приездом на дожинки, он чувствует себя в безопасности среди неисчислимой толпы и считает, что именно благодаря этому он растает без следа в портовом городе. Шпион и не знает, что флажок с надписью «Конрад Врукк» уже воткнут в самый центр Щецина. А кругом гремит веселая мелодия дожинковой песни...
В 10 часов на трибуну поднимается Первый Секретарь ЦК Польской Объединенной Рабочей Партии Болеслав Берут. Начинаются торжества, открываемые шествием крестьян. Впереди идет капелла гуралей[18]. Эхо играемой ими мелодии разносится по Светлым Блоням. Затем происходит церемония вручения «хозяину праздника» огромного венка и снопа. В рупорах звучат слова Берута.
Вы только посмотрите, какой ненавистью горят глаза высокого мужчины, который несет в портфеле часы и оружие, а в сердце — презрение к окружающим его людям, чувство бессильной злобы против доносящихся до него слов:
«... — гитлеровские недобитки, которые снова собираются под крылышком американских опекунов в Западной Германии, задыхаются от ненависти к Польше и под предводительством Аденауэра хотели бы снова завладеть нашей землей, заковать поляков в кандалы американо-гитлеровского рабства. Эти сеятели войны и раскольники единства Германии делают вид, что забыли о позорных поражениях, которые только недавно обрушились на гитлеровские грабительские орды. Но капиталисты, помещики, гитлеровские юнкеры, американские банкиры мало заботятся об этом, так как, торгуя чужой кровью и превращая мил лионы людей в пушечное мясо, они извлекают из этих преступлений миллионные прибыли.
Наши нынешние дожинки в древнем польском Пястовском Щецине, подведение итогов нашим Достижениям — вот достойный ответ империалистам из-за океана, их аденауэровско-гитлеровским союзникам, а также капиталистическо-помещичьим изгнанникам — изменникам нашего народа. Польский трудовой люд не забывал и никогда не забудет уроков, проистекающих из тяжелых освободительных боев, из всей своей истории...» Врукка пугает эта человеческая масса, среди которой его глаз не может отыскать ни одного лица, дающего хотя бы тень надежды на сближение. Он украдкой сворачивает в сторону и быстро идет по улицам города, оставляя за собой празднично настроенных крестьян.
Врукк останавливается перед витриной столовой. Внимательно читает меню, приклеенное к стеклу. В это время до него доносятся отчетливые звуки немецкой речи. Ошибки быть не может — это радиопередача из Германии! Надо послушать... Он входит в зал и садится за столик, над которым висит репродуктор. Да, теперь Врукк отчетливо слышит:
«...Несколько дней назад исполнилась годовщина проклятого дня, когда наш народ, обманутый злейшими врагами человечества — фашистами, напал на вашу страну, вызвал огромные страдания и нанес огромный ущерб вашему народу. Мы осознаем великую вину, которую несет наш народ. Сегодня отношения между нашими странами существенно изменились благодаря освобождению нас Советской Армией от фашистского рабства. Миллионы простых людей Германии сегодня являются вашими друзьями и братьями. Эти миллионы простых людей Германии и Германская Демократическая Республика противостоят каждой враждебной силе, которая попыталась бы когда-либо нарушить границу мира на Одере и Нейсе...»
Человек за столиком тяжело кладет голову на руки. Усталость это или желание заткнуть уши, чтобы не слышать слов, которые ранят его, которые вызывают у него чувство одиночества и бессилия?
«...В то время, когда Германская Демократическая Республика — оплот сил мира во всей Германии, всемерно трудится над мирным развитием, американский империализм пытается превратить Западную Германию в исходный пункт для новой' агрессии против свободолюбивых народов. Америк капский империализм, который пошел по стопам Гитлера и стремится установить свою власть над миром, возрождает в Германии те силы, которые в течение последних 50 лет дважды толкнули наш народ на кровавую мировую войну. Силы эти —смертельный враг свободолюбивого человечества. Но их победит пламенная ненависть всех честных людей, особенно поляков и немцев...»
