Даже Лёху ждать не стали, выйдет — догонит…..
Глава третья
Истории, услышанные в таверне 'La Golondrina blanka[1]'
За массивным, сработанным из мореного дуба, щедро залитым прокисшим красным вином столом, икая и раскачиваясь из стороны в сторону, горько плакал старый одноухий гоблин. Он плакал об ушедшей навсегда молодости, о былой любви, затерявшейся где-то, об удачах, обернувшихся позором, о несбывшихся мечтах и вещих снах, оказавшихся обманом.
И словно вторя старику, сочувствуя и соглашаясь с ним, по трактирному залу летела, как будто сама по себе, словно живя собственной жизнью, старинная каталонская баллада:
Гоблин изредка всхлипывал и в такт песне стучал оловянной кружкой по столу, разбрызгивая пролитое вино во все стороны…..
Я отправился в ванную комнату и срочно сунул голову под струю холодной воды.
Дело в том, что я после третьей-четвертой рюмки горячительного начинаю воспринимать действительность в несколько иллюзорном, можно даже сказать — в совершенно романтическом виде.
В чем тут дело — загадка природы. Но последняя рюмка виски была именно четвертой.
Наспех стряхнув капельки воды с волос, я вернулся в обеденный зал.
Гоблин, как и ожидалось, был вовсе и не гоблин, а даже наоборот — представительный и солидный мужчина преклонных лет.
Естественно, господин этот вовсе не икал и из стороны в сторону не раскачивался, а сидел за столом чинно и благородно, зажав в руке фужер с белым сухим вином.
Что касается наличия или отсутствия ушей, то установить это прямо сейчас было крайне проблематично — из-за роскошной гривы седых волос, ниспадавшей на плечи сеньора.
А вот сам трактир, крепкий дубовый стол и каталонская баллада являлись непреложными реалиями.
Молоденькая мулатка, томно полу закрыв глаза, самозабвенно выводила:
На завтрак сегодня, как всегда собрались в 'La Golondrina blanka', славный такой трактирчик — pulperia — по-местному. Внутреннее убранство, может быть, европейским дизайнерским канонам и не соответствует, зато — кухня, какая!
И, сегодня — предложенные нам блюда — были выше всяческих похвал.
На закуску — рагу из виноградных улиток, крабового мяса и авокадо, основное блюдо — тушеная баранина, приготовленная в соусе из прокисших плодов хлебного дерева, на десерт — многочисленные и разнообразные тропические фрукты. И, конечно же — местное апельсиновое вино, пахучее и терпкое — в неограниченных количествах.
Сегодня за нашим столиком, кроме постоянной команды: меня, доктора Мюллера и фрау Мари (Фьорд, будучи замшелым мореманом, «Кошку» любимую покидать отказывался — наотрез), присутствовал и четвёртый персонаж. Гость — желанный и неожиданный одновременно. Звали его — 'Капитан Зорго'. Он и действительно — был капитаном шхуны 'Невеста ста ветров'. Шхуна эта — старое совсем корыто, не чета нашей «Кошке», но по волнам бегает ещё, катает туристов толстопузых — до островов и обратно.
Сам Зорго — мужчина за пятьдесят. Роста — ниже среднего, толст, широк и неповоротлив, одет в поношенный сюртук старинного фасона. Рыжая лопата-борода. На месте правого глаза — черная повязка, в левом ухе — массивная серебреная серьга, на боку — огромный тесак непонятного предназначения. Пират такой классический — одним словом.
Целый месяц мы безуспешно шатались по Сан-Анхелино и его окрестностям — искали следы Бернда, или, хотя бы людей, могущих правильное направление тех поисков указать.
И, все наши собеседники твердили одно, словно бы сговорились: 'Ищите Капитана Зорго. Только он сможет помочь. Он тогда с вашим Берндом в одном отряде состоял'. Стали Капитана искать — нет его ни где, как будто под землю провалился, или, что верней, прячется от нас.
Оказалось, что не прятался, а «присматривался» — что мы за люди, за тех ли — себя выдаём. Наконец, решился таки к нам подойти. Уже целый час сидит с нами за столиком, и, смущённо на Мари поглядывая, рассказывает, время от времени серебряную чарку с чёрным ромом — проглатывая, махом единым.
Вот и сейчас, Зорго, не торопясь, наполнил свою чарку ещё раз, выпил, крякнул, и заговорил — негромко и солидно, как и подобает бесстрашному морскому волку:
— Не любят у нас в Карибии те события вспоминать. Считается, что у нас сейчас Революция победила, и нынче — Демократия кругом. Только не так это совсем. Революция то эта — бархатная была: поняли ребята из Корпораций Транснациональных, что Хунта эта военная народ на восстания разнообразные провоцирует, а это, в свою очередь, Бизнесу Серьёзному — помеха, да и поменяли Режим. Косметический ремонт сделали, так сказать. По сути, для народа простого ничего не изменилось — та же бедность беспросветная, а по форме — всё пристойно: демократия, пусть и формально, место быть имеет. Вот так вот оно. И мнение усиленно в сознание масс вбивается усердно: Хунта — это очень плохо, но, и бунтовщики разные, за оружие берущиеся, также — очень плохо. Вот Парламент, Выборы — это правильно очень, хорошо. А то, что Депутаты все эти — Корпорациями с потрохами куплены, про это говорить не принято вовсе.
— Извините, Капитан, — мягко перебила Мари нашего нового знакомого, — Но, что же тогда, всё же, с Берндом произошло?
— Да, конечно, — Зорго опять стушевался под печальным взглядом огромных голубых глаз Мари, и покраснел — как мальчишка, — Меня тогда ранило серьёзно, потом — в плен попал, до этого 'бархатного водевиля' — в тюрьме просидел. Не успел я тогда Бернда предупредить — что к тому Индейскому Нагорью приближаться нельзя. Лет сорок тому назад там месторождение золота обнаружили, или чего другого ценного — не знаю, право. Через некоторое время какие-то американцы все те земли у Местных Властей то ли выкупили, то ли на них — Концессию оформили. Толком — никто не знает. Что характерно — Режимы у нас в Карибии меняются постоянно, но Индейское это Нагорье — табу для всех, никто, даже военные, не пытаются те давнишние договорённости пересмотреть. А американцев тех все так и называют — Хозяева…..
Вдруг, где-то рядом с входной дверью, раздался негромкий женский полу крик — полу вздох.
Я обернулся — около барной стойки обнаружилась прекрасная барышня — в длинном, отороченном
