Он неслышными шагами мерил комнату, погруженный в непривычное для него молчание. Габриэль ожидала, что он станет ужасаться, мелодраматично восклицать и разъяренно обличать ее в глупости. Ей даже хотелось, чтобы Волк повернулся к ней и обрушил на нее резкую ругань. Что делать, она это заслужила. Но он молча ходил по комнате до тех пор, пока Габриэль уже не могла больше выносить его размеренного хождения и, не выдержав, воскликнула:
— И что, тебе нечего больше сказать? Почему ты не упрекаешь меня? Почему не называешь проклятой дурой за то, что я навлекла на Реми такую беду?
Ее резкий голос вывел Волка из глубокой задумчивости.
— Я никогда не позволяю себе такой вольности, как разбрасываться упреками, мадемуазель. Я и сам делаю слишком много ошибок.
Великодушие юноши чуть было не вызвало слезы у Габриэль. Она выдавила из себя бледное подобие улыбки.
— Я только надеюсь, Реми сумеет проявить подобное великодушие. Мне придется все рассказать ему, у меня нет иного выхода.
— Нет! — резко остановился Волк и замахал руками. — Вот этого-то вам уж точно делать нельзя. Капитан — человек прямой, хитрить не умеет. Он, не раздумывая, прямиком направится к этой ведьме, чтобы в открытую противостоять ей. И это приведет либо, к его гибели, либо…
— …либо он окажется в постели Кассандры, — уныло договорила Габриэль. — Кто-то другой, может, и не стал бы переживать, узнав, что его соблазнили и использовали подобным образом, но…
— Капитан — человек чести и слишком гордый…
— И ему уже пришлось слишком много страдать. Хватит с него и этих…
— …кошмаров, — договорили два голоса.
Они обменялись понимающим взглядом. Слишком хорошо оба знали человека, которого любили. Если Габриэль позволит Кассандре добиться желаемого от Реми, для него это будет равносильно тому насилию, которое сотворил над ней Дантон.
— Но что мне надо сделать, чтобы спасти его?
— Да это же очевидно, моя госпожа. Вы должны использовать собственное колдовство и обернуть дьявольское проклятие этой жуткой ведьмы против нее же самой.
— Колдовство?
— Ну да. Какое-нибудь черное заклятье или… или сварите яд, от которого ее скрючит в ужасных судорогах, пока глаза не выскочат из орбит и пена не польется изо рта. Она будет визжать и царапать себя в жутких муках, пока не свалится замертво.
— Мартин! — закричала Габриэль, ошеломленная его свирепостью.
Волк вздернул голову, как задиристый петух.
— Что Мартин? Почему бы и нет? Эта дьявольская злая колдунья угрожает нашему капитану. Она заслуживает смерти.
— Возможно, и заслуживает, но я не знаю, как составлять яды и… и даже если бы знала… — Габриэль смешалась, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить Волку всю путаницу своих чувств к Кассандре, смесь гнева, ужаса и жалости. — Касс — опасная женщина, но в этой ее затее и правда есть нечто трогающее за душу. Мне кажется, она видит во мне верную подругу, пусть и несколько искаженным образом. Но она сама знала слишком мало любви, она даже не понимает, почему то, что она требует от меня, неправильно.
Волк скептически закатил глаза, но уступил Габриэль.
— Ладно, согласен. Раз так, не убивайте ее. Только сварите какое-нибудь зелье, чтобы она уснула беспробудным сном.
— Но я и зелья никакого варить не умею.
Волк укоризненно посмотрел на нее.
— Клянусь честью! Какая же вы тогда ведьма?
— Похоже, никуда негодная, — безнадежно вздохнула Габриэль.
Волк в ответ огорченно вздохнул, пересек комнату и положил руку ей на плечо.
— Не отчаивайтесь, мадемуазель. Вы одна из самых умных женщин на весь французский двор, а у меня волчий коварный ум. Вдвоем мы найдем какой-нибудь способ нанести поражение этой злобной женщине даже без колдовства.