Нет, не уйти вам от правды, господин Врукк! Вы можете потерять власть над собой и даже вы бежать отсюда, можете еше плотнее заткнуть себе уши, но правда все равно дойдет до вас и вам подобных, если даже все вы будете выдавать себя за слепых и глухих!
...Конрад Врукк подзывает официантку и заказывает обед. При этом он утвердительно кивает какому-то гражданину, который просит у него разрешения занять место за этим же столом, так как зал быстро заполняется возвращающимися с праздника людьми. Врукк внимательно слушает конец речи на немецком языке и объявление польского диктора:
«Говорит Щецин! Сейчас мы будем передавать перевод приветствия, оглашенного вчера на Всепольском съезде крестьян-передовиков Зигфридом Венцелем, руководителем делегации германских крестьян...»
После обеда Врукк уже не желает идти на дальнейшие дожинковые торжества, не желает смотреть на четыре тысячи людей, выступающих в смотре художественных самодеятельных коллективов. Он устал и изнервничался. Он хочет сейчас залезть в какую-нибудь укромную нору, немного отдохнуть и двинуться к Берлину, где его ждут пачки долларов, почет и торжественное обещание легкой жизни. Ему не надо искать такого места — он направляется прямо на квартиру, где нашел приют год назад, когда остановился в Щецине непосредственно перед своим бегством в Берлин.
Дом номер 22 на улице Малковского находится в центре, с правой стороны Аллеи Войска Польского, в каких-нибудь двух минутах ходьбы от отеля «Гриф». Это пятиэтажное здание, типичное для щецинского строительства времен германского капитализма. Через глубокую арку подъезда мы входим на темную лестничную клетку. Лестница крутая, с резной балюстрадой, которая некогда была темно-коричневого цвета, а теперь грязная и обшарпанная. Ступеньки серые, затоптанные. Из-под слоя грязи на стенах кое-где пробивается светло-зеленый фон, существовавший еще в первые дни постройки. По стене тянется сделанная масляной краской полоса, на которой можно обнаружить следы графических упражнений мест ных детишек: «Янек — осел», «Это дом бабы-яги», «Крысек — глупый»... Однако мы не пойдем выше. Не здесь помещается шпионское гнездо.
Надо выйти во двор. Он невелик, квадратен и Лишен всякой зелени — бетонированная площадка, заваленная шлаком, углем, песком и остатками развалин соседнего сожженного дома. Справа виднеются одноэтажные серые строения, | где помещаются разные сарайчики и уборная.
Идя дальше по следу Врукка, мы видим перед собой шестиэтажный флигель желтоватого цвета. Квадратные окна тут и там украшают цветные ситцевые занавески. Флигель имеет узкий вход. Дверь, видимо, когда-то отброшенная силой взрыва бомбы, висит на одной петле. На каждом этаже четыре двери в квартиры: две слева и две справа. Лестничная клетка и здесь выглядит не лучше той, которую мы видели раньше. Двери квартир темно-коричневые. Дверные проемы глубокие, мрачные. Поднимаемся на четвертый этаж. Слева — квартира номер 30, без таблички. Тут живет строительный рабочий. Нам приходится чиркнуть спичкой: свет на лестнице отсутствует уже несколько лет — на шестом этаже обвалился свод и сорвало проводку. Направо от двери квартиры номер 30 находится квартира номер 31. Мы видим тут алюминиевую табличку в форме визитной карточки, на которой выгравировано: «Евгения Кнець». Немножко в стороне, но на том же уровне, что и табличка, прибит кусок медного листа в форме круга величиной с блюдечко. В центре его — замочная скважина. Круг имеет свою историю...
Нет, читатель, вы не пожалеете времени, якобы бесцельно потраченного вами на осмотр неинтересного для вас дома! Все это нам очень пригодится. Контрразведка тоже детально изучала то пографию этого забытого и запущенного дома, чтобы быть готовой к последнему акту драмы, где Конрад Врукк играл главную роль.
