безнадежно одинокая. Но сегодня я знаю: никакие усилия не поставят меня на одну ступень с рядовым драконьим имиджем. Я уж лучше побуду без всякого имиджа. Это же реальные шрамы, не косметические. Это реальное одиночество, не напускное. И седина - моя, не мелированная.Да, мне нечего предложить тебе, мой дорогой. Ничего из арсенала красивой женщины, которую мужчины носят на руках. Ничего из набора умелой манипуляторши сердцами. Но я и не предлагать сюда явилась. Я пришла спрашивать.А сначала мы выпьем свой ночной кофе. Как ты любишь. Кому-то кофе милей всего на рассвете, кому-то днем, кому-то круглосуточно. А ты любишь кофе ночью, рядом с желтой свечой, в какой-нибудь старинной библиотеке и под что-нибудь трагическое. Помнишь, как мы слушали «Призрак оперы» точно в таком же клубе? И что это, кстати, за комната? Впрочем, неважно. Все равно она выдумана тобой. Завтра на ее месте появится что-нибудь другое.Я гляжу в спокойное темноглазое лицо и ищу хоть какие-то перемены. Не-а. Их нет, потому что ты - не человек.Драконы являются к людям в разном возрасте, выбирая кому что нравится. Есть тысячелетние дети, которые никогда не вырастают и вечно переходят из одних любящих рук в другие, выбирая себе приемных родителей, истосковавшихся по детскому смеху и кокетливым гримаскам. Есть подростки, кочующие из одной дурной компашки в другую, наслаждаясь бурей эмоций и иерархией волчьей стаи. Есть молодые люди, умело романирующие с пылкими девицами всех сословий или иронично внимающие тупым человеческим гениям. Есть задумчивые зрелые мужчины, занятые тем же - но под соусом многозначительного молчания.Женщин-драконов я не встречала. Ни одной. Я даже не уверена, что сама остаюсь женщиной, превращаясь в дракона.И вот теперь мы поговорим откровенно, на равных. Я ведь теперь новичок, не так ли? Новообращенная драконница - бестолковая и могучая, словно укушенная вампиром жертва, у которой зубки режутся? И значит, нужно мне обрести наставника, выудить у него зерцало премудрости, а потом уж убивать своих ближайших родственниц.Так что не тяни, любимый. Давай поговорим, как дракон с драконом.- А что ты хочешь узнать? - спрашивает он совершенно искренне. - Разве есть еще что-то?Я замираю. То есть как это «еще что-то»? Я пока только одно и поняла: при словах, что я сама, своими руками отдам Геркулеса Кордейре и пойду своим кромешным путем без всяких спутников, друзей, защитников и прочая, мне неожиданно стало очень больно. И от боли я превратилась в дракона. И больше с тех пор человеком не была. Вот до этой самой минуты. Дубине, видно, тоже стало очень больно, когда он увидел, кем я оборотилась, пальнул мне в задницу из базуки и вроде бы даже попал. Потом от боли, что он меня убил (и непременно убил бы! не будь я драконом с их сверхзвуковой скоростью полета!), бедный мой Дубина упал на прекрасные тисовые полы королевской опочивальни и забился в той же страшной судороге, что и я на злосчастном крылечке.Так мы оба стали драконами. Очень восприимчивыми и очень понятливыми существами.- Итак, мы ВСЕ драконы? - я склоняю голову к правому плечу. В юности у меня этой привычки не было. Она появилась, когда я научилась целиться и стрелять.Он кивает. Есть существа, наполняющие любой жест такой значительностью, что кроме жестов от них больше ничего и не требуется. Но я упорнее людей, мне мало красивых жестов.- Я? Дубина? Ты? - по кивку на каждое имя. Положительно. - Моя мать? Кордейра? - Отрицательно. - Почему?- Не тот сорт боли... - он пожимает плечами. Потом заботливо подливает мне кофе и подвигает ажурную серебряную вазочку с нашими любимыми солоноватыми галетами. Запах кофе и маслянистой галетной корочки сводит меня с ума. Но я нипочем не сойду. Я знаю, чего хочу. И своего добьюсь.- Объясняй!- Ты же отдавала свою жизнь за другого? - он все возится и возится с кофейником, как будто решил стать драконом-баристой, единственным в своем роде.- Когда? Кхха-а! - Кофе не в то горло попал. - Не было этого, точно помню. Я жертвую другими, когда намерена выжить. Всегда.- А на Патриарших?- Что на Патриарших? Я загрызла Трансаку, она же Безумная Карга. Жаль, что не до конца. - Гадкий вкус эктоплазмы больше не преследует меня. У дракона во рту... пардон, в пасти всегда стоит вкус пепла и золы. С точки зрения дракона, этакая приятная горчинка. Почти эспрессо.