это ушла вечность. Боль, забвение, вода, боль, забвение…
Вернулся в себя на полу. В момент возвращения сознания узнал, что значили слова, 'не иметь ни одного живого места'. Болело все. Все открытые участки тела саднили и кровоточили, словно натертые крупной наждачной бумагой. Меня превратили в сплошную, очень большую гематому. С помощью расплющенных пальцев, с огромным трудом удалось содрать засохшую кровавую коросту с глаз. Открыл и увидел в расплывчато-красном свете, что мучители ушли. Сколько пролежал, боясь пошевелиться и увеличить боль, не помню.
Собравшись с остатками духа, попробовал подняться. Руки и ноги не были сломаны. Дышал с трудом, но при вздохе легкие не болели, значит, если ребра и сломаны, но не на столько сильно, чтобы пробить легочные ткани. По стеночке, тихонечко. Продумывая, на сколько это возможно перетряхнутыми мозгами каждое движения, поднялся. Отхаркался, выплюнув через осколки зубов и расплющенные губы твердый комок, состоявший из застывшей рвотной массы, осколков зубов, сгустков крови и еще чего-то неопознанного. Пошевелил раздавленными пальцами, больно, но тоже вроде не сломаны. Опираясь на стену, доковылял до прилавка, взял бутылку с водой. Сделал несколько мучительных глотков. Вода, как кислота. Передумал смачивать платок и обтирать лицо. Поискал едва ворочающимися глазами нож. Была наплевательская уверенность, что Другие уволокли его. Но те или забыли, или не придали ему значения. Может быть, подумали, что я подох и тогда оружие, больше опасности не представляет. Путешествие до ножа было долгим. Еще более долго наклонялся за ним, борясь с болью, тошнотой и головокружением. Потом полулежа на прилавке, пытался отдышаться и прийти в себя. Вся жизнь сплошной подвиг. Оставаться здесь не мог. Страшно. Это место увеличивало боль. Выходить решил через черный выход. Прихватил бутылку с водой. Медленно, очень медленно, почти пополз к двери. Во дворе никого не было. Понял, что Другие прочесали этот сектор и уехали. Им больше нечего было здесь делать. Выполнили свою работу, по ходу дела наваляли мне. Или не хотели убивать, а так просто поучили. Может, сочли за покойника.
Справа от выхода была дверь в подъезд. Подолгу отдыхая на каждой площадке, поднялся на третий этаж, где начинались квартиры. Сунулся в первую дверь. К счастью оказалась открытой. Искать другие не было сил, завалился бы прямо на площадке. Закрыл дверь на внутренний запор. Прошел коридором в комнату. Напротив кровати стояло большое трюмо. Подполз к нему и с рвущимся наружу сердцем взглянул на отражение. Оно оказалось лицом семидесятичетырехлетнего, фиолетового негра, после недельной пьянки случайно угодившего под асфальтоукладчик. Осматривать другие повреждения не хватило мужества. Снял куртку, стеная, как целый лазарет. Бережно и нежно положил свое тело на кровать. Сон долго убегал от не проходящей, зудящей боли. Сумел все-таки ее обмануть. Облегчая неподвижные страдания, уснул.
Спал долго. Просыпаться боялся, ожидая возвращения боли. Но полудрема была безболезненна. Решительно сбросил остатки сна. Боли не было. Нигде! Еще боясь, медленно слез с постели и подошел к зеркалу. Семидесятичетырехлетний негр исчез. Теперь в нем отражалось собственное лицо. Испуганное, но лишенное, каких бы то нибыло следов вчерашней вакханалии насилия. Стянул свитер, тельник. Туловище имело естественный цвет. Здоровый и нормальный. Никаких следов!!! Но, как мне было больно вчера! И, как хорошо теперь!!!
Вытащил из куртки блокнотик и отметил в нем такой богатый, к ужасу, событиями вчерашний день. Умылся захваченной в магазине водой. Почистил вновь выросшие зубы. Вчера, посчитав их с помощью языка, нашел всего четыре. А сейчас ровно тридцать, столько же, сколько и раньше.
Пошел на кухню. Соорудил там не мудреный завтрак. Он состоял из найденного черствого, слегка плесневелого хлеба, рыбных, в масле консервов. Поглощая пищу, глубоко задумался.
