Их встречал сам начальник местного отдела НКВД — худой высокий майор средних лет по фамилии Музыка, — в сопровождении десятка краснощёких и упитанных подчинённых.
— Здравствуйте, товарищи офицеры! — пробулькал тусклым фальцетом майор и уважительно покосился на заветные значки с профилем Вождя. — Получил радиограмму, телефонограмму и телетайпное сообщение относительно вашего прибытия. Добро пожаловать в славную Кандалакшу!
Отдав подчинённым необходимые распоряжения относительно вещей дорогих гостей, Музыка лично проводил Ника и Банкина до ведомственной гостиницы, проконтролировал лояльность администрации, после чего невзначай поинтересовался ближайшими планами.
— Нам надо срочно добраться до деревни Ловозеро. Желательно выехать туда уже завтра, — кратко ответил Ник.
— Это совершенно невозможно! — искренне расстроился майор, изобразив на своём лице вселенскую скорбь.
— Что вы сейчас сказали? Как это — невозможно? — тут же повысил голос Банкин, который за время путешествия в поезде основательно переспал и по этой причине пребывал в отвратительном настроении. — Это, милейший товарищ Музыка, революционным трибуналом попахивает, — добавил голосом товарища Ленина.
Майор стал белее тщательно накрахмаленной гостиничной простыни, схватился рукой за сердце, принялся раболепно оправдываться:
— Вы не так меня поняли, товарищи! Совсем неправильно! В соответствии с полученными инструкциями я уже всё запрошенное приготовил: почти новую полуторку, необходимый запас топлива, продовольствие, палатки, спальные мешки и всё прочее. Но вмешались погодные условия! На Крестовском перевале бушует метель, необходимо немного подождать, суток двое-трое…
Ник подмигнул Банкину, мол, всё нормально, охолони немного.
В своё время Ник последние два выпускных класса проучился в этих местах, в посёлке Полярные Зори, который лет так через тридцать будет построен в двадцати километрах к северу от этой Кандалакши, недалеко от Кольской АЭС, так что об этом Крестовском перевале он знал не понаслышке…
Даже в те времена перевал пользовался дурной славой.
Ранней весной и поздней осенью — место страшное, бились тогда там машины десятками за один раз. Внизу стоит плюсовая температура, на перевале — минус, пройдут осадки: сильный дождь или просто туман росой осядет, — вот коварная ловушка и готова. Идёт на перевал колонна гружёных лесовозов, держа приличную дистанцию между машинами. И вдруг передний выезжает на гололёд, но ничего — со скрипом, но проезжает. За ним и остальные лесовозы. Метров через двести гололёд превращается в голимый лёд: передний начинает вниз скатываться, под колёса второму, тому тоже деваться некуда — начинает сдавать вниз. Но сдают-то лесовозы назад не строго по прямой, косоротит их постоянно на скользком льду, разворачивает поперёк дороги. А тут с перевала спускается одинокая вахтовка, не затормозить ей на льду, вот и врезается со всей дури в развёрнутый лесовоз, — и покатились все вниз со страшной силой, огненная полоса километров за пятнадцать видна…
Зная об этой печальной особенности Крестовского перевала, Ник ругать майора не стал, наоборот, попросил вежливо, чтобы как-то успокоить и сгладить Гешкин «наезд»:
— Всё понятно, майор Музыка. Нет к вам никаких претензий и нареканий, успокойтесь. Лучше вот — прогуляйтесь вместе с нами, покажите, так сказать, местные достопримечательности…
Достопримечательностей в тогдашней Кандалакше было ровно две: морской порт, забитый до отказа всевозможными судами и судёнышками, и место впадения реки Нивы (прошу не путать с Невой!), в Белое море. Действительно очень красивое местечко — с точки зрения ландшафтной эстетики…
Поглазели в порту на неуклюжие сухогрузы, загружаемые какой-то местной рудой (то ли апатитовым концентратом, то ли еще чем аналогичным, Музыка и сам не знал толком), на непрезентабельные рыбацкие баркасы, выгружающие на берег холщёвые мешки и деревянные ящики с пикшей и камбалой.
Вдоль берега направились к устью означенной Нивы.
