают и пытают независимо от того, на каком языке изъясняются герои. Тот же, столь любимый Волиным иллюзорный мир, но погружаться и жить в нем Алексею с каждым разом хотелось все меньше. Грязная, горланящая политика, от которой не скрыться ни в просмотровом зале, ни в собственной квартире, прущая из каждой щели, словно гниль и мусор из задних дворов на улицы прокаженного города. Бесконечные смертоубийства, уголовно-штучные, как отстрел бизнесменов, и узаконенно-массовые, как в далекой горной республике. Грызня, крики, стоны, толчея железными, растопыренными локтями, совершеннейшая безвестность завтрашнего дня, подкрадывающаяся — нечего хорохориться! — старость, скука посреди всеобщего шабаша и кутежа, а над всем этим перехлестнувшая небо истина:
«Homo homini lupus est».
Волин почувствовал, что если сейчас же не прильнет к теплому женскому плечу, не зароется лицом в ласковые волосы, если его не обнимут (но, конечно же, не по-матерински), он может, кажется, умереть. Но ни нагрянуть со своей тоской, ни хотя бы позвонить ему было решительно некому, а Лариса для этих целей не подходила. Жены, Волин знал это, вообще редко подходят на роль врачевательниц душевных недугов.
Ему вдруг вспомнился старый итальянский фильм, где герой, такой же опустошенный и неприкаянный, знакомится с проституткой, покупает ее на одну ночь и вдруг обретает любовь, а с нею и желание жить. Кончалось там, правда, все очень трагически.
«А что, — неожиданно подумал Алексей. — Деньги у меня есть», — он в который раз ощупал карман. Мимолетная идея быстро расцвела притягательностью и как-то сама собой превратилась в определенную цель. Должно быть, он все же выпил лишнего.
Волин понятия не имел, как делаются такие дела. В виденных им картинах актрисы, изображавшие продажных женщин, подавались режиссерами выпукло и зримо. Но Алексей не мог припомнить, чтобы на углах улиц его родного города дежурили в соблазнительных позах полуодетые красотки. Потоптавшись в раздумье, он решил довериться своей мужской интуиции. Гетеру следовало искать, конечно, в местах злачных, но не таких, в которых он побывал. В тех, как догадывался Волин, обитали только мелкие пороки и крупные неприятности.
Сперва он зашел в полыхающий огнями бар шикарной гостиницы, выпил ликеру, посидел у стойки на высоком кожаном табурете. Но здесь отдыхали раскованные, элегантные и очень уверенные в себе люди. Алексей чувствовал себя среди них чужаком.
Следующие две попытки кончились тем, что он захмелел еще сильнее. Незаметно Волин добрел до городского парка, расположенного в самом центре и являвшегося когда-то излюбленным местом отдыха горожан, а ныне полузаброшенного и запустевшего, с развалившимися фонтанами, утонувшими в глине асфальтовыми дорожками и заболоченными, заросшими тиной и осокой прудами, в которых перевелись даже лягушки. «Зеленые легкие» города разъедала чахотка забвения.
Рощи засыхали от старости и неухода, клумбы исчезли, вдоль покрывшихся колдобинами аллей буйно колосился только дикий бурьян.
На краю парка возвышалось здание городского театра. Слегка облупившееся, оно еще сохраняло следы величественного «модерна» середины шестидесятых.
Стеклянно-бетонный куб стоял сейчас темный, мутновато отсвечивая огромными окнами, как старый, необитаемый аквариум, из которого забыли вылить протухшую воду. Площадь перед парадным входом освещали редкие фонари. Зато сбоку, будто прячась за выступом стены, горела вывеска: «Бар Алена».
«Ну-ну, — подумал Волин, — встретить бы там какую-нибудь Алену. Хорошее имя».
Небольшой зал — все тот же полумрак, ряды столиков, стойка, тихий музончик — был абсолютно пуст. Алексей разочарованно вздохнул, но что же делать, раз приперся.
И он протопал к стойке. Столы были накрыты чистыми зелеными скатертями, на каждом серебрились аккуратно расставленные приборы, белели салфетки. Алексею понравилась здешняя аккуратность и чистота. «Посижу немного, — решил он устало.
— Хотя бы покой и уют». Ближний к стойке столик не был сервирован. На такой же, как остальные, зеленой скатерти не было привычной по «общепитовским» временам таблички «не обслуживается» или «заказано». Стол как стол, только совершенно пустой.
Волин не вывел из этого никаких умозаключений, он вообще сейчас соображал неважно. Он просто прошел через зал и уселся именно за тот, «лишний» столик.
Зрелая барменша повернула голову в его сторону, некоторое время равнодушно рассматривала посетителя, а потом ушла в заднюю дверь.
Волин подумал, что надо было подойти к стойке и сделать заказ, а не рассаживаться барином. Наверняка стол «служебный», вот теперь и торчи дурак дураком…
Он не заметил, откуда взялась стройная черноволосая девица, лет двадцати, не более, в кожаной мини-юбке и такой же безрукавке. Алексей опомнился только тогда, когда перед ним мелькнули стройные ноги и черная глянцевая кожа стрельнула бликом.
Девица отодвинула кресло и села. Волин уставился на нее во все глаза. Лицо у девушки было густо наштукатурено и от этого казалось непроницаемым, волосы взбиты замысловатой прической, кожаная безрукавка туго натянулась и расходилась в стороны, приоткрывая верх груди.
Вообще-то он мечтал не о такой особе. Этой не уткнешься лицом в плечо (глядя в вырез безрукавки, Волин об утешительных плечах как-то сразу позабыл), зато здесь светило хоть и совсем иное, но лакомое удовольствие. Впрочем, может быть, это вовсе и не то. «Размечтался», — одернул себя Алексей.
— Вам что-нибудь принести? — спросила девушка. Интонация явно содержала контекст. Официантка? Волин улыбнулся:
— Обязательно. Мне «Белого аиста», сто пятьдесят, а себе чего и сколько хотите.
Девица молча направилась к стойке, где вновь замаячила барменша, и вернулась с заказом. Себе она налила совсем чуть-чуть рубинового ликера.
Они пригубили напитки. «Как же с ней начать?» — усиленно соображал Алексей. В таких делах опыта у него не было никакого. Это ведь не то же самое, что знакомиться с одинокой грустной посетительницей. Но и не нахамить бы…
— Как вас зовут? — спросил Волин.
— Вера, — ответила девушка и улыбнулась по-вампирьи накрашенным ртом. Несмотря на ослепительный цвет помады, улыбка вышла бледной. Дежурной?.. Что же она, влюбляться должна в каждого?!
— Бывает ведь так, — Волин выложил сигареты, — хороший вечер, хочется отдохнуть, поговорить по-человечески, а не с кем. — Он не знал, как подступить к главному.
Девушка без приглашения взяла пачку, закурила.