- А кто подумал: не найду жертвы - отдам себя? Действительно, подумал. Подумала. Из чистой, как слеза монашки, жертвенности. Мне Геркулес не очень-то полезен. От него пока одни проблемы: то его стрелой в бок ранят - а я потом болей; то ему Карга мозги запудрит - он меня Старому Хрену тепленькой на фазенду приволочет... А отдавать жалко. Что смерти, что Кордейре. Да, Кордейра!- Жертвенность - это ведь не все? - Да. Нет. Жертвенность - не все. - Морщится. Недоволен разночтениями человечьего языка. Красивую реплику ему испортили. Позер!- Надо сперва побывать в убийцах, не так ли? - скорее утверждение, чем вопрос.- Не просто побывать. Привыкнуть. - Он проводит пальцами над свечой, рисуясь и одновременно посмеиваясь над собой. - Зачем столько спрашивать? Разве не интересно самой все узнать?- Не-а. Не интересно. Хочу все знать от тебя. А сама буду только делать глупости. - Как ни странно, ему всегда нравилось, когда его подкалывают.- Ну хорошо. - Вздох и мхатовская пауза. - Одного набора стеклышек мало. Нужно, чтобы узор сошелся с образцом.Теперь поняла. Можно мучить людей, слегка жертвуя собой, как все тираны, - недоедать-недосыпать, отправляя толпы народу в могилу и на галеры. Можно стать киллером и спасателем в одном флаконе, выручать одних, гробить других, потом менять их местами, чтоб гонорар округлить. Но ни крыльев, ни огнемета в глотке не приобрести. Потому как требуется особое стечение обстоятельств. Тот, кому ненароком повезло, получит божий дар в виде летучести, огнементности и яйценоскости. Но придется оказаться в нужном месте, в нужное время и в нужном состоянии.Можно, можно иначе. Эксперимент на человеке, результат непредсказуем. Магия тщательно отмеренной боли и освященных веками проклятий - это и есть второй путь.- Магия - жестока и точна. Ты получаешь не то, что хотела, а то, что должна получить. - Обворожительный голос. Голос существа, состоящего из магии. Но меня ему не обворожить. Времена легковерия прошли. Настала эпоха жестокой точности. - Твоя мать уже ошиблась, решив, что «молодое» значит «слабое». Мы часто так ошибаемся. Чем мы старее, тем пренебрежительнее. И однажды это стоит нам жизни. - Она дорого заплатила за ошибку. - А вот за новые ошибки ей платить нечем. - Темный глаз быстро и насмешливо подмигивает. Спасибо, любимый. Я все поняла. Я буду осторожна с тем, кто знает, что делает. Я-то пока ни черта не знаю. Все эти годы я училась одинокому выживанию, да еще претворению живого в мертвое. И прогуливала другие важные занятия. Я самоуверенная невежда, древнее ты мое. Мне нельзя соваться в логово маман. Она меня с кашей съест. Как и было задумано. И убранный под викторианскую библиотеку интерьер пропадает. Вместе с ним, незабвенным. Что ж... Насущное сказано, главное не затронуто, былое исчерпано, грядущее туманно. Все так, как и должно быть. Оказывается, я стою на стене донжона, между зубцами, и любуюсь почти бескрайним видом. А внизу, едва заметный на фоне камня, меряет шагами барбакан Дубина. Глава 21. «Но ангел тает, он немецкий»...
Возвращение с удачно проведенного свидания - это как возвращение Золушки с бала, на котором она и обуви не теряла, и карета в тыкву не превратилась, и пешком ковылять не пришлось. Да, сказке еще далеко до хэппи-энда, и все-таки в душе растет и ширится ощущение: а жизнь налаживается! Хочется найти слушателя с большими ушами и в деталях описать все доставшиеся на твою долю знаки внимания.
К сожалению, найти достойного слушателя - задача не легче, чем влюбить в себя принца. У всех вокруг - своя жизнь и они хотят говорить про свое, а не про то, что вы ели, что танцевали и что обсуждали там, на великосветском пати. И приходится быстро-быстро переключаться со своей эйфории на чужие проблемы.
Вот и я немедленно переключаюсь, увидав во дворике смурного Герку с сигаретой в вяло опущенной руке.
Не думаю, что его выгнали из теткиного дома, чтоб атмосферу не портил. Сестры мои не курят, но и здорового образа жизни не исповедуют. Соньке просто курить нечего - уж очень здесь, в Европе, дрянные и дорогие сигареты. Кажется, что привычную продукцию знакомых фирм кто-то в рамках антитабачной кампании вскрывает и набивает сенной трухой пополам с мышиным пометом. Майка не курит, потому что сестрицына жизнь и без того стимуляторами полна - бодрости духа в ней под завязку, а в жилах ее течет чистая никотиновая кислота[50]. Организм Майи Робертовны не только пищу - он что угодно в энергию преобразует. Такому организму курить - только зря время терять. Но на нашу с Геркой дурную привычку никто не реагирует.
И все-таки он сидит здесь, в холодной вечерней мгле, а не на теплой кухне, не на
