боялся Невы. Но страх был несколько иным, чем тот который испытывал до того, как увидел реку. Порадовало то, что лед у гранитной набережной был на вид надежным. Спускаться на реку пришлось напротив Петропавловской крепости. Как только ноги оказались на льду с ним произошли фантастические изменения. Лед был абсолютно прозрачным, нигде не было снега. Но ноги не скользили. Удивляло не это. Вода, которая текла подо льдом была буро – зеленого цвета. Как только мы вступили на лед, он кардинально поменял свой цвет. Был свинцово – серым, и вдруг стал бутылочно-зеленым. Цвет был насыщен и глубок. Таких ярких цветов в этом городе я не видел. Но почему произошло это изменение цвета? Мне не удалось ухватить тот момент, когда лед стал другим. Однако стоять раскрыв варежку и изумляться свойствам волшебного льда времени не было. Я обвязал Наташину талию одним концом веревки. Нашел второй конец и обвязался сам. Прежде чем тронуться в путь, еще раз провел инструктаж:
– Наташа, иди так, что бы веревка была слегка ослаблена, но следи за тем, что бы она ни касалась льда. Между нами будет примерно метров восемь. Иди только по тому месту, по которому я уже прошел. Буквально след в след. Помни все то, что я тебе сказал ранее и главное не паникуй, – последнее в равной степени относилось и ко мне. Поджилки тряслись. Что – то настораживало в этом 'Ледовом походе'. Лед был странным, подо льдом неизвестно какая глубина и какое течение. Что и говорить не каждый день совершал подобные путешествия, было от чего впасть в расстройство. Но все равно по льду мне казалось идти безопасней, чем по мосту. Вздохнул и пошел. Несколько раз за пять шагов обернулся. Наташа стояла и внимательно следила за раскручивающейся веревкой. Посмотрел вперед и взял курс на первую опору моста. Через четыре шага веревка натянулась, а потом сразу преослабла. Оглянулся, увидел, что Наташа точно выполняет мои инструкции. Хотел поймать взгляд, что бы подмигнуть и улыбнуться ей, но не удалось. Потом одернул себя и напомнил, что не на общественном катке и смотреть надо, прежде всего под ноги. До моста дошли без приключений. Чувствуя над собой нависшую громаду тысячетонной конструкции, немного успокоился. Шел, внимательно смотря вперед, и периодически переводя взгляд под ноги. Лед пока опасений не вызывал. Вдруг веревка резко дернулась назад. Сразу среагировал. Следуя своим инструкциям, быстро распластался на льду. Потом медленно начал поворачиваться на пузе, назад, в ту сторону, где провалилась под лед Наташа.
– Дура чертова!!! – Заорал во весь голос. Она стояла и смотрела на меня оловянными глазами. Поднимаясь, продолжал орать:
– Я тебе что говорил! Держи дистанцию. А ты мне в затылок дышишь, на пятки наступаешь! Еще раз так сделаешь, прибью!!!
Она заревела, и мне показалось, что плач звучал громче, чем ор.
– Юрочка, милый прости, прости меня! Не ругайся! Мне очень страшно! Никогда так не было страшно, как сейчас! Я боюсь, ты так далеко от меня! Я не могу… не могу идти на расстоянии от тебя. Я прошу тебя, давай вернемся и побежим по мосту! Я буду бежать быстро – быстро, честное слово, до самого конца без остановки. Пробежим и спрячемся на том берегу! Ведь с нами ничего не успеет случится, если мы побежим очень быстро?! – все это в захлеб, вперемешку со слезами, с судорожным схватыванием воздуха в перерывах между словами.
– Дура, – повторил еще раз, но уже без прежнего задора. Она наступила на провисшую веревку. Получился рывок. А я чуть не пережил позорный приступ медвежьей болезни. Наташа уже захлебывалась слезами, изо рта пошли пузыри. Годовалый ребенок, да и только. Но это произвело успокаивающее действие на меня. Стряхнул остатки пережитого страха. Стало стыдно за те слова, которые из – за него вырвались.
– Наташа, мы не можем идти по мосту. Пойми, девочка, как бы быстро мы по нему не бежали он слишком длинный, чтобы успеть перебежать его. А здесь на льду у нас есть пространство для маневра. Здесь нас ни кто не ждет. Наверху будем как на ладони. Мы и подумать ничего не успеем, как нас сожрут. Как тех, вон видишь?! – Я указал на трупы, щедро развешенные на перилах моста, раскачиваясь над нашими головами. Под мостом, можем, по крайне мере, спрятаться!