Габриэль погладила Волка по руке. Растроганная его поддержкой, она только кивнула ему. Он по- дружески слегка сжал ее плечо, затем отошел и начал возбужденно размышлять вслух:
— Теперь давайте думать, моя госпожа. Вспоминайте все, что вам известно об этом дьяволе в юбке. Даже самая жуткая колдунья должна иметь какую-то слабость. Для начала, она слепа. Это дает нам некоторое преимущество.
— Самое мизерное. Другие органы чувств у Кассандры развиты невероятно, и у нее есть свирепый верный пес и противная служанка, которые заменяют ей глаза. У нее была огромная слабость, но…
— Ну и какая же? — Волк нетерпеливо подался вперед.
— Касс страдала пагубным пристрастием к спиртному настолько, что пила до полной потери сознания. — Габриэль нахмурилась, вспомнив историю, которую Финетта, ехидно смакуя, рассказала ей. — Если верить ее служанке, когда Кассандра слишком напивается, она не в состоянии отличить одного человека от другого.
— Вот и отлично. Нам надо только напоить ее мертвецки пьяной. И тогда нам останется лишь выкрасть амулет…
— Ты меня не слушаешь. Я же сказала, имела. Касс недавно поклялась не брать в рот ни капли.
— Ба! Надо же! Поклялась! — Волк презрительно засопел. — Я знал многих мужчин и женщин с подобным пристрастием к бутылке. Не так-то легко одолеть этого демона. Только помашите стаканом под носом у этой ведьмы, и тогда посмотрим, как быстро она поддастся искушению.
— Возможно, она и поддастся, но если я сейчас появлюсь на пороге ее убежища и постараюсь заново склонить ее к выпивке, думаю, она легко заподозрит меня, — скривилась Габриэль.
— Именно поэтому мы должны выманить ее из ее логовища к… ну в какую-нибудь гостиницу, а я должен… — Волк замолчал, судорожно сглотнув. — Мне придется обмануть ведьму и выкрасть у нее медальон.
— Нет уж! Я очень благодарна тебе, Мартин, но я не могу позволить тебе так рисковать.
— Но выбора-то нет. Вы сами сказали: она будет осторожна с вами. А меня она даже не знает.
Габриэль энергично замотала головой, но он упрямо продолжал:
— Вы пошлете записку колдунье, что капитан соглашается на свидание, но не желает заходить в проклятый Мезон д'Эспри. Сообщите ей, что он снял комнату в «Шваль нуар» на улице Морт. Я знаю людей в той гостинице, и мне не составит труда…
— Ни в коем случае, — резко перебила его Габриэль. — Ты понятия не имеешь, насколько опасно это для тебя, впрочем, и для Реми. Я не представляю, что Касс сотворит с тем, кто попытается помешать ее честолюбивым планам, но уверяю тебя, ничего хорошего этого человека не ждет.
— Меня это не волнует. Пусть себе колдует. Я вовсе не трус.
— Я тоже. Я одна виновата в случившемся и не позволю какому-то мальчишке…
Они оба приняли боевую стойку, готовые закричать друг на друга. Габриэль опомнилась первая и, сложив руки на груди, решительно направилась в противоположный конец комнаты.
Молчание длилось довольно долго, но, наконец, Волк подошел к ней и нерешительно тронул за рукав.
— Простите, если я оскорбил вас, мадемуазель, но как мне заставить вас понять? — Мартин больше не кипятился в привычной для него манере. — До встречи с моим капитаном я был никем. И ничем. Жулик, карманник, уличные отбросы. Если бы не он, я давным-давно сгинул бы.
— Мартин, я прекрасно понимаю твою преданность Реми…
— Не только Реми, но и вам, и… и Мирибель. — Краска прилила к щекам юноши, и он опустил голову. — Без сомнения, вы считаете меня наглым и самоуверенным выскочкой, дворняжкой, у которого нет никакого имени, кроме того, что он сам себе придумал. — Волк переминался с ноги на ногу. — Но… но вы все стали моей семьей, семьей, которой я никогда не имел.