Здесь речные воды вливались в море с достаточно большой скоростью, создавая целые островки и архипелаги белой и розоватой пены, разносимые морскими течениями и ветрами во все стороны.
Над бурными струями реки, врывающимися в морскую стихию, кружили шумные стаи упитанных чаек, то там, то тут из воды выпрыгивали мелкие рыбёшки, по всей акватории губы сновали рыбацкие лодки всех фасонов и размеров.
— А селёдка беломорская уже подошла к берегу? — небрежно поинтересовался Ник, демонстрируя свою осведомлённость. Ему действительно раньше доводилось здесь ловить рыбу, «беломорку» — в том числе.
— Уже с неделю как подошла, — Музыка посмотрел на Ника с уважением. — Если хотите порыбачить, то милости просим. Вон, видите, у пирса лодка пришвартована: тёмно-зелёные борта с широкой белой полосой? Это моего тестя лодка, можете брать в любое время, как только надумаете. Я вас и снастями обеспечу, ватники выдам — чтобы не замёрзли на воде, сапоги резиновые, прочее…
На обратном пути дорогу им преградила длинная узкая колонна заключённых, одетых в серые неказистые робы. Худые измождённые лица, голодные страшные глаза, шаркающая походка. В колонне совсем не было молодых мужчин, в основном — женщины всех возрастов и явные старики.
— Шибче ногами двигайте, мухи сонные, шибче! — подгоняли зэков мордатые охранники, видя, что колонна задерживает важных офицеров.
— К северной окраине порта следуют, будут камни для нового мола засыпать в море, — равнодушно объяснил майор.
Вдруг над толпой взлетели вверх тонкие женские руки, и раздался знакомый звонкий голос с лёгким акцентом:
— Мистер Ник! Это я — Мэри Хадсон! Мистер Ник, помогите ради Бога! Помогите, умоляю!
— Прекратить разговоры! Вот я тебе сейчас дам, шалава порченная! — взревел дюжий охранник и полез к кричавшей женщине сквозь толпу, выставив автомат прикладом вперёд, явно намереваясь этим прикладом проучить провинившуюся.
— Отставить! — заорал Ник благим матом. Для верности выхватил из кобуры браунинг и пару раз выстрелил в воздух.
«И чего это нам опять браунинги вручили, а не советское табельное оружие? — подумалось некстати. — Хотя, надо признать, совсем неплохой пистолет. Даже сам Эраст Фандорин к этой марке с уважением относился…»
— Отставить — бить заключённых! — дисциплинированно сдублировал команду майор, после чего обратился к Нику: — Что-то случилось, товарищ капитан? Готов незамедлительно оказать действенную помощь!
Ник, под удивлённым взглядом Банкина, спрятал пистолет в кобуру и жёстко распорядился:
— Сейчас, майор, мы с вами пройдём в вашу контору, куда охранники через тридцать минут должны доставить ту девушку, что кричала. Если с её головы упадёт хоть один волос, я вам не завидую, майор. Совсем не завидую! Вам всё ясно?
В отделе Комиссариата Ник тут же по-хозяйски уселся за майорский стол.
— Музыка, срочно предоставьте мне дело этой заключённой, зовут её Мэри Хадсон. Думаю, что папка с данным делом должно храниться у вас где-то в специальном сейфе, ведь это — непростая заключённая, верно? Было ведь секретное предписание? Где-нибудь так в апреле-мае тридцать восьмого, ведь так?
— Так точно, — вяло доложил майор. — Тридцать первого апреля тридцать восьмого года пришло секретное распоряжение, а десятого мая и её, голубушку, доставили. Только вот я не знаю, распространяются ли ваши полномочия, товарищ капитан, на секретные документы… э-э… прошлых лет?
— Вы это что же, дорогой товарищ, сомневаетесь в полномочиях личной гвардии товарища Сталина? — голосом Иосифа Виссарионыча поинтересовался Банкин. — Как же так, товарищ Музыка? Чтобы вы знали, эти погоны нам в Смольном вручал лично товарищ Фриновский, Михаил Петрович, командарм первого ранга! А задание на эту командировку выдавал лично товарищ Берия! Лично — Лаврентий