– Все вижу и понимаю! Но чувствую, что подо льдом какая – то смертельная опасность! Что – то есть здесь! Я боюсь, боюсь!!! Понимаешь, ты, дурак бесчувственный!!! Ненавижу тебя!!! Уходи один, я вернусь обратно! Что смотришь на меня?! Убирайся!!!
Она начала судорожно пытаться развязать узел веревки. Этот взрыв эмоций еще больше успокоил меня, хотя часть слов, которые выкрикнула Наташа, были очень обидными. Наверное, потому, что были отчасти правдой.
– Наташа, – медленно двинулся к ней.
– Не подходи ко мне, гад!!! – закричала, все еще безуспешно теребя узел. Выбрал веревку, когда она натянулась, что есть силы дернул на себя. Наташа, ойкнув, махом упала в направлении рывка. Упала тяжело, всем телом. С глухим стуком. Я испугался, в один прыжок преодолел разделявшее расстояние. Рухнул рядом на колени и рывком перевернул ее вверх лицом. Из носа шла кровь. Она молча, сопя, боролась, пытаясь вырваться из моих рук. Я все сильнее и сильнее сжимал ее плечи. Вход пошли кулаки и колени. Еле успевал уворачиваться, чтобы не подставить под удар лицо. Потом её силы иссякли, и она заплакала. Горько и безутешно. Словно маленький ребенок, который потерялся и впервые столкнулся с проблемой одиночества. Меня прорвало:
– Любимая моя! Прости меня, прости!!! Я люблю тебя! Но ты должна понять все то, что я делаю, делаю не из прихоти, и не потому, что жестокий и злой. Я хочу сохранить тебя. Хочу, чтобы ты осталась живой! Чтобы оба мы были живы! Ну, не плачь, прошу тебя, успокойсая. Все будет хорошо. Обещаю тебе, я все сделаю для того, что бы нам удалось выбраться отсюда. Слышишь, единственная моя?! Клянусь тебе, приложу все до капельки усилия, чтобы с тобой ни чего не случилось!!! Прости, прости, любимая моя! Слышишь?! – Удалось докричаться до нее. Из глаз продолжали течь слезы. Но их выражение поменялось. В припадке искренности сумел найти слова, которые вселили в нее надежду.
– Юра, Юрочка!!! Мне страшно! И ты такой чужой, непонятный! Я думала, что ты ненавидишь меня, и при первом удобном случае попытаешься от меня избавиться! Я боюсь… Я думала.… Думала, когда шли, ты не бросишь меня, а здесь на этом льду…
– Так это лед тебя испугал? – с облегчением нашел ответ на мучавший меня вопрос о причине истерики, –
– Меня он тоже напугал. С одного места смотришь на него он серый. И вдруг, бах, стал зеленым! Есть от чего сознания лишиться!
– Каким зеленым? – удивленно спросила она, размазывая слезы и кровь по щекам. Я вытащил из бокового кармана куртки, относительно чистый платок и протянул ей. Она благодарно кивнула. Потом, словно успокаивая ребенка, сказал:
– Ну как каким зеленым, лапушка? Вот таким, – похлопал ладонью по льду рядом с собой.
– Он серый, – опровергла, совершенно уверенно.
– Да ты что не видела разве?! Он цвет поменял! Ты его что и сейчас серым видишь?!
– Да-а-а-а…– и вот здесь у нее вновь появилось то выражение глаз, которое было, когда я спросил о названии реки. На этот раз оно не промелькнуло, а осталось там. Так смотрят на опасных сумасшедших. Или на маньяков. С ужасом и надеждой. С ужасом оттого, что может случиться. И с надеждой на то, что все может быть образуется. Мне пришлось рискнуть и задать еще один вопрос. Он мог убить ужас и утвердить в ее глазах надежду, или совсем наоборот.
– Наташа, а когда ешь, вкус у тебя сразу появляется, как только положишь пищу в рот?
В ответ опять услышал протяжное:
– Да-а-а-а…
Запустил пятерню под шапку и с силой почесал голову.
– Ты знаешь, что мы по-разному ощущаем объективную реальность, данную нам в этом самом ощущении? Я вижу зеленый лед. У тебя со вкусом все в порядке, а у меня он вечно опаздывает, как электрички.
– Ты курила раньше?
– По-моему нет, – сказала ужа более осмысленно. Села на льду удобнее.
– Переберемся на ту сторону, попробуешь.
– А зачем?
– А затем, что со мной все это происходит не так, как с тобой. Может именно поэтому, ты
