подделки, на нервах откровенно играет. В Турции выкрали у него архив, но не обнаружили нужных бумаг, в Норвегии с помощью местной полиции конфисковали два чемодана, забитых документами, — опять осечка! Да и в Мексике наши люди поработали неплохо, но тоже — без существенных успехов.
— А что там такого важного, в этих бумагах? Что-то конкретное и определённое будем искать? — поинтересовался дотошный Банкин.
Иван Георгиевич тут же стал мрачнее тучи:
— А вот это уже — не вашего, да и не моего ума дело! Это — государственная тайна самого высшего уровня! Даже если вам, товарищи офицеры, и попадёт в руки настоящий архив этого Бронштейна, то знакомиться с имеющимися в нём документами категорически запрещается, вплоть до расстрела! Всем всё ясно? Если что, я могу и повторить! Хорошо, поверю, двигаемся дальше… — Он с видимым трудом водрузил на стол тяжёлый портфель. — Здесь подробные отчёты наших агентов обо всех основных географических перемещениях Льва Давыдовича, начиная с двадцать девятого года, списки лиц, с которыми он встречался, описание всех бытовых нюансов его частной жизни. Необходимо провести тщательные аналитические исследования, выявить круг лиц, могущих знать место хранения истинного архива. После чего необходимо будет выехать за рубеж, повстречаться со всеми фигурантами, представляющими интерес, обнаружить данный архив и доставить его в Москву. Задача ясна?
— В глобальном контексте — безусловно, — отметился Сизый, полюбивший в последнее время щегольнуть заумными словечками. — Но вот чего не могу понять, хоть убей, так это то, зачем эту змею подколодную тогда, в двадцать девятом, живым выпустили из страны? Почему прямо за кордоном потом не шлёпнули, когда он окончательно раскрыл свою гнилую сущность?
— В том-то вся и штука, — снова поморщился Бессонов, словно только что лимона отведал, — бестия он, этот Троцкий. Каналья хитрая. Сперва несколько лет он все важные документы за рубеж переправлял, а потом сам настоял на том, чтобы его выпроводили за границу. И предупредил сразу: «Если меня убьют, то такой компромат всплывёт на поверхность, что чертям в аду станет тошно!» Вот такие дела. Ну, а как только будет найден настоящий архив, так и господину Бронштейну придётся попрощаться с этим прекрасным миром…
Ник напряг память: если он ничего не путал, то Троцкого убьют в августе будущего, сорокового года, следовательно, задание было вполне выполнимо…
Опять череда дней закружилась чёрно-белыми картинками калейдоскопа.
Все карты и планы по «Корзине с яйцами» были выучены назубок, под городком Осташков даже провели учения: успешно взорвали — к нехорошей матери — каменное поместье какого-то дореволюционного купца, перестроенное под дачу Мартина Бормана…
По остальным двум операциям произошло естественное разделение коллектива: чета Сизых с рвением засела за изучение заграничной жизни мистера Троцкого, а Ник с Банкиным всерьёз увлеклись делом Бокия-Барченко. Зина же всему этому предпочитала учебники по радиомеханике и волновой физике…
— Попробую я сделать небольшое резюме по нашему вопросу, — предложил Банкин через полтора месяца. — Вот слушай, командир! С чего те поиски на Кольском полуострове начались — дело сугубо десятое. Всякие теории о «Золотом Веке», цикличности обледенений-потеплений, всё это — только теории, обычная лирика. Перейдём к фактам, а именно, к имеющимся у нас фотографиям, на которых зафиксированы находки экспедиций тридцать четвёртого и тридцать шестого годов. Итак… — Он стал по одной бросать на стол небольшие по размерам чёрно-белые фотографии. — Многотонные, гладко обтёсанные прямоугольные камни на вершине сопки. Остатки древней дороги в тундре. Каменная «свеча» на пару тонн. Куб из базальта с длиной каждой грани — ровно в один метр. Волшебный Камень с Ориона. Ну и она — Чаша Святого Грааля. Каменный цилиндр-свечу и базальтовый куб пытались расколоть на части, но ничего у них не вышло. Волшебный Камень