симпатяги, даже самый крупный из них с лёгкостью уместится на ладошке. Расстояние между леммингами и машиной сократилось до семи-восьми метров.
Вдруг несколько рыжих особей резко увеличили скорость передвижения, одно мгновение — и до них уже осталось всего метра два.
Почуяв неладное, Ник резко повернул руль в сторону и надавил педаль газа. Всего-то на секунду- другую опоздал.
Несколько леммингов прыгнули — неожиданно высоко.
Ник почувствовал, как в его плечо, прямо через толстую кожу и мех кухлянки, впились острые зубы.
Сзади благим матом взвыл Сизый.
Ведя машину одной рукой, Ник второй нащупал на своём плече, совсем рядом с шеей, крохотное тёплое тельце, с силой сдавил пальцами голову лемминга. Послышался противный хруст, челюсти зверька разжались.
Ник отбросил мёртвую тушку в сторону, провёл ладонью под кухлянкой, поднёс к глазам. Так и есть, кровотечение достаточно сильное, но минут пять можно и потерпеть.
Вдавил педаль газа до упора, чтобы максимально оторваться от мышиного моря. На заднем сиденье громко матерился и стонал Сизый.
Через пару минут, когда расстояние до бурого «ковра» достигло километра, остановились. Ник порылся в бардачке «багги», так и есть — аптечка! Молодцы всё-таки эти заграничные ребята, такие предусмотрительные, правильные, куда нам до них!
Две упаковки бинта, пластырь на катушке, баночка с жёлтой жидкостью, похоже — йод, какая-то мазь.
Ник легко отделался, рана оказалась неглубокой. Йодом залил, сверху пластырем в два слоя залепил, оно и сойдёт — на первый случай.
Сизому гораздо меньше повезло. Лемминг ему прямо на колени прыгнул, попытался Лёха грызуна ладонью смахнуть, а тот ему прямо в указательный палец левой руки вцепился. Мышку-то Лёха сразу придушил, но от этого легче не стало. Зубы лемминга палец Сизого пробили насквозь, похоже, даже встретились друг с другом.
Лемминг уже давно с жизнью своей нехитрой распрощался, а как зубы ему разжать?
Больно Сизому, зубами скрипит, матерится зло, из глаз слёзы крупные катятся.
— Может, рвануть прямо за него, уродца? Как думаешь, командир? — предложил Лёха. — Может, просто обдерёт чуть-чуть палец, а?
Ник это предложение сразу отмёл:
— Не стоит торопиться. Пусть уж с этим твоя жена разбирается. Она местная у нас, да и с животными общий язык поддерживает. Того же медведя, к примеру, взять…
Палец Сизого — вместе с мёртвым леммингом — Ник бинтом замотал, йодом американским этот свёрток окропил щедро.
Снова завелись, поехали — подальше от этого мышиного кошмара.
Когда через старый лагерь проезжали, Ник заметил, как совсем недалеко тень непонятная мелькнула. В сторону отпрыгнула и спряталась — в густом куруманнике, обгоревшем местами.
Даже останавливаться не стал. Зачем? Или песец неосторожный — сдуру погулять вышел, или озабоченный евражек — отправился на плановый променад.
— Остановись-ка, начальник! — попросил неожиданно Сизый.
Выпрыгнул из машины, подошёл к кустарнику.
— Эй, голубка моя белая! — позвал негромко. — Вылезай, родная, не бойся. Это я, всего-навсего муженёк твой, молодой и нетерпеливый.
Из куруманника Айна поднялась, с ружьём в руках. Боязливо к Лёхе подошла.
— Рогачи прибежали. Я подумала — с вами беда случилась, — заговорила смущённо, словно оправдываясь. — Смотрю: нарты «пятнистых» едут по тундре. Испугалась сильно. В кустах спряталась. А это вы… — Обняла Сизого, прижалась лицом к его груди.
— Никогда не думал, что ты у меня такая пугливая, — усмехнулся Лёха. — Вот, кстати, орлица бесстрашная, не хочешь ли на мышку взглянуть?
Размотала Айна бинт, прокушенный палец оглядела, нахмурилась:
— Очень плохо. Рыжая мышь тебя укусила. Кровь может испортиться, закипеть. Отрезать надо палец. Быстро отрезать. Лучше прямо сейчас.
— Кто же отрежет его? Где хирурга в тундре найти? — испуганно засомневался Сизый. — Может, оно и обойдётся — как-нибудь, само собой?
— Надо резать, — Айна была непреклонна. — Я — твоя жена. Я и отрежу.
— Ладно, ребята, хватит дискутировать, — вмешался Ник. — Садитесь быстро в машину, поехали. На том берегу разберёмся, в спокойной обстановке.
Айна неожиданно испугалась, залопотала взволнованно:
— Я — в эти нарты? Нет, мне нельзя. Страшно. Отец говорил — чукчи только на оленях и собаках ездят. Нельзя чукчам — на ревущих нартах. Плохо это. Беда будет.
Выбрался Ник из-за руля, затёкшую поясницу размял, присел с десяток раз, наклоны различные поделал, к Айне подошёл, заглянул в глаза.
— Ты — жена белого человека. Скоро с ним на Большую Землю уедешь. Там яранги высокие — до самого неба, машин таких — больше, чем оленей в тундре. Так что привыкать тебе надо. А то будешь там от каждого авто шарахаться, мужа позорить.
— Я — на Большую Землю? — Похоже, эта мысль ей в голову ещё не приходила. — Правда, Лёша? Мы уедем отсюда? Ты меня с собой из тундры заберёшь?
— Конечно, заберу, — подтвердил Сизый. — Где я ещё такую найду, голубку? Там, на этой Большой Земле хвалёной, только лярвы и лахудры мне попадались да ещё оторвы — иногда…
Осторожно, дрожа всем телом, Айна залезла в машину, на заднем сиденье устроилась, закрыла глаза, уткнулась Сизому в подмышку.
Первым делом подъехали к бочкам с бензином, втроём две бочки в прицеп загрузили, найденными досками закрепили кое-как.
Ещё раз окрестности прочесали в поисках разных полезностей. Сизому на этот раз повезло больше всех: канистру двадцатилитровую нашёл, а в ней литров семь чистого спирта плескалось.
— Теперь нам и смерть не страшна, — пошутил по этому поводу Лёха. — Как только она на горизонте появится, так сразу нажрёмся в хлам и бесстрашно встретим эту симпатичную особу, даже станцуем с ней тур-другой кадрили…
Дальше Ник тихонько поехал, километров двадцать в час, не больше, пусть привыкает девчонка, успеется ещё — погонять с ветерком.
Только перед Паляваамом пришлось ускориться, чтобы через реку с разгона перескочить — все восемь рукавов, один за другим.
Брызги веером во все стороны, рёв мотора — сафари натуральное! Только вот промокли до последней нитки.
Ник пошёл оленей, привязанных в отдалении, успокаивать.
Айна незамедлительно к хирургической операции приступила.
Нашла на берегу реки подходящую дощечку, помыла её тщательно, свой охотничий нож на булыжнике наточила, капнула на лезвие йода.
— Клади на доску палец! — тоном, не терпящим возражений, приказала. — И в глаза мне смотри! Не моргай совсем!
Лёха свой дрожащий палец, вместе с мёртвым леммингом, на доску пристроил, в глаза жене уставился.
Айна руку с зажатым ножом вверх отвела и рубанула, Лёхе в глаза неотрывно глядя, так ни разу на злосчастный палец и не посмотрев.
Сизый только промычал что-то неразборчивое, задышал учащённо.