'Значит я действительно бессмертен. Вчера должны были с такой интенсивностью ударов превратить в фарш. Об этом говорила полностью деформированная и окровавленная одежда. Может, все происки тутошних богов?! Тогда это иллюзия. Но искать подтверждения тому или обратному сейчас было бессмысленно. Нарываться снова на тумаки Других, дабы убедиться в собственном здоровье, даже для бессмертного, обладающего потрясающими возможностями к регенерации, идиотизм. Надо добраться до Малах Га-Мавета. Если удастся, то поговорить, если нет, то все равно грохнуть. Там и помереть, как бы, можно! А можно и не как бы'.
При любом раскладе решил косить Других и искать подступы к Пыльному Ангелу.
Глава 2. 'Если друг оказался вдруг…'
Проснулся. Идут сорок восьмые сутки со дня смерти Наташи. Если сложить всех убитых мной Других получится ровно пятьдесят голов!!! Жаль, что только к Малах Га-Мавету подобраться не удалось. Но при всем этом пятьдесят собственноручно убитых Других, совсем неплохой повод, что бы устроить небольшой праздник.
Начались волнительные приготовления. Нарезал колбасы, хлеба. Открыл банку венгерских, маринованных огурчиков. Постоянно пополнял запасы твердокопченой колбасы и маринованных огурцов. Это, как наркотическая зависимость.
'Завтра, быть может, попробую пробиться поближе к Дому. Отслежу Пыльного Ангела. А сегодня буду пить и отдыхать'.
Но праздник, есть праздник. А какой праздник без гостей, – неполноценный! Притащил из прихожей средних размеров круглое зеркало. Прислонил его к стене и закрепил. 'Ну вот, вроде все и готово'.
Налил по первой. Перемигнулся с отражением. Чокнулся. Высадил залпом. Одновременно с двойником выхватил из банки красивый огурчик и закусил. Объективно, должен испытывать к Малах Га-Мавету некоторую благодарность за возвращенный мир запаха и вкуса. Теперь могу пить, нормально есть, и главное курить! Достал зажигалку и сигареты. Отражение воспользовалось своими. Наслаждаясь, курили.
Итак, я один. Существенно ни чего не изменилось, если сравнивать сегодняшнюю жизнь, с той, прошлой жизнью Юрия Юзовского. Тогда тоже был одинок. Только удавалось это, находясь среди людей. Считал, что одиночество среди людей возвышенно и утонченно. Чушь!!! Выживи одиноким в настоящем одиночестве! Попробуй!!! Здесь не было людей Я последний. Нет здесь и той, которую любил, в первый и абсолютно точно в последний раз. Мало того, что не смог ее спасти. Мало того, что она погибла. Это еще можно выносить с большим трудом. Убивая Других, выпивая немереное количество водки. Но, как жить с тем, что предал ее! Предал, чтобы спасти свою никчемную жизнь! Ее убили, разве что не моими руками, зато с помощью моего ножа. Реки крови уродов не смоют ни предательства, ни ее крови с моего ножа! Что- то на высокий стиль потащило! Надо остановиться и выпить, не ровен час начну писать стихи. Действующих сумасшедших домов не осталось. Так что лучше не рисковать.
Налил по второй. Подмигнул. Чокнулся с отражением.
– За тебя, дерьмо!!! – Махнул, закусил. Ритуал.
Часто думаю, что бы случилось, если бы Демон заставил убить Наташу собственноручно?! Сейчас выпью еще и правду скажу! Третья не чокаясь, без закуски.
– За Наташку! Да и за весь мир канувший в лету!!!
Я мог бы придумать красивый конец этой истории. Если бы меня заставили убить мою любимую, собственной рукой, убил ее, потом убил бы себя! Оставил всех уродов с носом. ВРАНЬЕ!!! Ее бы убил. А себя не смог. Никак, ни при каких условиях. Пугала ни боль, ни смерть, а то, что все для меня, абсолютно все кончится. И ничего уже не будет. Страшна неизвестность. Думая о которой склоняюсь к мнению, что за ней полная самодовольная пустота!!! Верующие люди сильнее любого атеиста! Они верят в жизнь. А я верю в смерть. Верить в смерть, худшее из извращений!!! Жизнь для меня, это вечный поиск смерти. Вечный теперь в прямом смысле!
– И представь мой дорогой друг, – улыбнулся своему отзывчивому отражению,
– Что такое вечная смерть!
Водка начала распластывать образы и слова. Дабы ни на мгновение не прерывать этот процесс налил еще по одной.