с Ориона — просто очень большой кристалл неизвестного металла. А Чаша Святого Грааля — это, судя по фотографии, просто очень большая чаша, предположительно — платиновая, в которую помещается литра три жидкости. Возможно, что она действительно обладает некоторыми необычными свойствами. Из записок Александра Барченко следует, что с её помощью он наблюдал за жизнью монахов какой-то странной обители, расположенной в горах Тибета. Цитирую дословно: «Налил в Чашу воды из родника, пристально смотрел на поверхность целый час, ничего не видел. От усталости заслезились глаза, слеза капнула прямо в Чашу. Тут же вода помутнела и словно бы закипела, потом по её поверхности пошли круги.… Когда поверхность жидкости опять стала абсолютно гладкой, я увидел, словно в зеркальном отображении, то, о чём мечтал на протяжении последних пяти лет: древний монастырь на склоне горбатой горы, молодые послушники в оранжевых одеждах совершают какой- то странный обряд, их движения удивительно плавны и грациозны…» Ну и так далее, ещё на добрые сорок пять страниц. Потом, как утверждает Барченко, и Глеб Бокий в Чаше тоже увидел то, о чём давно и страстно мечтал, а именно, наблюдал за интимной жизнью актрисы Любови Орловой. Так что можно предположить, что…
— Ладно, кончай разглагольствовать, — невежливо прервал его Ник. — Тоже мне нашёлся борец с лирикой! Давай по делу: как этого Синицу отыскать, куда сгинули три поисковые группы?
Гешка разложил на столе подробную географическую карту, взял в руки остро отточенный простой карандаш.
— Вот смотри, командир! Это — Сейдозеро, вот здесь на берегу и находится избушка этого Синицы. Озеро непростое, со всех сторон окружено высокими отвесными скалами, пройти к нему можно только по этому узкому горному ущелью. Идеальное место для западни! Если есть необходимость, то там можно не то, что три группы, а и все тридцать три уничтожить без шума и пыли! Предлагаю пойти в обход! Заказать специальную амуницию и приспособления для лазанья по скалам, подойти к Сейдозеру с противоположной от ущелья стороны и прямо по скалам спуститься вниз, к самой избушке Синицы!
Логика в предложении Банкина, безусловно, присутствовала. Ник тут же написал Бессонову подробную докладную записку.
У Сизого тоже наметился некоторый прогресс. После долгих размышлений они вместе с Айной наметили одного очень перспективного фигуранта.
— Зовут этого деятеля — Александр Фёдорович Аматов. Закадычный друг детства нашего Лейбы Давидовича, ещё по Херсонской губернии. Уехал из СССР в двадцатом году, но потом несколько раз, по личному разрешению Троцкого, приезжал в нашу страну. Особенно часто — в двадцать шестом и двадцать седьмом годах. Начиная с двадцать девятого года, встречается с Троцким достаточно регулярно, один раз в три месяца, что очень напоминает ежеквартальные отчёты. Предлагаю брать этого Аматова в оборот и трясти — как грушу высоченную. Нюхом чую, что вышли мы с Айной на правильный след! Живёт данный фигурант в Клагенфурте, есть в Австрии такой городишко задрипанный и занюханный…
И про эти Лёхины изыскания Ник написал очередную докладную записку.
Наступил март 1940 года, жизнь текла плавно, без существенных изменений, никаких кардинальных перемен в ней не намечалось: занятия с раннего утра до позднего вечера, совершенствование в знаниях различных иностранных языков, бесконечные тренинги, редкие выезды на пленэр…
За окнами тихо дремал тёплый весенний вечер, Ник крепко обнимал Зину за горячее плечо, всё ещё ощущая на своих губах сладкий медовый вкус её губ, и готовился погрузиться в призрачное забытьё сна…
Около забора резко затормозила одна машина, за ней вторая, третья.
Зина испуганно вскочила с постели, проворно подбежала к открытому окну.
— Никит! — позвала жалобно. — Там — чёрные «воронки»! Неужели это по наши души? За что?
Глава вторая
Странствий — новая заря, и куча добрых дел
У страха — глаза велики, напрасно Зина испугалась.
